Нечто - 7/1 (вчера не опубликовалась)

Не прошло и десяти минут, как Игорь был уже на месте. Его видавшая виды «Тойота» остановилась прямо напротив меня, резко затормозив. Он выскочил из машины, хмурый, но собранный.
— Садись, — коротко бросил он, открывая пассажирскую дверь.
Я запрыгнула в машину, и мы начали наш рейд по местному гетто. Игорь достаточно уверенно маневрировал по узким, разбитым дорогам, заезжая в каждый двор. Мы проезжали мимо обшарпанных домов, мимо куч мусора, мимо гаражей с обвалившимися крышами. В каждом дворе были свои «группировки» — кто-то курил на лавочках, кто-то играл в карты, кто-то просто сидел и смотрел в пустоту. И каждый раз, когда мы проезжали мимо, я вглядывалась в лица людей, надеясь увидеть маму.
Мы исколесили на его машине весь район — так мне казалось. Подвеска скрипела, колеса попадали в ямы, но Игорь упорно продолжал поиски. Он ехал медленно, внимательно осматривая каждый уголок, каждый подъезд, каждую лавочку. Мне казалось, что мы проехали уже тысячу одинаковых дворов, и надежда таяла с каждой минутой.
И вот, когда я уже почти отчаялась, Игорь резко затормозил.
— Смотри, — сказал он, указывая пальцем в сторону одной из лавочек.
Она сидела там. Моя мама. На лавке напротив подъезда в одном из самых мрачных дворов местного гетто. Сгорбившаяся, ссутулившаяся, с пустым взглядом, устремлённым куда-то вдаль.
Я выскочила из машины, не дожидаясь, пока Игорь заглушит двигатель.
— Мама! — крикнула я, подбегая к ней. — Мама, зачем ты так делаешь? Мы чуть с ума не сошли, пока тебя искали! — Я тут же начала отчитывать её, мои слова вырвались наружу вместе со всеми накопившимися эмоциями: страхом, злостью, облегчением.
Она только подняла на меня глаза.
— Ну ладно тебе, — утихомирил меня Игорь, который подошёл следом. Он положил мне руку на плечо. — Чего сразу ругаешься? Нервная какая!
Я хотела возразить, но промолчала. Мама встала, медленно, с трудом. Игорь взял её под ручку и повёл к машине. Мама послушно пошла за ним, словно марионетка.
«Нервная?! — подумала я со злостью, пока мы шли к машине. — Тебе легко говорить! Тебе хорошо! Уедешь сейчас в свою новую квартиру, в свою спокойную жизнь, а нам снова в этот кошмар! В эту чёртову квартиру! Боже, как же не хочется туда возвращаться!».
Мы тем временем сели в машину. Игорь заботливо усадил маму на заднее сиденье, а сам сел за руль. Я заняла переднее пассажирское. Мы поехали домой. Дорога назад казалась бесконечной. Мама молчала, Игорь молчал, и я молчала, погружённая в свои тяжёлые мысли.
Когда мы наконец въехали во двор нашего дома, на душе стало ещё тяжелее. Но перед самым входом в подъезд нас ожидал сюрприз. На лавочке, возле подъезда, сидела женщина лет сорока, с короткой стрижкой и добрым лицом. А на руках у неё была… наша Анфиска. Кошка уютно устроилась на коленях женщины, мурлыкая и потираясь головой о её руку.
Когда мы вышли из машины, Анфиска сразу меня узнала. Она подняла голову, её глаза-блюдца распахнулись, и она замяукала. Замяукала не просто так, а с такой интонацией, словно жаловалась мне на что-то, рассказывала о своей тяжёлой доле. Но при этом, с рук женщины Анфиска уходить не спешила. Она прижалась к ней ещё крепче, как будто боялась чего-то. Её поведение показалось мне странным.
— О, а вот и хозяева нашлись! — радостно воскликнула женщина, поднимаясь со скамейки. Она догадалась, что кошка узнала хозяев.
— Да, — немного растерянно начала я, подходя ближе. — Мы выпустили её в подъезд, думали, она там погуляет, а потом она пропала. Не могли найти.
— Ой, простите, — засуетилась женщина, её улыбка стала чуть виноватой. — Это всё моя дочка сердобольная. Услышала в подъезде кошачий плач, представляете? Прямо такой жалобный, надрывный. И тут же принесла эту маленькую пушистую зверятину к нам. А я, когда домой вернулась, увидела, ну и, конечно, следующим вечером, начала ходить по квартирам, спрашивала, чья кошка. Вас, наверное, дома не было. Вы из какой квартиры?
Я произнесла цифры, лицо женщины резко изменилось. Улыбка сползла с её губ, глаза, до этого такие добродушные, широко распахнулись. Она на секунду умолкла, словно обдумывая что-то, а потом, стараясь придать голосу прежнюю лёгкость, быстро добавила:
— Так может, вы пока кошку у меня оставите? На время. И дочка наиграется.
Она говорила это так, словно была уверена, что кошка не сможет остаться в нашей квартире. В этой уверенности сквозило такое знание, такая осведомленность, что меня пробрала дрожь. Она определённо что-то знала о нашей квартире.
