ЭХО ЛЮБВИ
Покроется небо
пылинками звёзд,
и выгнутся ветки упруго.
Тебя я услышу за тысячу верст.
Мы – эхо,
мы – эхо,
мы – долгое эхо друг друга.
И мне до тебя,
где бы ты не была,
дотронуться сердцем не трудно.
Опять нас любовь за собой позвала.
Мы – нежность,
мы – нежность.
мы – вечная нежность друг друга.
И даже в краю
наползающей тьмы,
за гранью смертельного круга,
я знаю, с тобой не расстанемся мы.
Мы – память,
мы – память.
мы – звёздная память друг друга.
Роберт Рождественский
================================================================
«Нас мало, нас, может быть, четверо» - это написал поэт Андрей Вознесенский.
Написал он о себе, Евгении Евтушенко, Белле Ахмадулиной и Роберте Рождественском. Эта «четвёрка» поэтов стала символом поколения шестидесятников в поэзии.
Все они родом из 30-х. То было поколение романтиков и идеалистов. И Роберт Рождественский из них едва ли не самый большой романтик и идеалист, на всю жизнь сохранивший верность «флагу цвета крови моей».
Он умел писать чеканно, монолитно и проникновенно. И о любви к Родине, и о любви к женщине. Его любовная лирика, обращённая к супруге, которую он всю жизнь обожал, - это большая Поэзия, страстная и целомудренная, чувственная и нежная.
«Мы совпали с тобой, совпали...
Как слова совпадают с губами.
С пересохшим горлом - вода.
Мы совпали, как птицы с небом.
Как земля с долгожданным снегом…»
Они «совпали» более чем на 40 лет.
Вообще последние стихи Рождественского едва ли не самые пронзительные, очень личные:Но песня «Эхо любви» на стихи Роберта Рождественского стала гимном любви и осталась символом великого чувства на все времена.
https://www.youtube.com/watch?v=xVp47MQAIOo
Комментарии 8
Вот воспоминания Евгения Матвеева: «Как ни странно, но родился прежде всего голос. В моем режиссерском сознании, в моем ощущении родился голос хрупкий, нежный, ласковый, который мог бы передать тончайшие нюансы сложной любви. И это был голос Анны Герман. И когда я поделился этой мыслью с поэтом Робертом Рождественским, композитором Евгением Птичкиным и Петром Проскуриным, автором романа «Судьба», по которому я снимал фильм, они все пришли в восторг. Еще мы не знали слов, еще не знали музыки, знали лишь одно...ЕщёЭти прекрасные строки Роберта Рождественского неотделимы от голоса Анны Герман. И в этом нет ничего удивительного, ведь песня «Эхо любви» была написана специально для нее. То есть, конечно, писалась она для фильма Евгения Матвеева «Судьба» — продолжения его же знаменитой «Любви земной», сверхуспешной картины 1974 года, в основу которого лег роман Петра Проскурина. Но дело в том, мысль «украсить» фильм голосом Анны Герман появилась у режиссера раньше, чем даже был написан сценарий.
Вот воспоминания Евгения Матвеева: «Как ни странно, но родился прежде всего голос. В моем режиссерском сознании, в моем ощущении родился голос хрупкий, нежный, ласковый, который мог бы передать тончайшие нюансы сложной любви. И это был голос Анны Герман. И когда я поделился этой мыслью с поэтом Робертом Рождественским, композитором Евгением Птичкиным и Петром Проскуриным, автором романа «Судьба», по которому я снимал фильм, они все пришли в восторг. Еще мы не знали слов, еще не знали музыки, знали лишь одно: должна петь Анна. Ее голос в состоянии передать все тонкости этого удивительного человеческого чувства - чувства любви».
Песня была записана в 1977 году в Москве. Анна спела ее сразу, без репетиций, под аккомпанемент симфонического оркестра. По словам того же Матвеева, исполнение было настолько проникновенным, что оркестранты не могли удержаться от слез.
Анны Герман не стало через несколько лет после той записи. Но песня «Эхо любви» осталась символом великого чувства на все времена.
