ПИСЬМА к СТЕНЕ(дневники КОТа)

#администратор "Монологи о ......" На первый взгляд они кажутся разумными.Они строят сложные сооружения,часто во много этажей,с массой отделений,комнат и коридоров,они строят мосты и дороги.Они разделяют обязанности,у них есть охранники,рабочие,няньки,воспитатели,короли,королевы,вожди и предводители.Они запасают пищу впрок,они производят продукты,они заботятся о потомстве,они общаются с помощью звуков,жестов и мимики. Они пользуются орудиями труда,они умеют использовать и природные,и искусственные материалы. Они образуют семьи и большие сообщества,в которых они придерживаются определенных законов и норм,они умеют наказывать провинившихся,они умеют жалеть,помогать,любить,сердиться,они бывают агрессивными и добрыми,и ласковыми.Они кажутся разумными. Они не задают себе вопросов ЗАЧЕМ,ПОЧЕМУ я это делаю,они не умеют отойти от уже созданного алгоритма(схемы,плана) действий,они не задают себе вопросов, КАК это сделать иначе,КАК может быть выгоднее для меня лично,они не могут сойти с пути,который кто-то им предначертал,они делают ,"думают",живут так,как их научила природа,так ,как кем-то заложено в их большие и мизерные мозги. Они не могут идти против системы, раз и навсегда выработанной для них кем-то,они не уходят из сообществ ,они стремятся к ним. Текст к фильму о насекомых почти дословно,серия "Дикий разум" Обидно ? Если да,замечательно.

Так говорил Заратустра Об одиночестве Брат мой, ты хочешь уединения? Хочешь искать пути к самому себе? Помедли немного и выслушай меня. «Кто ищет, легко может потерять себя. Всякое уединение есть грех», — так говорит стадо. А ты долго принадлежал стаду. И голос его еще долго будет звучать в тебе. И если ты скажешь: «У меня уже не одна совесть с вами», — это будет жалобой и болью. Видишь, сама эта боль рождена в тебе общей совестью стада: последний отблеск этой совести вспыхивает еще на скорби твоей. Но ты хочешь идти путем скорби, потому что это путь к самому себе? Тогда покажи, что имеешь на это и право, и силу! Воплощаешь ли ты в себе это новое право и новую силу? Первое движение? Само собою катящееся колесо? Можешь ли ты заставить звезды вращаться вокруг тебя? О, как много тех, для кого высота — предмет вожделения! И тех, у кого вызывает она судороги честолюбия! Покажи, что ты не из этих сладострастников и честолюбцев! О, как много великих идей, чье действие, подобно кузнечным мехам: от них человек надувается и становится еще более пустым.☝ Ты называешь себя свободным? Я хочу слышать господствующую мысль твою, а не то, что ты избежал ярма. Из тех ли ты, кто имел право сбросить его? Есть и такие, что лишились последней ценности своей, отбросив покорность. Ты называешь себя свободным от чего-то? Какое мне дело до этого! Но взор твой должен поведать мне: ради чего ты свободен?☝ Можешь ли ты создать себе сам добро и зло? И утвердить над собой волю свою как закон? И быть самому себе — мстителем и судьей закона своего? Страшно‼ быть наедине с таким судьей и мстителем. Так брошена звезда в пустое пространство и в ледяное дыхание одиночества. Сегодня ты страдаешь еще от людского множества, ты, одинокий; пока еще с тобой все твое мужество и все твои надежды. Но однажды устанешь ты от одиночества, и согнется гордость твоя, и заскрежещет зубами мужество твое, и ты воскликнешь: «Я одинок!». Наступит время, и не увидишь ты больше высоты своей, а все твое низменное будет близко; возвышенное твое станет пугать тебя, словно призрак, и ты воскликнешь тогда: «Все — ложь!». Есть чувства, грозящие убить одинокого; если же это не удается им, то должны умереть они сами! Но сможешь ли ты стать убийцей? Брат мой, ведомо ли тебе уже слово «презрение»?⁉ А муки справедливости — быть справедливым с теми, кто презирает⁉ тебя, — знакомы тебе? Многих ты принуждаешь изменить мнение о себе: за это они жестоко ‼ ‼ отмстят.‼ Ведь ты приблизился к ним и все-таки прошел мимо‼ : этого они никогда тебе не простят.