Татьяна Ушанова

31 декабря пахло мандаринами и выгоревшими нервами. Не праздником — именно нервами. Мы ехали по трассе к его родителям: традиционный “семейный Новый год”, когда мама Саши будет жалеть, что сын женился не на той, а я буду делать вид, что не слышу её вздохов. В багажнике — салаты, торт, дети в пакетах с “Пятёрочки” (майонез, колбаса, горошек), в бардачке — бутылка шампанского “на куранты”. Снег валил стеной. Дворники чесали по стеклу, как будто пытались стереть весь этот год целиком. Саша держал руль двумя руками, но мысли были явно не о дороге. — Ты хотя бы притормози, — попросила я. — Лёд же. — Не учи, — отрезал он. — Я по этой трассе с девятнадцати лет гоняю. Я замолчала. Я уже знала: если он сжимает руль так, что белеют костяшки пальцев, спорить бесполезно. Ему сейчас больше страшно, чем злостно, просто страх у него всегда превращался в раздражение. Сбоку мелькали придорожные кафе, редкие заправки, чёрные кусты, укутанные снегом. У трассы свой запах — мокрый асфальт, бензин, холодный

Каждую субботу на платформе меня встречал чужой пёс - худой, с умными глазами, словно высматривал кого-то в толпе дачников. Когда соседка рассказала его историю, я поняла: мы с этой дворнягой ждём одного и того же - чтобы нас не бросили снова. рыжая Субботнее ожидание у платформы Рыжая! Иди сюда, девочка! Я протянула руку, но собака снова отпрыгнула в сторону. Она смотрела на меня настороженно, но без агрессии. Просто держала дистанцию. Ну что, всё как обычно – наша привычная субботняя встреча. Утро, Сосновка, электричка притормаживает у перрона. А у самого края платформы уже ждёт рыжий пёс — такой дворовый, но с характером. Он, как по расписанию, выглядывает каждого, кто сходит с вагонов. Только заметит мужчину в тёмной куртке – хвост сразу в сторону и начинает вилять, будто ждёт кого-то важного… Но вот проходит секунда, и, видно, не тот: пёс понуро опускает нос, снова разочарован. Я заметила её ещё в первый приезд, три месяца назад. Тогда только начала обустраивать дачу. После ра

Галина Петровна проснулась в пять утра, хотя будильник был заведен на семь. Сон улетучился сразу, как только она открыла глаза. Сегодня — особенный день. Сегодня к ней придет Игорь. И приведет жену. Она еще месяц назад узнала, что сын женился. Узнала случайно, из телефонного разговора: Игорь обронил фразу про «мою жену Лену», а затем быстро перевел тему. Галина тогда не стала расспрашивать — мало ли, может, хотел сюрприз устроить? А может, решил сначала пожить, притереться, а потом уже маму знакомить. Она не из тех свекровей, что лезут в каждую щель и требуют отчета. Ей казалось, что главное — дать детям свободу, а они сами придут, когда будут готовы.​ И вот звонок вчера вечером: «Мам, завтра заедем. Познакомлю тебя с женой». Голос был сухим, деловым, но Галина все равно расплылась в улыбке. Наконец-то! Наконец-то в дом войдет новая жизнь, новая дочь. Она всегда хотела дочку, но так и не сложилось. Зато теперь судьба дарит ей невестку. Пусть поздно, пусть не так, как мечталось, но все

— Где Бим? Это был первый вопрос, который я задала, переступив порог квартиры. На руках у меня сопел сверток. Мой сын, Артемка. Мы выписались из роддома. Я мечтала об этом моменте девять месяцев. Как я войду. Как Бим, мой золотистый лабрадор, мой старичок, выйдет встречать. Как он будет осторожно нюхать сверток, виляя хвостом. Как лизнет меня в руку своим теплым шершавым языком. Бим был со мной двенадцать лет. Он был не просто собакой. Он был другом. Братом. Психологом. Он был рядом, когда меня бросил первый парень. Он был рядом, когда я ломала ногу. Он лежал головой на моем животе всю беременность, слушая, как толкается малыш. И вот — я дома. Тишина. Ни стука когтей по ламинату. Ни радостного "вуф". Ни тяжелого дыхания. — Где Бим? — повторила я, чувствуя, как холод сковывает сердце. Саша, мой муж, отвел глаза. Он ставил сумки в коридоре. Суетился. — Лен, ну ты раздевайся... Проходи... Устала же... Из кухни вышла свекровь, Ольга Петровна. Она переехала к нам на время моих родов, чтобы

Вера Петровна всегда говорила: «Лишь бы у детей всё было хорошо». Эта фраза была её молитвой, её щитом и её оправданием. Вместе с мужем, Иваном Сергеевичем, они положили жизнь на алтарь родительства. Работали на местном заводе — он в литейном, она в отделе технического контроля. Звёзд с неба не хватали, но в доме всегда пахло пирогами, а у Витеньки и Катюши были самые новые портфели в классе. — Ваня, посмотри, куртка у Вити совсем обносилась, — шептала Вера ночью, пересчитывая мятые купюры из жестяной банки. — Ничего, Вер, купим. Я сверхурочные возьму, — отвечал Иван, потирая ноющую поясницу. — Себе ботинки потом справлю, эти ещё сезон отходят. Дети росли. Витя — серьёзный, целеустремленный, весь в отца. Катя — лёгкая, смешливая, папина любимица. Родители гордились: выучили, подняли, в люди вывели. Сын стал инженером в большом городе, дочь — бухгалтером в областном центре. У обоих семьи, дети, ипотеки, машины. Жизнь удалась. Только вот в родительском доме стало слишком тихо. Когда Ив