Александр Ширвиндт. Прощай, АРТИСТ!
“Я глубоко пьющий и активно матерящийся русский интеллигент с еврейским паспортом и полунемецкими корнями. Матерюсь профессионально и обаятельно, пью профессионально и этнически точно, с женщинами умозрительно сексуален, с коллегами вяло соревновательно тщеславен. Но умиротворения нет… Времени, отпущенного на жизнь, оказалось мало…”
“Старость - это не когда забываешь, а когда забываешь, где записал, чтобы не забыть…”
“Что касается женщин, то наступает страшное возрастное время, когда с ними приходится дружить.Так как навыков нет, то работа эта трудная. Поневоле тянет на бесперспективное кокетство…”
“Все, что меня сегодня окружает, – все другое. Москва
Этюд Две глумливые вороны Не грустят- озорничают. Над рассерженной собакой Низко в воздухе летают. И кружатся, и хохочут, Беспредельничаю-чают. И слезинки бедной псинки Свысока не замечают. Мол, без рода ты, убогий. И диета- к диабету. И вся жизнь твоя-потёмки. Да и крыльев даже нету! Он на улице Уральской Мне уткнулся мордой в ногу Растерялся, разрыдался, Верил, что нашёл подмогу. «Ты большой такой, солидный! Прогони, прошу я слёзно! Не такой я. Только, знаешь, Это просто невозможно!» Я погладил по мордашке. Он, гляжу, хвостом виляет. У меня нет крыльев тоже. Но, однако, я летаю!
Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.
Достать пролетку. За шесть гривен,
Чрез благовест, чрез клик колес,
Перенестись туда, где ливень
Еще шумней чернил и слез.
Где, как обугленные груши,
С деревьев тысячи грачей
Сорвутся в лужи и обрушат
Сухую грусть на дно очей.
Под ней проталины чернеют,
И ветер криками изрыт,
И чем случайней, тем вернее
Слагаются стихи навзрыд.
Борис Пастернак