‼ Ты поднимаешься над ними: но чем выше восхождение, тем меньшим видит тебя око зависти. А больше всего ненавидят того, кто способен летать. «Как можете вы быть справедливы ко мне? Я выбираю вашу несправедливость как долю, мне предназначенную», — так должен говорить ты. Несправедливость и грязь бросают вослед одинокому: но если хочешь ты стать звездой, ты все равно должен светить им! Остерегайся добрых и праведных!‼ Они охотно распинают всякого, кто сам создал себе добродетель: они ненавидят одинокого. Берегись также святой простоты!‼ ‼ ‼ ‼ Все, что не просто, не свято для нее; и она охотно играет с огнем — с огнем костра. Остерегайся приступов любви своей! Слишком скоро протягивает одинокий руку первому встречному.‼ ‼ ‼ ‼ Иному ты должен подать не руку, а только лапу: и я хочу, чтобы у лапы твоей были когти. Но самый опасный враг, который может повстречаться тебе, — это ты: ты сам подстерегаешь себя в пещерах и лесах. Одинокий, ты на пути к самому себе! И на этом пути ты минуешь самого себя и пройдешь мимо семи своих искусителей! Ты будешь сам для себя еретиком, и колдуном, и прорицателем, и безумцем, и скептиком, и нечестивцем, и злодеем. Ты должен сжечь себя в своем собственном пламени: как иначе хотел бы ты обновиться, не обратившись сперва в пепел! Одинокий, ты идешь путем созидающего: создать Бога из тех семи искусителей жаждет воля твоя! Одинокий, ты идешь путем любящего: самого себя любишь ты и потому презираешь себя, как могут презирать только любящие. Творить хочет любящий, ибо велико презрение его! Что знает о любви тот, кто не презирал именно того, кого он любил? С любовью и жаждой созидания иди в уединение свое, брат мой; и только потом, хромая, поплетется за тобой справедливость. Унося с собой слезы мои, иди в свое уединение, брат мой. Я люблю того, кто стремится творить сверх себя и потому гибнет. Так говорил Заратустра.Ф.В.Ницше

За этот ад, За этот бред, Пошли мне сад На старость лет. На старость лет, На старость бед: Рабочих — лет, Горбатых — лет… На старость лет Собачьих — клад: Горячих лет — Прохладный сад… Для беглеца Мне сад пошли: Без ни-лица, Без ни-души! Сад: ни шажка! Сад: ни глазка! Сад: ни смешка! Сад: ни свистка! Без ни-ушка Мне сад пошли: Без ни-душка̀! Без ни-души! Скажи: довольно муки — на Сад — одинокий, как сама. (Но около и Сам не стань!) — Сад, одинокий, как ты Сам. Такой мне сад на старость лет… — Тот сад? А может быть — тот свет? — На старость лет моих пошли — На отпущение души. 1934 г. М.И.Цветаева

Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них всё самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься. Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, еще молодо; презирай их самым вежливым образом: это — средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоем в свет. Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать её в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем. Не проявляй услужливости и обуздывай сердечное расположение, если оно будет тобой овладевать; люди этого не понимают и охотно принимают за угодливость, ибо всегда рады судить о других по себе. Никогда не принимай одолжений. Одолжение чаще всего — предательство.— Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает. Я хотел бы предостеречь тебя от обольщений дружбы, но у меня не хватает решимости ожесточить тебе душу в пору наиболее сладких иллюзий. То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершенно бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны XVIII столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею. Никогда не забывай умышленной обиды,— будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление. Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения. Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и во всяком случае она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым. Правила, которые я тебе предлагаю, приобретены мною ценой горького опыта. Хорошо, если бы ты мог их усвоить, не будучи к тому вынужден. Они могут избавить тебя от дней тоски и бешенства. Когда-нибудь ты услышишь мою исповедь; она дорого будет стоить моему самолюбию, но меня это не остановит, если дело идет о счастии твоей жизни. Из письма Пушкина А.С.(который наше и "ваше все") брату. Источник: Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 10 т.

