Алексей Тузов

Глава 12. ПТК: Сперматозоид в адмиральских погонах и Жир Непобедимый
(напоминания для тех кто не вылез из трюма - речь идёт о событиях 1991 года. Всем кого волнуют идеи того что "такого на флоте никогда не было - к неврологу за противосклерозным клистиром)
Итак, на два месяца, в ожидании "покупателя" я завис в Чистилище Североморского Флотского распределителя.
В/Ч 31127. ПТК Северного флота. Звучит как номер на бирке в морге, и суть примерно та же. Это был Вселенский Флотский Отстойник, куда Великая Империя срыгивала призывников со всех своих необъятных окраин. География тут билась в падучей. Ребят из корабельного Николаева, где тепло и абрикосы, Родина зачем-то зашвырнула в стылый Кронштадт. Питерских, с их болотами, — в николаевские степи. А нас, семипалатинцев, детей ядерного полигона, судьба забросила в Северодвинск — видимо, чтобы мы не скучали по радиации. Логика отсутствовала, царила энтропия.
Здесь, в ожидании «покупателя», можно было зависнуть до второго пришествия. И чтобы личный состав не сошел с ума от тоски и не начал размышлять о смысле бытия (что для матроса губительно), после каждого утреннего развода нас бросали на амбразуру хозяйственных работ.
Наряд на Камбуз был билетом в преисподнюю. Камбуз ПТК — это не кухня. Это завод по переработке био-органики. Он кормил Орду. Эшелоны прибывали круглосуточно, и этот левиафан жрал продукты и исторгал кашу до полуночи. Но самым страшным кругом этого ада, девятым по Данте, была Посудомойка. Представьте себе ангар. Внутри — тропический туман из пара и мата. Вентиляции нет, она сдохла еще при Хрущеве. С потолка капает жирный конденсат. Мы стояли там — по пояс голые, в насквозь промокших штанах, в хлюпающих сапогах, — и вели неравный бой с люминием. Посуда была алюминиевая, мятая, битая жизнью. Еда, которую в ней подавали, жира не содержала в принципе — это была диетическая смерть. Но, парадокс! — посуда была покрыта слоем жира такой плотности, что его можно было резать ножом. Казалось, этот жир материализуется из воздуха, конденсируясь из флотских страданий. Мы терли его тряпками. Мы драли его песком. Мы заклинали его матом. Бесполезно. Жир был вечен, как мафия. Кальцинированной соды не было, горячая вода была, но она лишь размазывала эту липкую субстанцию ровным слоем.
И вот, когда мы уже готовы были взвыть, отверзлись небеса. Приехала Комиссия. Во главе — легендарный, в то время еще Контр-Адмирал, известный своей любовью к афоризмам и публичным казням. Он влетел на камбуз, как «Летучий Голландец», и обрушился на начальника камбуза — старшего мичмана с лицом, на котором было написано десять классов образования и три судимости за хищения (от которых он откупился). Адмирал побагровел, надулся величием и выдал фразу, которая должна быть высечена в граните: — Ты!!! Мерзкий Сундук!!! — ревел он, сотрясая переборки. — Я прошел путь от сперматозоида до контр-адмирала!!! А ты как был сундуком, так им и останешься, и сгниешь, ты мерзкая сундучара - в своем навозе!!!
Мы, голые и потные, замерли с тряпками в руках. Ясное дело, это публичная порка была предназначена для наших глаз не даром - мол Штаб Флота, за вас, сынки - горой стоит, а этот мерзкий "сундук" - всем вашим бедам вина!