Между мною и тобою — гул небытия,
звездные моря,
тайные моря.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь — вспомни обо мне,
вспомни обо мне,
вспомни обо мне.
Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,
долгая любовь моя.
А между мною и тобой — века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им и тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Я тебе желаю счастья, добрая моя,
долгая любовь моя!
Я к тебе приду на помощь,— только позови,
просто позови,
тихо позови.
<s sc333333...ЕщёНоктюрн
Между мною и тобою — гул небытия,
звездные моря,
тайные моря.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Если хочешь, если можешь — вспомни обо мне,
вспомни обо мне,
вспомни обо мне.
Хоть случайно, хоть однажды вспомни обо мне,
долгая любовь моя.
А между мною и тобой — века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им и тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю.
Как тебе сейчас живется, вешняя моя,
нежная моя,
странная моя?
Я тебе желаю счастья, добрая моя,
долгая любовь моя!
Я к тебе приду на помощь,— только позови,
просто позови,
тихо позови.
Пусть с тобой все время будет свет моей любви,
зов моей любви,
боль моей любви!
Только ты останься прежней — трепетно живи,
солнечно живи,
радостно живи!
Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи,
счастливо живи всегда.
А между мною и тобой — века,
мгновенья и года,
сны и облака.
Я им к тебе сейчас лететь велю.
Ведь я тебя еще сильней люблю.
Пусть с тобой все время будет свет моей любви,
зов моей любви,
боль моей любви!
Что бы ни случилось, ты, пожалуйста, живи.
Счастливо живи всегда.
Роберт Рождественский
КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ
Малая церковка.
Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие,
бывшие.
Кладбище
Сан-Женевьев-де-Буа.
Здесь похоронены
сны и молитвы.
Слёзы и доблесть.
«Прощай!» и «Ура!».
Штабс-капитаны
и гардемарины.
Хваты-полковники
и юнкера.
Белая гвардия.
Белая стая.
Белое воинство.
Белая кость...
Влажные плиты
травой зарастают.
Русские буквы.
Французский погост...
Я прикасаюсь ладонью
к истории.
Я прохожу
по гражданской войне...
Как же хотелось им
в Первопрестольную
въехать
однажды
на белом коне!..
Не было славы.
Не стало и Родины.
Сердца не стало.
А память
была...
Ваши Сиятельства,
Их Благородия, —
вместе —
на Сан-Женевьев-де-Буа.
Плотно лежат они,
вдоволь познавши
муки свои
и дороги свои.
Всё-таки — русские.
Вроде бы — наши.
Только
не...ЕщёРОБЕРТ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ
КЛАДБИЩЕ ПОД ПАРИЖЕМ
Малая церковка.
Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие,
бывшие.
Кладбище
Сан-Женевьев-де-Буа.
Здесь похоронены
сны и молитвы.
Слёзы и доблесть.
«Прощай!» и «Ура!».
Штабс-капитаны
и гардемарины.
Хваты-полковники
и юнкера.
Белая гвардия.
Белая стая.
Белое воинство.
Белая кость...
Влажные плиты
травой зарастают.
Русские буквы.
Французский погост...
Я прикасаюсь ладонью
к истории.
Я прохожу
по гражданской войне...
Как же хотелось им
в Первопрестольную
въехать
однажды
на белом коне!..
Не было славы.
Не стало и Родины.
Сердца не стало.
А память
была...
Ваши Сиятельства,
Их Благородия, —
вместе —
на Сан-Женевьев-де-Буа.
Плотно лежат они,
вдоволь познавши
муки свои
и дороги свои.
Всё-таки — русские.
Вроде бы — наши.
Только
не наши скорей,
а — ничьи...
Как они после —
забытые,
бывшие, —
всё проклиная и нынче, и впредь,
рвались взглянуть на неё —
победившую,
пусть —
непонятную,
пусть —
непростившую,
землю родимую!
И —
умереть...
Полдень.
Берёзовый отсвет покоя.
В небе —
российские купола.
И облака,
будто белые кони,
мчатся
над Сан-Женевьев-де-Буа.
Офицеры Белой гвардии