Антонина Мухаева(Ферле)

— Мама, а правда, что ты нашла меня в мусорке? — голубые глаза четырёхлетнего Миши смотрели прямо, без тени смущения или обиды, с той детской непосредственностью, которая способна вывернуть душу наизнанку даже в самый обычный вторник. Я замерла с недомытой тарелкой в руках. Кухонное полотенце выпало из моих пальцев, оставляя на полу мокрое пятно. Мыльная вода стекала по запястьям, но я этого не замечала. — Кто... кто тебе такое сказал, малыш? — мой голос предательски дрогнул, хотя я готовилась к этому разговору почти четыре года. — Бабка Зина из соседнего подъезда. Она сказала, что я подкидыш-мусорник, и что ты мне не настоящая мама, — Миша говорил спокойно, будто спрашивал, почему небо голубое. — Так это правда? Я медленно опустилась на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне. Сердце колотилось как сумасшедшее. Что отвечать? Сказать правду ребёнку, который ещё верит в Деда Мороза? Или солгать, отложив неизбежное на потом? А если эта мегера из подъезда расскажет что-то ещё? Про

Ольга вместе с мамой и братом эмигрировала в Германию в 1996 году из Омска. Семья тогда бежала от нищеты: на столе был только хлеб, а старый дом, в котором они жили, разваливался. Его эмигранты продали по цене золотой цепочки. В Германию на тот момент переехали многие их родственники, искать счастья на чужбине отправилась и Ольгина семья. Они обосновались в маленьком немецком городе Варендорфе, что примерно в 200 километрах от Бонна. Власти им действительно дали всё, что обещали по программе поддержки переселенцев, — квартиру в аренду и социальные пособия, на которые можно вполне безбедно жить. Русские немцы тогда переезжали на историческую родину целыми группами, селились вместе улицами и жили обособленной общиной. Редко кто женился или выходил замуж за коренных жителей, нечасто они были по-настоящему гостеприимными к тем, кто покинул Россию. — Отношение к нам стало понятно, когда ещё оформляли документы. Я помню, как в учреждении с нами надменно разговаривала одна полячка. Она расска