Мудрые цитаты Пётра Тодоровского:

УМ И ТАЛАНТ не всегда совмещаются в человеке. Есть хорошая пословица: «Чем глупее фермер, тем крупней картофель». Это часто бывает в искусстве.
ИСПЫТАНИЕ СЫТОСТЬЮ иногда труднее испытания бедностью.
МОИ АКТРИСЫ часто получали призы. Яковлева, Чурикова, Гурченко. Меня называют дамским мастером. Но это неправда.
ПИСАТЬ ОЧЕНЬ ХОРОШО с шести-семи утра. Встаешь, душ, завтрак и за стол. Компьютер я не признаю, у меня старая машинка, «Эрика». Люблю, как она стучит в тишине.
ЧЕМ ДРАМАТИЧНЕЙ СЪЕМКИ, тем лучше выходит фильм.
Я ЗНАЮ, что значит голод. В 1932-м я выбирал из веника пупырыщки, толок их с гнилой свеклой. Называлось это «матарженики».
МЕНЯ НОМИНИРОВАЛИ НА «ОСКАР», но к этой поездке я отнесся спокойно. Наши были в Афганистане. Аэрофлот выгнали из Америки. Так что я понимал... . И еще была проблема со смокингом. У меня никакого смокинга не было. На «Мосфильме» нашли какой-то из сукна толщиной в два пальца, подогнали. Жара 28 градусов. Все в легких смокингах. А я сижу в этой шинели. С бабочкой. Мне не до Оскара. Я оттуда выскочил как ошпаренный.
Я ПОМНЮ КОНЕЦ ОТТЕПЕЛИ. Никиту убрали. И стали опять закручивать гайки... То же самое и сейчас происходит, по-моему.
СЕРИАЛЫ — это животное, которое проглатывает актеров.
КОГДА ПЕРВЫЙ РАЗ ИДЕШЬ В АТАКУ, не боишься. Бежишь, как теленок. Но после ранения, когда надо еще раз встать из окопов, ты совсем другой человек.
Я ПРИКИПЕЛ К МУЗЫКЕ С САМОГО ДЕТСТВА. И до сих пор нахожусь в прикипевшем состоянии. За день я два-три раза подхожу к гитаре. Сижу, что-то бренькаю. Ищу решение.
У МЕНЯ БЫЛО НЕ ТАК МНОГО ЖЕНЩИН. Не могу похвалиться, что я был такой уж «ловеласенко».
Я БЫЛ КОМЕНДАНТОМ НЕМЕЦКОГО ГОРОДКА НА ЭЛЬБЕ. Мне дали задание: искать семьи видных нацистов, которые не успели перебежать к американцам. Нам донесли , что в городе спряталась племянница фельдмаршала Паулюса. Красивая, восемнадцатилетная девка. Мы устроили облаву, но она успела убежать через окно прямо в рожь, в поля. Но мы ее поймали. Я устроил ее официанткой в комендатуру, и на третий день мы стали с ней жить. Я хорошо ее помню, Ханнелору. Она была зенитчицей, хвалилась, что сбила американский самолет, рассказывала, что ребенком сидела на коленях у Гитлера. И отдалась в последнюю минуту какому-то немцу, солдату, в развалинах, чтобы не достаться русскому. А потом меня утром застал с ней в постели начальник политотдела корпуса полковник Долгополов. И ее увезли.
ЛЮДИ КРЕПКО ПЬЮЩИЕ проживают 63-64 года. И все.
Я ВСТРЕЧАЛ людей, нафаршированных знаниями. Но по жизни — дурак дураком.
ГОВОРЯТ, РЕЖИССЕР УМИРАЕТ В АКТЕРЕ. Так надо умереть в хорошем актере. А в плохом сколько не умирай...
СЕЙЧАС СЛОЖНО собрать хорошую съемочную группу. Все в позе. Всем нужна лучшая аппаратура. А я снял «Военно-полевой роман» на две ручных камеры, для хроникеров.
В МОЛОДОСТИ ЛЕГКО БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ.
ЕСТЬ ЛЮДИ, которые карабкаются, что-то пытаются доказать. А некоторые просто сидят и наблюдают, как вода течет в реке, как дерутся воробьи за корку хлеба. Надо находить для этого время. Которое не находило наше поколение. Только работать, работать, работать! Мне трудно представить себя неработающим.
Я ТЕХНИЧЕСКИ СОВЕРШЕННО НЕПРИСПОСОБЛЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК. Несмотря на то, что закончил операторский факультет. Нас учил Голдовский, отец Марины Голдовской, так он такие выводил формулы по светотехнике. Он весь в мелу, мы сидим, как дубари. Когда на экзамене кому-нибудь попадалась такая формула, он отворачивался и вставал у окна, а мы из-под стола доставали книги. А потом говорил: «Петя, вы уже переписали? Ну хорошо, давайте зачетку».
Я БЫЛ ОДНАЖДЫ В КАРЛОВЫХ ВАРАХ, в жюри. И понял, как там все происходит. Ты мне, я тебе.
Я СМОТРЮ ФУТБОЛ БЕЗ ЗВУКА. Я все понимаю. Зачем мне комментарии.
Я ДЕЛАЛ ОПЕРАЦИЮ НА СЕРДЦЕ в Мюнхене. На следующий день в моей двухместной палате открывается дверь, на пороге стоит высокий, симпатичный такой мужчина. Говорит мне: «НКВД? КГБ?». Выяснилось, что он 28 апреля 1945 года мальчиком попал в плен. И четыре года под Ижевском отмахал в тайге. Он мне как-то показывает: «Осколок русской мины у меня прошел вот тут». А я говорю: «А я — минометчик». И мы, как дураки, смеемся.
