Алексей Тузов

(продолжение) Инкубатор для лысых и Храп бомбардировщика
На следующее утро, на разводе, лотерея судьбы снова выплюнула мою фамилию. Нас, избранных, отсекли от стада и передали в руки проводника. Проводник этот, старшина второй статьи, был явлением природы. Ростом с сидящую собаку, тощий, как Будда Гаутама после самой суровой аскезы, он передвигался так, словно нес на плечах невидимую штангу рекордного веса. Шел вразвалку, пародируя супертяжа, хотя ветром его шатало изрядно, но завершало данное виденье его черные усы, придававшие особое брезгливое выражению морды его лица.
Привел он нас к воротам с вывеской «в/ч № 59075». Желтый цвет побелки снаружи и внутри недвусмысленно намекал на «Желтый дом», но это была учебка. Кузница подводных кадров. Территория, надо признать, впечатляла — чистота, порядок, почти городской квартал. Загнали нас на третий этаж. Длиннющий коридор, койки в два яруса, табуретки по стойке смирно и проход, застеленный пластикатом (это мы потом узнали, что линолеум на флоте имеет свое, особое название).
Встретил нас там старшина первой статьи с жидкими, мерзкими усиками и лицом человека, который ненавидит всё живое, дышащее и штатское. И началось: — Ровнясь! Отставить! Ровнясь! Отставить! Мы стояли вдоль стен час. Час. Просто чтобы понять глубину нашего ничтожества.
Потом снова возник наш тощий «Гаутама» — оказалось, фамилия его Бокалов, и был он баталером (каптерщиком, по-сухопутному). Повел переодеваться. Снова стриптиз. Снова голые тела. Бокалов, этот властелин тряпок, смерил нас своим рентгеновским взглядом и начал метать матросскую форму. И ведь, зараза, попадал точно в размер! Глаз — алмаз, душа — ветошь.
Получив на руки рундук барахла, мы поднялись в «кубрик» (забудьте слово «казарма»!). Начался кружок кройки и шитья: погоны, погончики, штаты, ленточки... А параллельно работал цирюльник. Стригли мы друг друга сами, ручной машинкой, у которой не хватало зубьев. Она не стригла, она вырывала волосы вместе с грешными мыслями о гражданке. И когда процесс завершился, я понял одну библейскую истину: все мы действительно от Адама и Евы. Потому что стояли мы — лысые, одинаковые, воняющие свежей робой и яловыми сапогами, с одинаково кислыми рожами — и были похожи как родные братья.
Моим соседом по этому коммунальному раю оказался Игорь Тризна. Здоровенный украинский хлопец, кровь с молоком. Днем он был нормальным человеком, добрым и флегматичным, но ночью с ним происходила страшная метаморфоза. Он превращался в стратегический бомбардировщик на форсаже. Он храпел. Нет, это слово не передает масштаба бедствия. Он рокотал, вибрировал и издавал звуки, от которых с потолка сыпалась штукатурка, а эмаль на зубах шла трещинами. Это был инфразвук, вызывающий панику. Я его пинал, переворачивал, свистел, цокал языком — бесполезно. Игорь храпел на спине, на боку, на животе и, кажется, даже стоя в строю с открытыми глазами. К сожалению, судьба отмерила ему короткую службу. Через месяц у него умер отец. Игорь уехал на похороны, вернулся почерневший, потерянный. А еще через три недели пришла телеграмма — умерла мать. И наш «бомбардировщик» уехал домой навсегда, сиротой, оставив после себя пустую койку и звенящую тишину по ночам.
Режим дня был прост и незатейлив, как удар веслом по голове. Подъем в 6:00. — Рота, подъем!!! Выходи строиться на форму раз! — орал дневальный. Дальше начинался спринт. Пять-десять минут на оправку. Туалетов на 200 человек было, мягко говоря, маловато. Это была битва за очко, сравнимая со штурмом Перекопа. А потом — зарядка. Если вы думаете, что это была легкая пробежка трусцой для тонуса, вы ошибаетесь. Это был марш-бросок на выживание — 9 километров галопом. Мы неслись как стадо напуганных бизонов, стараясь не выплюнуть легкие на асфальт. Иногда дистанцию сокращали, потому что строй растягивался на полгорода, и собрать эту биомассу обратно было невозможно. А ведь бежать надо было в ногу!
Но главным аттракционом была Форма Одежды. Дело в том, что «форма одежды на день» объявлялась централизованно. Решение принимали мудрые стратеги в Штабе Северного Флота. А Штаб находился в городе Североморск, который сильно севернее нас, на берегу Баренцева моря. Мы же были в Северодвинске, на Белом море, южнее. И вот, сидит дежурный адмирал в Североморске. Смотрит в окно — там туман, сырость, +5 и ветер сдувает чаек задом наперед. Адмирал ежится и дает команду по флоту: «Форма одежды — номер четыре! Бушлаты, робы! Утеплиться!». Приказ летит по проводам на юг. А у нас в Северодвинске — аномалия. Лето, солнце шпарит, +28 в тени. Но климат тут влажный, болотный, поэтому эти +28 ощущаются как все +38 в турецкой бане. Но приказ есть приказ. Флот не рассуждает. И вот, представьте картину: жара, асфальт плавится, мухи дохнут от теплового удара. А по городу несется толпа лысых идиотов, упакованных в плотные синие робы, под которыми надеты теплые тельняшки (потому что по уставу положено), а иногда, если дежурный был особо ретивым, еще и бушлаты прихватывали. Мы бежали, обливаясь потом, красные как раки, проклиная Североморск, адмиралов и гидрометцентр. Парни валились в обмороки прямо на бегу. Их оттаскивали на обочину, отливали водой и... снова ставили в строй. Потому что «в здоровом теле — здоровый дух», а приказ штаба флота обсуждению не подлежит, даже если он противоречит здравому смыслу и термодинамике.