Биологический путь от клетки до лампасов — это было сильно. Дарвин аплодировал бы стоя. Потом они уединились в «каюте» начальника. Видимо, мичман достал из сейфа «нечто со звездами на этикетке» и с аргументами в виде неучтенной закуски, потому что через полчаса Адмирал вышел оттуда чуит обмякший, чуток подобревший и слегка порозовевший, как младенец после ванночки с ромашковым отваром. Его адмиральская каракулевая шапка заплыл к нам в парилку, и осоловевшие глаза окинули нас мутным, отеческим взором: — Ну что, сынки? Чем я могу вам помочь? Чего вам, сиротам, не хватает? И тут один наш хлопец, украинец из Винницы, душа нараспашку, не выдержал. Нет, он не стал, как гоголевский Вакула просить черевички для своей Оксаны. А жаль...
Он шагнул вперед, сверкая голым торсом, и выдал:
— Товарищ контр-адмирал! Да нам бы хоть сапоги резиновые, а то ноги гниют! Фартуки бы резиновые, чтоб яйца не варились! И соды, товарищ адмирал, соды кальцинированной! Этот жир нас побеждает! Адмирал кивнул с видом римского патриция, дарующего свободу рабам: — Будет! И уплыл в туман. И ведь что самое смешное — соду нам через неделю дали! Правда, отмывать она ни черта не отмывала, но сам факт заботы о «сперматозоида» развитого до состояния контр-адмирала, грел душу.
Глава 12½. ЧК: Ледяные окаменелости и Зеленое счастье
Но главным кошмаром наряда по столовой была не посудомойка. Это было ЧК. Нет, не «Чрезвычайная Комиссия» товарища Дзержинского, хотя методы были схожие — пыточные. ЧК — это Чистка Картофеля.
Картофель на ПТК Северного флота был стратегическим продуктом. Судя по виду, его выкапывали еще при Хрущеве, а потом хранили в вечной мерзлоте как неприкосновенный запас на случай ядерной зимы. Он обладал тремя уникальными свойствами: 1) Он был позапрошлогодний. 2) Он был заморожен в лёд. 3) Это были археологические находки, а не овощи - после разморозки оказывалось что он был гнилой.
Да гнилой, но при этом он был мороженый. Насквозь. Твердый, как гранит военморовской науки.
Доставляли этот деликатес не в ящиках, не в мешках. Его привозили самосвалами, как щебень или уголь. «КрАЗ» подгонял кузов к черному ходу и с грохотом вываливал гору грязных, ледяных булыжников прямо на бетон. Мы, вооруженные совковыми лопатами, сгребали это богатство и кидали в чугунные ванны. Теоретически картошка должна была оттаять. Практически — поток голодных матросов был таким плотным, что времени на физику не оставалось. Мы чистили его прямо так — ледяным, скользким, каменным. Нож соскальзывал, пальцы деревенели и переставали гнуться через пять минут. Срезаешь шкуру вместе с мерзлой мякотью, а внутри — черная гниль. Пальцы - красные. Чистить приходилось на 2 -3 тысячи человек - за ЧК садились после "отбоя", а заканчивали кое-как к "подъему".
В последствии, в вареном виде это превращалось в серо-черную субстанцию. Вкус был неповторимым: приторно-сладкий (от мороза), с отчетливым привкусом тлена и безысходности. Этот вкус въедался в подкорку. Казалось, ты ешь саму смерть.
Но! Визит «Контр-Сперматозоида» не прошел даром. Небеса услышали нас. В рационе случилась революция. Ровно на одну неделю на камбузе среди мороженной картошки, плавали так же и волокна от просроченной тушеной свинины. А так же нам выдали витамины. На столах появились Вечнозеленые Бочковые Помидоры. Они были твердые, как теннисные мячи, кислые, как аккумуляторная кислота, и соленые до рези в глазах. Но мы были счастливы. Мы ликовали! Потому что во рту оказалось хоть что-то, кроме сладкой гнилой картошки. Мы грызли эти зеленые камни с хрустом, и этот звук был музыкой победы жизни над флотским общепитом. Это был праздник. Пир во время чумы. Спасибо тебе, товарищ Контр-Адмирал, за наше счастливое, кисло-соленое детство!
(фотоиллюстрации не мои, но дух передают хорошо. Критиканы - идут боком в пешее путешествие)