САМОЕ ВЕСЕЛОЕ ВРЕМЯ — год так 1965-й. Я жил тогда в Одессе. Помню, «Современник» был на гастролях. Кто-то позвонил, нас приглашают в какой-то дом, там будет «Современник». Пьянка была жуткая. Были и Олег (Ефремов) , и Женя (Евстигнеев) . Закуски никакой, одни арбузы. В два часа ночи приехала дежурная машина со студии и нам сообщили, что нашу комнату в общежитии обокрали. Мы приехали, а там уже милиционер с собакой. Унесли все. Мы в чем были, в том и остались. Но все уже были сильно выпившие. Олег бегал с собакой, искал следы, милиционер тоже был пьян. Достали снова где-то водку, вино, и во дворе ночью все продолжалось. А что обокрали... какая разница.
У МЕНЯ НЕ БЫЛО РЕЖИССЕРСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ. Одна интуиция. Я всегда держался на первом ощущении от сцены, на ее запахе.
Я ЛЮБЛЮ ЕЗДИТЬ НА МАШИНЕ. Раньше уезжал за город и гнал. Это была свобода. От семьи, от работы.
МНЕ НАДО РАССКАЗЫВАТЬ КОМУ-ТО СЦЕНАРИЙ, тогда он хорошо идет. А профессионал никогда ничего не рассказывает. Никогда.
ОДЕЖДА МЕНЯ НИКОГДА НЕ ВОЛНОВАЛА. Вот Марлен (Хуциев) — я был потрясен — может долго стоять, выбирать рубашку в полосочку. Он смотрит, что одна полоска идет не так. Линии не сходятся.. Я даже ему завидовал. Он мне говорил: «Петь, а почему ты без галстука?» А я: " А ты видел, чтобы Саша Володин ходил в галстуке?«. Я был потрясен, когда Ельцин вручал Володину Госпремию, кто-то его заставил надеть галстук. Я думаю, что когда он сел на место, он тут же его скомкал
В ВОЕННОМ УЧИЛИЩЕ МНЕ ДАЛИ ОБУВЬ 42-ГО РАЗМЕРА. А у меня 43-й. И целый день на морозе были занятия, закаляли, готовили к окопам. Пальцы большие были обморожены. До сих пор страдаю.
Я НИКОГДА НЕ СЧИТАЛ ДЕНЬГИ. И когда они посыпались после «Интердевочки», я не знал, что с ними делать. Я сам не мог даже догадаться, что на них можно купить дачу.
ВСЕ, ЧТО ВО МНЕ ЕСТЬ ХОРОШЕГО, ИДЕТ ОТ МАТЕРИ.
ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ — ЛЮБОВЬ.
КОГДА СТРОЯТ ДОМ, У НЕГО ЕСТЬ «НУЛЕВОЙ ЦИКЛ». Фундамент. Важно, чтобы у тебя был хороший «нулевой цикл», который закладывается в детстве. У меня не было хорошего.
Я МОГУ ПРЕОДОЛЕТЬ ВСЕ, чтобы снять то, что я хочу. И никто меня остановить не сможет. Я научился этому у Марлена Хуциева. Это тихий, интеллигентный, но железной воли человек, который, когда уже все падают в обморок, продолжает свое дело.
КОГДА МЫ СНИМАЛИ «ВЕСНУ НА ЗАРЕЧНОЙ», там есть сцена, где героиня должна была заплакать, а она не плакала и не плакала. Наконец, после обеда вернулись, а она не плачет. А по тем временам надо было точно сдать картину минуту в минуту, иначе студия лишалась премии. Операторы сидели, фокус был, свет стоял, а она сидела на чемодане и не могла заплакать. Тогда два режиссера отошли в сторонку, пошептались, подошел один из них и сзади со всего размаху врезал ей по щеке. Она свалилась с чемодана на пол и стала реветь как корова. Ей кричат: «Текст! Текст!». До нее еле дошло. Такие тоже разрешаются методы. Я этого не знал ничего.
ГЕРДТ БЫЛ МОЙ БЛИЖАЙШИЙ ДРУГ. Ближе никого не было. Он мне все замещал. Все. Потом я остался без этого. Мне подарил Бог Гердта, Володина, Марлена, конечно.
МОЖЕТ, Я НЕ БЫЛ БЫ РЕЖИССЕРОМ, если бы не мой друг Поженян. По тем временам, чтобы оператор получил постановку... Он полетел в Киев к министру, на коленях читал стихи, сочинил про этого министра поэму. И тот подписал.
ГРИША ВООБЩЕ — колоритная фигура. Я называл его «груда тел и суматоха явлений». Когда он учился в Литинституте, после очередной драки его вызвал ректор и сказал: «Чтоб вашей ноги тут не было». Он встал на руки и вышел из кабинета.
МАРЛЕН СЧИТАЕТ: «Черт с ним, что тогда была цензура жестокая. Но были какие-то правила игры. Какой-то порядок. Сейчас же просто делают, что хотят».
КАК-ТО МЫ С ЕВСТИГНЕЕВЫМ ПОЕХАЛИ ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ. В Кировоград, после фильма «Любимая женщина механика Гаврилова». Выступали три раза в день. Утром сеанс, днем и вечером. Директрисе кинотеатра он сказал: «Здесь за шторой всегда должен стоять коньяк». Он любил. У него, правда, и с собой всегда было.
Источник