Нумерология пота, Фанерные клеша и «Гвоздь»
Вообще, гардероб советского моряка — это не одежда. Это состояние души, жестко регламентированное цифрами от одного до шести. Чем больше цифра, тем хреновее тебе живется и тем больше на тебе надето казенного сукна. Флотская мода не знала кутюрье. Она знала только «Форму одежды на день», которую объявлял дежурный по флоту. И тут начинался театр абсурда.
Форма № 4. «Роба». Она же «Смирительная рубашка». Это был наш хит сезона, наша вторая кожа. Плотная, темно-синяя, дубовая ткань, способная стоять в углу без хозяина. Но главный прикол был в географии. Штаб Северного Флота сидел в Североморске. Это, на минуточку, Баренцево море, скалы и вечный дубак. А мы сидели в Северодвинске — это Белое море, южнее, и климат тут был капризный, как полковая дама. И вот, сидит адмирал в Североморске. Смотрит в окно — там туман, дождь со снегом и +4. Адмирал ежится и командует в микрофон: — По флоту! Форма одежды номер Четыре! Зимняя! Утеплиться! Приказ летит по проводам на юг. А у нас в Северодвинске — погодная аномалия. Жара +28, влажность 100%, солнце плавит асфальт. Но приказ — это священная корова. Его нельзя обсуждать. Поэтому мы надевали:
Исподнее. И вот тут был нюанс. По уставу полагались теплые казенные кальсоны с начесом (с гульфиком на двух пуговицах — «мечта импотента»). Но носить их считалось лютым «зашкваром». Кальсоны — это удел «сапогов», сухопутной пехоты. А мы — элита, мореманы! Натянуть на себя пехотные штаны — значит уронить честь флота ниже киля. Командование об этом знало и проявляло чудеса гуманизма, закрывая глаза на нарушение формы одежды. Поэтому вместо позорных кальсон под робу надевали теплое домашнее трико, которое мамы присылали в посылках. Оно грело не только ноги, но и душу, напоминая, что мы не какая-нибудь «махры».
Теплую тельняшку (с начесом, черные полосы — гордость подводника!).
Сверху — эту самую брезентовую робу.
Застегивали крючок под горло. И бежали 9 километров. Это называлось «Парниковый эффект по-уставному». Люди падали в обморок не от усталости, а от того, что внутри этого скафандра, поверх маминого трико, кровь закипала, как тот комбижир на камбузе.
Форма № 1 и № 2. Миф о красоте. Это парадные формы. №1 — вся белая, как у жениха. №2 — белая фланка и черные брюки. Мы их видели только на картинках. Но с формой №2 (увольнительной) была связана вечная битва Гормона и Устава. Мода 70-80-х требовала клешей. Устав требовал прямых труб. Начальство сношало модников с энтузиазмом маньяков. Вставлять клинья было «западло». Поэтому в ход шли «торпеды». Технология была космическая: выпиливались клинья из фанеры. Мокрые брюки с диким усилием натягивались на эти «торпеды». Сукно трещало, но тянулось. Высыхая, брюки приобретали тот самый, заветный клеш — на грани фола, когда патруль еще косится, но арестовать уже не может. А «хитрованы» боролись с жарой оптическими иллюзиями. Летом под белую форменку с глубоким вырезом положено надевать тельняшку. Жарко? Смертельно. Поэтому умельцы вырезали из тельника треугольник и вшивали в разрез воротника. Снаружи — бравый моряк в тельняшке. Внутри — голое потное тело и гуляющий ветерок. Правда, опытный патруль вычислял эту липу на раз: настоящий тельник должен чуть просвечивать сквозь белую ткань спины.
Форма № 3. «Синяя» и «Второй срок». Это классика: синяя фланелевая рубаха («фланка»), черные брюки. Но часто объявляли: «Форма три, второго срока!». Это значило, что на тебе шмотки, в которых до тебя потели, страдали и дембельнулись (или умерли) пять поколений курсантов. Чтобы твои новые штаны не ушли «вторым сроком» кому-то другому, их надо было метить. Это была целая химия. Брали спичку, макали в разведенную хлорку и писали на черном сукне внутри: «ТУЗОВ, в/б №...». Хлорка выедала ткань до рыжины. Это была татуировка на одежде, паспорт и оберег от воровства в одном флаконе.
Форма № 5, № 6 и «Гвоздь». Это уже зима. Шинель и шапка. №5 — уши шапки завязаны наверху. №6 — уши опущены (когда совсем край, минус тридцать и ветер сдувает эмаль с зубов). Но был еще «Гвоздь». Это переходный мутант. Шинель (длинная, узкая труба до пят) и... бескозырка. Без шапки. Смотришь на такого бойца издалека — вылитый гвоздь. Длинное тело и маленькая плоская шляпка. Самая уродливая и продуваемая всеми ветрами форма, которую только мог родить воспаленный мозг интенданта.
Аксессуары. Ну и ремень. Бляха должна быть латунной, с якорем. Звезду с якоря надо было спилить (или найти старую, без звезды), а саму бляху полировать пастой ГОИ до состояния лазера. Если солнечный зайчик от твоей бляхи не мог ослепить вражеского снайпера — ты не матрос, а «чумичка».
Такая вот, братцы, высокая мода. От кутюр... то есть, от командования флота...