Запах счастья
Маруся припарковала машину. Еще один магазин и всё! Уже куплены фрукты, шампанское, конфеты. Осталось выбрать подарок бабушке. А с этим, как раз, никаких проблем: бабуля обожает книги.
По вечерам, когда в окна, разрисованные морозными узорами, заглядывает Луна, все дела уже переделаны, а в камине, догорая, потрескивают дрова, бабушка не к телевизору спешит, а к уютному старинному креслу. В кресле - тёплый меховой плед, очки и очередная книга: всё, что нужно для счастья зимним вечером.
Видеть, как бабуля встречает новый томик - это тоже большое удовольствие. Сначала тщательно вымоет руки любимым "Земляничным" мылом, потом погладит обложку, полистает хрусткие страницы, вдохн
Мария Федоровна сидела на лавочке, залитой солнцем, и наслаждалась первыми теплыми деньками.
Ну, вот и пришла весна. Только одному Богу было известно, как Мария Федоровна пережила эту зиму. Печка в ее стареньком домике нещадно дымила, а худая крыша выпускала все то тепло, которое удавалось произвести печке.
"Еще одну зиму мне не пережить!" - подумала Мария Федоровна и с облегчением вздохнула. Она не боялась смерти. Наоборот, ждала ее как избавления. "Похоронные" давно были накоплены. Наряд сшит, а в сарайке стоял добротный гроб, сделанный Митричем, и им же заботливо обит красным ситцем.
Ничего не держало Марию Федоровну на этом свете.
Когда-то у нее была большая семья - муж, Федор И
В классе Петьку Мошкина не любили. Он был второгодником – длинным, неуклюжим и к тому же тюфяком: не мог постоять за себя. Он сидел на последней парте всегда с отсутствующим видом. И только на географии оживлялся – получал пятёрки. Учителя его тянули, как могли, старались дать ему закончить хотя бы 8 классов, а там – в ПТУ и с плеч долой.
А мальчишки издевались над ним: то кукарекают, обзывая петухом, то фамилию исковеркают, называя Гармошкиным, то пакость подстроят. Хоть Мошкин был сильней физически, но сдачи не давал. Может, потому, что знал свою силу и боялся причинить вред. Сам он был из многодетной семьи, самым старшим из детей, и перед школой отводил младших в детский сад. А в столов
У Егора Прохорова умерла жена. Так и не оправилась от последних родов. Тут бы горевать и горевать, да пятеро ребят осталось. Старшему, Николке, девять. Илюшке – семь. Близнецам Саньке и Лёшке по четыре. И младшей только три месяца, Алёнке, доченьке долгожданной… Некогда горевать, когда дети есть просят. А уложит всех, полночи сидит в кухне, курит ...
Поначалу Егор сам, как мог, крутился. Ну, свояченица приезжала, помогла чуток. Родных-то у них больше и не было. Хотела забрать Саньку с Лёшкой, мол, тебе полегче будет. Потом из опеки какой-то что ли, приходили двое. Предлагали всех детей в интернат отдать.
Никого никому Егор отдавать не собирался. Как это – родных детей кому-то отдать? К
Первый муж, за которого выдали когда-то Евфросинью, смешливую и задорную девку, Никон Оседкин — пропал в тайге на третьем году после свадьбы. Осталась от Никона память — дочь Анна, рослая да пышнотелая, в мать.
Второго — ухаря и гуляку Василия — присушила Евфросинья не могучим своим телом, а тем добром, что сумела нажить.
Вдовый, серьезный, пожилой плотник Семен Кулагин стал третьим. Добрую пятистенку срубил он на пасеке, рядом со старой Евфросииьиной халупой. В халупе были поселены куры и поросенок. Но, жадный не по годам на работу, надорвался Семен Петрович, ворочая в одиночку тяжелые бревна. А Евфросинья выла, обижаясь на вечное свое вдовство.
В утешение остался Евфросинье дом, п