ПЕРВАЯ ЧАСТЬ НОЧЬ Тесная готическая комната со сводчатым потолком. Фауст без сна сидит в кресле за книгою на откидной подставке. Фауст Я богословьем овладел, Над философией корпел, Юриспруденцию долбил И медицину изучил. Однако я при этом всем Был и остался дураком. В магистрах, в докторах хожу И за нос десять лет вожу Учеников, как буквоед, Толкуя так и сяк предмет. Но знанья это дать не может, И этот вывод мне сердце гложет, Хотя я разумнее многих хватов, Врачей, попов и адвокатов, Их точно всех попутал леший, Я ж и пред чертом не опешу, — Но и себе я знаю цену, Не тешусь мыслию надменной, Что светоч я людского рода И вверен мир моему уходу. Не нажил чести и добра И не вкусил, чем жизнь остра. И пес с такой бы жизни взвыл! И к магии я обратился, Чтоб дух по зову мне явился И тайну бытия открыл. Чтоб я, невежда, без конца Не корчил больше мудреца, А понял бы, уединясь, Вселенной внутреннюю связь, Постиг все сущее в основе И не вдавался в суесловье. О месяц, ты меня привык Встречать среди бумаг и книг В ночных моих трудах, без сна В углу у этого окна. О, если б тут твой бледный лик В последний раз меня застиг! О, если бы ты с этих пор Встречал меня на высях гор, Где феи с эльфами в тумане Играют в прятки на поляне! Там, там росой у входа в грот Я б смыл учености налет! Но как? Назло своей хандре Еще я в этой конуре, Где доступ свету загражден Цветною росписью окон! Где запыленные тома Навалены до потолка; Где даже утром полутьма От черной гари ночника; Где собран в кучу скарб отцов. Таков твой мир! Твой отчий кров! И для тебя еще вопрос, Откуда в сердце этот страх? Как ты все это перенес И в заточенье не зачах, Когда насильственно, взамен Живых и богом данных сил, Себя средь этих мертвых стен Скелетами ты окружил? Встань и беги, не глядя вспять! А провожатым в этот путь Творенье Нострадама взять Таинственное не забудь. И ты прочтешь в движенье звезд, Что может в жизни проистечь. С твоей души спадет нарост, И ты услышишь духов речь. Их знаки, сколько ни грызи, Не пища для сухих умов. Но, духи, если вы вблизи, Ответьте мне на этот зов! (Открывает книгу и видит знак макрокосма.) Какой восторг и сил какой напор Во мне рождает это начертанье! Я оживаю, глядя на узор, И вновь бужу уснувшие желанья, Кто из богов придумал этот знак? Какое исцеленье от унынья Дает мне сочетанье этих линий! Расходится томивший душу мрак. Все проясняется, как на картине. И вот мне кажется, что сам я — бог И вижу, символ мира разбирая, Вселенную от края и до края. Теперь понятно, что мудрец изрек: «Мир духов рядом, дверь не на запоре, Но сам ты слеп, и все в тебе мертво. Умойся в утренней заре, как в море, Очнись, вот этот мир, войди в него». (Рассматривает внимательно изображение.) В каком порядке и согласье Идет в пространствах ход работ! Все, что находится в запасе В углах вселенной непочатых, То тысяча существ крылатых Поочередно подает Друг другу в золотых ушатах И вверх снует и вниз снует. Вот зрелище! Но горе мне: Лишь зрелище! С напрасным стоном, Природа, вновь я в стороне Перед твоим священным лоном! О, как мне руки протянуть К тебе, как пасть к тебе на грудь, Прильнуть к твоим ключам бездонным! (С досадою перевертывает страницу и видит знак земного духа.) Я больше этот знак люблю. Мне дух Земли родней, желанней. Благодаря его влиянью Я рвусь вперед, как во хмелю. Тогда, ручаюсь головой, Готов за всех отдать я душу И твердо знаю, что не струшу В свой час крушенья роковой. Клубятся облака, Луна зашла, Потух огонь светильни. Дым! Красный луч скользит Вкруг моего чела. А с потолка, Бросая в дрожь, Пахнуло жутью замогильной! Желанный дух, ты где-то здесь снуешь. Явись! Явись! Как сердце ноет! С какою силою дыханье захватило! Все помыслы мои с тобой слились! Явись! Явись! Явись! Пусть