Ирина Панфурина

Наконец, Аля услышала хруст гравия. Немного переваливаясь, по темному проулку шла пожилая женщина. Начало рассказа здесь – Здравствуйте! Вы – Ирина Павловна? – Ох! А чего это ... чего это Вы сегодня-то? Завтра ж, вроде говорили, приедете – двенадцатого... – Сегодня. Сегодня и есть двенадцатое. – Какое двенадцатое, если одиннадцатое! ... – женщина разводила руками, готова была спорить. Аля молчала. Что тут скажешь? Ну, не спорить же ... – Неужто двенадцатое? Ох! Ох! Как же это я... Комната была не готова. На постели, предназначенной квартирантке, валялась внучка с телефоном в руках. Хозяйка согнала ее, заохала – исправляла ситуацию, меняла белье. Аля махнула рукой, разрешила пол сегодня не мыть. Сейчас она хотела сполоснуться от дорожной пыли, выпить чаю и лечь в постель. Хозяйка, чувствуя за собой вину, предложила ужин. Но Аля лишь выпила чаю. Девочка оглядывала ее с любопытством. – А Вы чего тут? В музей Шолохова что ли? – Галька, не приставай! Видишь, человек с дороги. – Да нет, отве

Однажды Боря ел шоколадку, настоящую, да. Кусочек. С ним поделился Митька Селиванов, вкуснаааая... Отгрызал Боря мааахонький кусочек, шоколад прилипал к зубам, он его языком слизывал, вкуснотища. Сначала вообще лизал кусочек, потом начал тихонько грызть, передними зубами, ну очень вкусно, очень. После войны, в их посёлке было тихо, собственно, как и до войны. Просто мужиков, коих и так было немного, поубавилось. Не все вернулись, с той проклятущей. Папка Борин живой вернулся, да только, что ему в посёлке делать? Уехал в далёкий город, передавал оттуда денег сколько мог и жил в своё удовольствие, как говорила бабушка Устинья. Папка редко приезжал, даже Борька и не помнит уже, как папка и выглядит. На фотокарточку только глянет и понимает, что это папка его. А вот мамку совсем Борька не знал, совсем- совсем, нет у него мамки и никогда не было. Некого Боре мамкой называть не знает он, как это, когда мамка жалеет, когда спать укладывает, одеялом укрывает. Бабушка Устинья конечно, пытала