Предыдущая публикация
«Быть знаменитым некрасиво…».
И всё же приятно, приобретя за 21 рубль газету в киоске, прочитать там большую статью о себе, любимом, да ещё с фотопортретом без ретуши. Глядишь, теперь начнут на улице узнавать! Да и недруги иззавидуюся (друзей, к сожалению, почти не осталось).
Для тех, у кого файл не открывается, привожу статью ниже.
Стихи Михаила Трубицына я начал читать в елецкой городской газете «Красное знамя» еще в первой половине восьмидесятых. Они печатались тут не часто, но выделялись среди опусов других самодеятельных поэтов Ельца своим ощутимым философским содержанием. Захотелось встретиться с их автором и посмотреть, что за личность такая обретается в нашем древнем городе, взрастившем некогда Ивана Бунина. Кто-то из знакомцев Трубицына подсказал: «Миша – наш, местный, учится в Московском институте железнодорожного транспорта, а до этого окончил у нас с красным дипломом техникум по такому же профилю!». Подумалось: железные дороги и стихи – одно с другим что-то не очень вяжется. Но сразу же одернул себя: поэзию во всем можно углядеть, лишь была бы к ней склонность да данный от бога дар.
Увы, увидеть Мишу в качестве железнодорожного строителя мне, как и всем ельчанам, не довелось: после института он был направлен в коллектив строительно-монтажного поезда в поселке Кульсары (ныне – город) Гурьевской области Казахстана, где работал около года мастером, пока не попал под сокращение (так вроде бы ему записали в трудовую книжку). Приехав в Елец в 1987-м, он, однако, не пошел устраиваться в местное отделение дороги по своей с таким трудом приобретенной специальности (в институте учился семь лет, дважды запрашивая академический отпуск по нездоровью). Вместо «железки» пришел с предложением своих услуг не куда-нибудь, а именно – в «Красное знамя», где ранее, учась в институте, печатал свои стихи, а также заметки о разных фестивалях и конкурсах, проводившихся в Москве. В его материалах, написанных очень грамотно (в русском языке он так преуспел в школе и техникуме, что смог подрабатывать корректором в газете «Московская правда» во время своих академических отпусков), редакция «КЗ» увидела задатки газетчика. В результате ему предложили должность корреспондента в отделе промышленности и транспорта, вроде бы наиболее подходящем ему по его основной специальности.
Именно в этом качестве я впервые увидел Михаила (не помню уж, кто представил его мне), как-то зайдя в редакцию по своим делам. Он сидел за столом над неоконченной рукописью в длинном и узком, как гроб, кабинете и с аппетитом уплетал сырую морковку. Его старшая коллега, ветеран советской печати, занимавшая соседний стол, смотрела на это с нескрываемым отвращением. «Представляешь, - прошептала она, отозвав меня в коридор, - целыми днями жует что-нибудь овощное! Ну, прям, грызун какой-то! Будь моя воля – застрелила бы, не задумываясь, и не пожалела потом!». Откровение газетной волчицы не волчицы, но дворняжки точно, позабавило: ну надо же было Михаилу так настроить ее против себя, чтобы захотеть застрелить! И чем настроить? Обычным вегетарианством (точнее, по его словам, склонностью к рациональному питанию)? Или почти полным неприятием спиртного, о чем, фыркая от негодования, сообщила она же. Понятно: непьющий репортер – такая же невидаль (древнейшая профессия обязывает, да еще в эпоху, когда за спиртным в магазины выстраивались длиннющие очереди), как балерина-тяжеловес. Но не отстреливать же за это?! Нет, подумалось, тут что-то другое!
Секрет Полишинеля недолго оставался таковым. Выяснилось: единственный беспартийный сотрудник редакции (это в органе-то горкома КПСС!) Михаил Трубицын оказался вдобавок ко всему вольнодумцем. Ну да, времена были перестроечные, горбачевские, когда многое из ранее запретного дозволялось. Но не в такой ведь степени, чтобы бросать тень на славное имя идеологических работников, каковыми тогда считались журналисты партийных изданий, и на всё столь же святое и казавшееся незыблемым!
Трубицын же критический взгляд на некоторые тогдашние реалии себе позволял, ратуя за оздоровление общественных отношений. Про случай в Кульсарах, где Михаила сократили не из-за ненужности его должности, а из-за излишней, как там полагали, активности (оказался в числе тех, кто, с восторгом приняв горбачевские новшества, предложил не назначать начальника поезда, а выбирать большинством голосов работников), в Ельце тогда ещё не были осведомлены, но подобный местный факт был на виду. А именно: он стал одним из основателей и сопредседателем городской ассоциации избирателей, где кучковались самые активные сторонники преобразований действующего режима, а возможно, и его замены. Ближайшую цель свою они особенно не скрывали, собираясь провести в городской Совет не удобных и покорных партии людей, а тех, кто был настроен на радикальные перемены. И пусть редакция не причисляла себя к бастионам надоевшего большинству режима, столь эпатажный сотрудник ей не очень-то подходил.
