Ирина Китаева

Она входила в кадр — и свет менялся. Даже старые лампы павильона, гудящие над съёмочной площадкой, будто начинали гореть ярче, когда появлялась она — Тамара Шакирова. Восточная красавица с глазами, в которых было больше силы, чем у многих мужчин на съёмочной площадке. В семидесятые её знали даже те, кто не знал её имени. Просто говорили: та самая из «Ленинградцы — дети мои», та, что похожа на Самохину. Хотя на самом деле всё было наоборот — Самохину потом сравнивали с ней. Ташкентская девочка, дочь узбека и украинской женщины, — в её семье говорили на трёх языках и понимали только одним способом: через любовь и труд. Отец, Халид Шакиров, молчаливый, гордый, с лицом, обожжённым солнцем; мать — энергичная, упрямая, с украинской прямотой. Тамара унаследовала всё сразу: от отца — смуглую кожу и терпение, от матери — упрямство и прямой взгляд. Она росла не как принцесса, а как ребёнок, который учился выживать в большом доме, где шестеро детей, один холодильник и вечный шум кастрюль. В четыр