это жизни стоит! (Берет книгу и произносит таинственное заклинание. Вспыхивает красноватое пламя, в котором является дух.) Дух Кто звал меня? Фауст (отворачиваясь) Ужасный вид! Дух Заклял меня своим призывом Настойчивым, нетерпеливым, И вот… Фауст Твой лик меня страшит. Дух Молил меня к нему явиться, Услышать жаждал, увидать, Я сжалился, пришел и, глядь, В испуге вижу духовидца! Ну что ж, дерзай, сверхчеловек! Где чувств твоих и мыслей пламя? Что ж, возомнив сравняться с нами, Ты к помощи моей прибег? И это Фауст, который говорил Со мной, как равный, с превышеньем сил? Я здесь, и где твои замашки? По телу бегают мурашки. Ты в страхе вьешься, как червяк? Фауст Нет, дух, я от тебя лица не прячу. Кто б ни был ты, я, Фауст, не меньше значу. Дух Я в буре деяний, в житейских волнах, В огне, в воде, Всегда, везде, В извечной смене Смертей и рождений. Я — океан, И зыбь развитья, И ткацкий стан С волшебной нитью, Где, времени кинув сквозную канву, Живую одежду я тку божеству. Фауст О деятельный гений бытия, Прообраз мой! Дух О нет, с тобою схож Лишь дух, который сам ты познаешь, — Не я! (Исчезает.) Фауст (сокрушенно) Не ты? Так кто же? Я, образ и подобье божье, Я даже с ним, С ним, низшим, несравним! Раздается стук в дверь. Вот принесла нелегкая! В разгар Видений этих дивных — мой подручный! Всю прелесть чар рассеет этот скучный, Несносный, ограниченный школяр! Входит Вагнер в спальном колпаке и халате, с лампою в руке. Фауст с неудовольствием поворачивается к нему. Вагнер Простите, не из греческих трагедий Вы только что читали монолог? Осмелился зайти к вам, чтоб в беседе У вас взять декламации урок. Чтоб проповедник шел с успехом в гору, Пусть учится паренью у актера. Фауст Да, если проповедник сам актер, Как наблюдается с недавних пор. Вагнер Мы век проводим за трудами дома И только в праздник видим мир в очки. Как управлять нам паствой незнакомой, Когда мы от нее так далеки? Фауст Где нет нутра, там не поможешь потом. Цена таким усильям медный грош. Лишь проповеди искренним полетом Наставник в вере может быть хорош, А тот, кто мыслью беден и усидчив, Кропает понапрасну пересказ Заимствованных отовсюду фраз, Все дело выдержками ограничив. Он, может быть, создаст авторитет Среди детей и дурней недалеких, Но без души и помыслов высоких Живых путей от сердца к сердцу нет. Вагнер Но много значит дикция и слог, Я чувствую, еще я в этом плох. Фауст Учитесь честно достигать успеха И привлекать благодаря уму. А побрякушки, гулкие, как эхо, Подделка и не нужны никому. Когда всерьез владеет что-то вами, Не станете вы гнаться за словами, А рассужденья, полные прикрас, Чем обороты ярче и цветистей, Наводят скуку, как в осенний час Вой ветра, обрывающего листья. Вагнер Ах, господи, но жизнь-то недолга, А путь к познанью дальний. Страшно вчуже! И так уж ваш покорнейший слуга Пыхтит от рвенья, а не стало б хуже! Иной на то полжизни тратит, Чтоб до источников дойти, Глядишь, — его на полпути Удар от прилежанья хватит. Фауст Пергаменты не утоляют жажды. Ключ мудрости не на страницах книг. Кто к тайнам жизни рвется мыслью каждой, В своей душе находит их родник. Вагнер Однако есть ли что милей на свете Чем уноситься в дух былых столетий И умозаключать из их работ, Как далеко шагнули мы вперед? Фауст О да, конечно, до самой луны! Не трогайте далекой старины. Нам не сломить ее семи печатей. А то, что духом времени зовут, Есть дух профессоров и их понятий, Который эти господа некстати За истинную древность выдают. Как представляем мы порядок древний? Как рухлядью заваленный чулан, А некоторые еще плачевней, — Как кукольника старый балаган. По мненью некоторых, наши предки Не люди были, а марионетки. Вагнер Но мир! Но жизнь! Ведь человек дорос, Чтоб знать ответ на все свои загадки.