К тому же писание заметок и репортажей о деятельности местных промышленных и транспортных предприятий Михаил, не трудоголик, хотя и не бездельник, считал не самым важным делом в своей жизни, предпочитая то, что давно и властно занимало его целиком, - поэзию, в которой начал упражняться еще со школы и техникума. Причем стихи свои, как правило, посвящал не красотам природы, патриотическим чувствам и любви к родителям, в чём обычно упражняются начинающие стихотворцы, а вселенским и восточным мотивам, выношенным в результате постоянного, чуть ли не запойного чтения исторической и тайноведческой литературы – как художественной, так и документальной. Эта окраска его стихов, кого-то привлекавшая (о моем интересе к ним я говорил выше), у тогдашних ответственных лиц и многих коллег вызывала недоумение и даже раздражение: «Возносится больно! Писал бы, как все: без заморочек!». Конечно, будь Миша не сотрудником партийной газеты, а просто частным лицом, его стихи в особую вину ему бы не поставили, но тут тень сомнения в его пригодности в качестве штатного журналиста у редактората возникла. Словом, все закорючки в поведении привели Михаила к потере места в «Красном знамени».
К счастью, без куска хлеба Трубицын, обзаведшийся к тому времени женой Ниной – работницей одного из местных предприятий – не остался. На него как на человека, любящего старину и умеющего излагать свои наблюдения на бумаге, обратил внимание известный и влиятельный в городе краевед Виктор Петрович Горлов. По профессии строитель, в прошлом – второй секретарь горкома КПСС, а позже главный архитектор Ельца, управляющий трестом «Елецтяжстрой» – Горлов, как это ни удивительно (не зря считался белой вороной!), не чурался демократов и по возможности поддерживал их проекты. В общем, по его предложению Михаил был назначен ответственным секретарем городского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры и получил возможность бывать в разных уголках Ельца и участвовать в соответствующих его романтическому характеру политических тусовках.
А после того, как в стране произошли долгожданные перемены, Михаил по горло погрузился в деятельность региональных отделений демократических партий, в частности, Христианско-демократического союза и НТС. По разу баллотировался от них (неудачно, конечно) кандидатом в депутаты Госдумы. Дважды пытался попасть и в горсовет, но тоже ничего не получилось. Не шел по-крупному и заработок. Просто на жизнь и воспитание с женой сына Ильи подрабатывал тем, чем на Родине, быстро растерявшей большую часть своей промстройиндустрии и сельского хозяйства, промышляли многие – мелкой розничной торговлей. Смог даже в середине девяностых выпустить на заработанное свою первую и, как оказалось, пока единственную поэтическую книжку «От Ельчика до Брахмапутры». Она – карманного формата, в белой мягкой обложке, тонка и невзрачна на вид, но повесомее «томов многопудья» иных рифмоплетов.
Иногда открываю ее наугад и читаю, проникаясь печалью автора за попавшую в такую переделку страну, всерьёз гордившуюся достигнутым под призрачной «диктатурой пролетариата»:
Не поможет ни водка, ни йога.
Одряхлел «атакующий класс»…
Имя этой страны – Безнадёга.
Русь, зачем ты оставила нас?
Где заступники, где обереги?
Мы несем свой бессмысленный крест.
Над погостами – белые снеги,
да развалины строек окрест.
Обветшали победные стяги.
Наша совесть в свинцовом долгу.
Сколько было напрасной отваги,
братской крови на белом снегу!
Вот и красным пора в путь-дорогу –
в пыль анналов, на самое дно.
Маркс не явится вам на подмогу.
Уходя, допивайте вино!
Или вот такое стихотворение, созвучное настроению людей, достаточно поживших и многое испытавших:
Но прекрасней, чем молодость, зрелость.
Опостылело вдруг каратэ,
за «Кайрат» и «Кижи» отболелось,
отоснилась Доронина Т.
Отряхнув мишуру, выявляю
в море связей – единый закон,
и уже не вздохну с журавлями,
не взойду с рюкзаком на перрон.
Не сочту неразумно-случайным
ни венец, ни острог, ни склероз,
созерцая с привычной печалью
перфокарту восторгов и слез…
Нет на свете ни тайны, ни чуда.
Лишь друзья и враги – до конца.
Есть за что умереть. А покуда –
выше стяги, моя крепостца!
