Когда мы были песнями и снами, стихами, а потом уже людьми, то на площадке, по соседству с нами, снимал квартиру старый добрый Мир. Носил сюртук, подмигивал хитро нам, беседовал с ворчливым пауком. Пах клевером, и солнечным перроном, и книгами, и пыльным чердаком. Держал бутылку с крепким алкоголем для праздника. В дискуссии не лез. За нашим домом расстилалось поле, за полем сразу начинался лес. Точней, леса. Там прыгали синицы. Мы думали, пока не припекло, что ничего не может измениться, какая глупость. Ничего смогло. Пошёл за хлебом Мир. Мы ждали долго. Наверно, угодил под колесо. Вернулись господа чужого толка, и, вскользь отметив красоту лесов, волшебников сочли за идиотов, хотя без них