#администратор Захожу в раздел Темы ,кликаю Выбрать дату ,шлепаю наугад ... и читаю. И вам,присоединенным по собственной воле и желанию,того же. Админ

«Больница. Ночь. Враждебная среда… Все это не трагедия… К тому же и приговоры Страшного Суда тем легче для души моей, чем хуже ей было во плоти моей… Всегда, когда мне скверно, думаю, что ту же боль вынесу вторично без труда. Так мальчика прослеживают в муже… Лисички занесли меня сюда. А то, что с ними связано, снаружи. Они теперь мне снятся. А жена не снится мне. И правильно. Где тонко, там рвется. Эта мысль не лишена… Я сделал ей намерено ребенка. Я думал, что останется она. Хоть это — психология подонка. Но, видимо, добрался я до дна. Не знаю, как душа, а перепонка цела. Я слышу шелест полотна. Поет в зубах Бабанова гребенка… Я голос чей-то слышу в тишине. Но в нем с галлюцинациями слуха нет общего: давление на дне — давление безвредное для уха. И голос тот противоречит мне. Уверенно, настойчиво и глухо. Кому принадлежит он? Не жене. Не ангелам. Поскольку царство духа безмолвствует с женою наравне. Жаль, нет со мною старого треуха! Больничная аллея. Ночь. Сугроб. Гудит ольха, со звездами сражаясь. Из-за угла в еврейский телескоп глядит медбрат, в жида преображаясь. Сужается постель моя, как гроб. Хрусталик с ней сражается, сужаясь. И кровь шумит, как клюквенный сироп. И щиколотки стынут, обнажаясь. И делится мой разум, как микроб, в молчаньи безгранично размножаясь! Нас было двое. То есть к алтарю… Она ушла. Задетый за живое, теперь я вечно с кем-то говорю. Да, было двое. И осталось двое! Февраль идет на смену январю. Вот так, напоминая о конвое, алтарь, благодаря календарю, препятствует молчанью, каковое я тем уничтожаю, что творю в себе второе поле силовое. Она ушла. Я одержим собой. Собой? А не позвать ли Горчакова? Эй, Горчаков!.. Да нет, уже отбой. Да так ли это, впрочем, бестолково, когда одни уста наперебой поют двоих в отсутствии алькова? Я сам слежу за собственной губой. Их пополам притягивает слово. Я — круг в сеченьи. Стало быть, любой из нас двоих — магнитная подкова. Ночь. Губы на два голоса поют. Ты думаешь, не много ли мне чести? Но в этом есть особенный уют: пускай противоречие, но вместе. Они почти семейство создают в молчаньи. А тем более — в присесте. Возлюбленному верхняя приют. А нижняя относится к невесте. Но то, что на два делится, то тут разделится, бесспорно, и на двести. А все, что увеличилось вдвойне, приемлемо и больше не ничтожно. Проблему одиночества вполне решить за счет раздвоенности можно. Отчаянье раскачивает мне, как доску, душу надвое, как нож, но не я с ним остаюсь наедине. А если двоедушие безбожно, то не дрова нуждаются в огне, а греет то, что противоположно. Ты, Боже, если властен сразу двум, двум голосам внимать, притом бегущим из уст одних, и видеть в них не шум, а вид борьбы минувшего с грядущим, восхить к Себе мой кашляющий ум, микробы расселив его по кущам, и сумму дней и судорожных дум Ты раздели им жестом всемогущим. А мне оставь, как разность этих сумм, победу над молчаньем и удушьем. А ежели мне впрямь необходим здесь слушатель, то, Господи, не мешкай: пошли мне небожителя. Над ним ни болью не возвышусь, ни усмешкой, поскольку он для них неуязвим. По мне, коль оборачиваться решкой, то пусть не Горчаков, а херувим возносится над грязною ночлежкой и кружит над рыданьями и слежкой прямым благословением Твоим» "III. Горбунов в ночи" И.Бродский