Закончились суматошные и, казалось, беспросветные девяностые, и
Михаил снова потребовался в качестве газетчика. Но теперь уже не в оставшемся государственным и даже сохранившем свое советское название (формально, но все же!) «Красном знамени», а в частной «Елецкой газете». Её издавал и редактировал неоднозначный Николай Соколов, критиковавший (а порой и хваливший!) по своему настроению как коммунистов, так и демократов и выступавший практически в качестве некой третьей силы. Удивлялся не раз: как мог находить с ним общий язык Миша Трубицын, склонный к вольнодумству и неожиданным поступкам, но совсем не похожий на конъюнктурного Соколова. Поди ж ты, находил, пока не остался за него на пару недель в качестве главного редактора. Тогда он ухитрился опубликовать (поэтическая же натура!) на первой полосе, где Соколов обычно водружал трудно читаемые политические «простыни», фривольный материал о проститутках, бывших тогда героями популярных песен, и другие столь же яркие заметки, которые интерес к газете повысили, но ссору между ним и Николаем вызвали. Мише, в довесок пережившему семейный разрыв, снова пришлось пуститься на поиски работы. Но уже не в растерявшем три четверти своей промышленности и обезлюдевшем Ельце.
Где только за пятнадцать лет после этого Михаил не побывал, как он говорит, в поисках счастья и душевного равновесия, а также всего необычного, чудесного, запредельного, что тянуло к скитаниям! Останавливался порой на день-два, а иногда на месяцы и даже годы в Питере и Москве, Сочи и Геленджике, Новороссийске и Краснодаре и во многих других больших и малых городах. В каких только профессиях себя не испытал: матроса-спасателя, санитара, охранника, сборщика мебели, консьержа, каменщика и т. д. и т. п. К политике, так увлекавшей в молодости, полностью не охладел, при случае общаясь с представителями партий и движений разной направленности, но заниматься ею всерьез уже не тянуло. Зато, как подобает настоящему поэту, представительниц прекрасного пола охотно одаривал своим вниманием!..
Что еще входило в круг его интересов? «Прочитал Камасутру и Веды, Агни-йогу, Коран и Талмуд», посещал храмы и монастыри, центры йоги и буддизма. Стал президентом созданных странноватым, по мнению обывателей, воронежцем Вадимом Булатовым карликовых, на десяток-другой членов, ЛАВРа – литературной ассоциации «Вторая реальность», вице-президентом МАРЛа – Международной ассоциации русскоязычных литераторов, участником скольких-то творческих клубов и объединений – всех не перечислить, одинаковых в своей практической мифичности. Вступил в 2007-м, ни дня не прослужив в армии, в Союз писателей «Воинское содружество» и пять лет был зампредседателя его елецкой ячейки, пока не был исключен из неё по какому-то формальному поводу. Обо всем этом нельзя говорить без некоторой иронии. Но есть в его арсенале и достойно-осязаемое: десятки очень и очень приличных стихов в ряде интернет-ресурсов и печатных СМИ.
При этом – представьте себе – приехав в 2019-м в Елец, похоронив мать, порадовавшись за сына Илью, женившегося и осевшего в Москве, он выглядит в свои 62 далеко не стариком. Готов, как сам признаётся, к дальнейшим странствиям, поддержке перспективных демократических движений типа платошкинского «Нового социализма», поискам любви, способной еще ярче зажечь его талант и придать сил для завершения и издания большой поэтической книги «Трублю в заветный рог», существующей пока в неполной электронной версии.
Читайте из нее эти прекрасные стихи:
БОРИС И ГЛЕБ
Звездопад: метеоров полнеба.
Оттиск звезд на цветных куполах.
Храм во имя Бориса и Глеба,
пребывающих в дальних мирах…
Ничего не успев, пали вместе
Не в степи – посредине Руси.
Не нарушили княжеской части.
Справедливейший, их воскреси
достучаться мечами до Риги,
доскакать до царьградских ворот,
прочитать все мудреные книги,
просветить неумытый народ.
С новой силой сердца им пронижет
колоколен высокая стать.
Но не станут созвездия ближе,
и до неба с земли не достать!
ЖЕНЩИНАМ
Мы не с разных планет, но – другие.
Холм и облако, шепот и крик…
Я люблю вас, мои дорогие,
и учу, как китайский язык.
Пусть порой уязвляет жестоко
жар, который касался сердец
Соломона, Ромео и Блока
и Высоцкого гнал под венец!
Не сбегу в монастырь на Афоне
поклоняться бесполым богам,
но за ваши глаза и ладони
и свободу, и душу отдам!
Сочиню эпопею про Трою,
обезумев, порву струны лир.
Как старатель – алмазы, открою
пониманье, согласье и мир.
Не направо пойду, не налево,
только прямо – и встречу мечту:
ваши мысли, мои королевы,
как открытую книгу прочту!
Алексей КОЛЯДОВ,
член Союза российских писателей.
Следующая публикация
Комментарии 10