"Меньше единицы"  Определенное преимущество тоталитаризма заключается в том, что он предлагает индивиду некую личную вертикальную иерархию с совестью во главе. Мы надзираем за тем, что происходит у нас внутри; так сказать, доносим нашей совести на наши инстинкты. А затем себя наказываем. Когда мы осознаем, что наказание несоразмерно свинству, обнаруженному в собственной душе, мы прибегаем к алкоголю и топим в нем мозги.

Великий инквизитор (отрывок 5) Нет заботы беспрерывнее и мучительнее для человека, как, оставшись свободным, сыскать поскорее того, пред кем преклониться. Но ищет человек преклониться пред тем, что уже бесспорно, столь бесспорно, чтобы все люди разом согласились на всеобщее пред ним преклонение. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков. Из-за всеобщего преклонения они истребляли друг друга мечом. Они созидали богов и взывали друг к другу: „Бросьте ваших богов и придите поклониться нашим, не то смерть вам и богам вашим!“ И так будет до скончания мира, даже и тогда, когда исчезнут в мире и боги: всё равно падут пред идолами. Ты знал, ты не мог не знать эту основную тайну природы человеческой, но ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось тебе, чтобы заставить всех преклониться пред тобою бесспорно, — знамя хлеба земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного. Взгляни же, что сделал ты далее. И всё опять во имя свободы! Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается. Но овладевает свободой людей лишь тот, кто успокоит их совесть. С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя — о, тогда он даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть. В этом ты был прав. Ибо тайна бытия человеческого не в том, чтобы только жить, а в том, для чего жить. Без твердого представления себе, для чего ему жить, человек не согласится жить и скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы. Это так, но что же вышло: вместо того чтоб овладеть свободой людей, ты увеличил им ее еще больше! Или ты забыл, что спокойствие и даже смерть человеку дороже свободного выбора в познании добра и зла? Нет ничего обольстительнее для человека, как свобода его совести, но нет ничего и мучительнее. И вот вместо твердых основ для успокоения совести человеческой раз навсегда — ты взял всё, что есть необычайного, гадательного и неопределенного, взял всё, что было не по силам людей, а потому поступил как бы и не любя их вовсе, — и это кто же: тот, который пришел отдать за них жизнь свою! Вместо того чтоб овладеть людскою свободой, ты умножил ее и обременил ее мучениями душевное царство человека вовеки. Ты возжелал свободной любви человека, чтобы свободно пошел он за тобою, прельщенный и плененный тобою. Вместо твердого древнего закона — свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве твой образ пред собою, — но неужели ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит даже и твой образ и твою правду, если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора? Они воскликнут наконец, что правда не в тебе, ибо невозможно было оставить их в смятении и мучении более, чем сделал ты, оставив им столько забот и неразрешимых задач. Таким образом, сам ты и положил основание к разрушению своего же царства и не вини никого в этом более. А между тем то ли предлагалось тебе? Есть три силы, единственные три силы на земле, могущие навеки победить и пленить совесть этих слабосильных бунтовщиков, для их счастия, — эти силы: чудо, тайна и авторитет.           Ф.Достоевский