— Спасибо за предложение, но нет, — почему-то ответила я. Включилась какая-то странная, доселе незнакомая мне ревность к Анфиске. Эта пушистая мордочка была моим маленьким талисманом. Отдавать её кому-то, пусть и временно, казалось предательством. Вдруг она так привыкнет к этой маленькой хозяйке, что не захочет возвращаться обратно? Мне такой расклад совершенно не нравился. — Кошка просто ещё не привыкла. А как привыкнет — всё будет хорошо.
Женщина смотрела на меня так, как будто в голове её крутилась фраза: «Посмотрим ещё!».
На всякий случай я спросила у женщины номер квартиры.
— Я потом занесу какие-нибудь сладости вашей дочке, — сказала я, стараясь улыбнуться. — Она ведь спасительница нашей многострадальной Анфиски.
Женщина кивнула, её губы изогнулись в улыбке. Было видно, что они хорошие люди. И мою Анфиску они явно любили. Это немного успокоило.
— До свидания, — сказала она, и я взяла кошку на руки.
Мы вошли в подъезд. Уже в лифте Анфиска стала вырываться, как обезумевшая. Чуть не расцарапала мне все руки.
— Анфиска, ты чего! — ругала её я, пытаясь удержать дёргающееся, шипящее тело.
Мы вошли в квартиру, Анфиска вырвалась из рук, забилась в угол прихожей, как будто хотела нам сказать: «Да вы хоть режьте, дальше не пойду!».
Мы, конечно, очень сильно переживали за психическое состояние нашей кошки. Но у нас были дела поважнее, чем утешать напуганную кошку. Мама, бледная, поникшая, нуждалась в разговоре.
Оставив Анфиску дрожать в углу прихожей, мы прошли в кухню. Игорь первым сел за стол, мама опустилась на стул рядом с ним, а я заняла место напротив мамы. Между нами повисла тяжёлая тишина, наполненная невысказанными страхами и вопросами.
— Мам, что сказал тебе батюшка? — не выдержала я, пытаясь достучаться до матери, чей взгляд был прикован к пустому пространству перед собой.
Она молчала. Её глаза были потухшими, словно свет внутри неё погас. Иногда она резко переводила взгляд в сторону коридора, туда, где Анфиска забилась в угол, как будто оттуда должен был кто-то появиться. Или что-то. Мне стало не по себе от этого её взгляда.
— Ну, мам, что он тебе сказал? — настаивала я на своём.
Мама вздрогнула, словно очнувшись от кошмара, и наконец произнесла хриплым голосом:
— Коли жизни до́роги, — она сделала паузу, будто каждое слово давалось ей с трудом, — уносите ноги…
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Так и сказал? — с трудом выдавила я.
— Слово в слово, — подтвердила мама.
Мы с папой всё это время пытались объяснить маме, что всё нормально, что всё это предрассудки. Я и батюшку вызвала, чтобы он наши слова подтвердил. А тут, на тебе! Всё получилось ровно наоборот.
Что теперь делать? Вызывать другого батюшку? А если он что-то похуже здесь увидит?
Мои раздумья прервал истошный, пронзительный крик Анфиски. Он был таким громким и резким, что мы все аж подпрыгнули на своих местах.
— Что там? — выкрикнул Игорь, первым бросившись в коридор.
Мы все выглянули следом. Картина, представшая перед нами, заставила волосы встать дыбом. Там, в небольшой прихожей, наша пушистая Анфиска, вся ощетинившаяся, шерсть стояла дыбом, хвост раздулся до немыслимых размеров, носилась из стороны в сторону, словно от кого-то, или от чего-то, уворачиваясь. Она прыгала, шипела, металась, как будто невидимая рука пыталась поймать её за лапы, за хвост, схватить за шиворот. Её мяуканье превратилось в серию надрывных, отчаянных воплей, в которых явно слышалась мольба: «Отстаньте от меня! Прекратите!». Но что-то невидимое продолжало её преследовать.
Анфиска, обезумевшая от ужаса, сделала отчаянный прыжок, врезалась в стену и забилась в самый дальний угол, под вешалку с верхней одеждой. Она зажмурилась, прижала уши, дрожа всем телом, как будто готова была принять неизбежное. Её маленькое сердце, должно быть, выпрыгивало из груди. Мы же ничего не видели, но чувствовали давящее присутствие, исходящее из того места, где металась кошка.
В этот момент мы услышали щелчок. Громкий, отчётливый, механический звук. Мама издала тихий вскрик. Это папа, наконец, пришёл с работы. Он попытался открыть дверь ключом, но мы, по привычке, заперлись изнутри на все защёлки.
Я, словно в тумане, подбежала к двери, едва осознавая свои действия. Анфиска, услышав новый звук, ещё больше зажмурилась, спрятав свою дрожащую мордочку в лапах. Я поспешно повернула замок, открыла дверь папе, и в ту же секунду почувствовала сильный толчок. Меня сбил с ног, как будто целый поросёнок или телёнок — кто-то пробежал меж моих ног, стремительно, почти не касаясь пола, и вывалился в подъезд. Это была напуганная до смерти Анфиска. Она неслась прочь из этой квартиры.
Папа, стоявший на пороге, среагировал молниеносно. Он успел поймать Анфиску за самый кончик хвоста, прежде чем она скрылась в лестничном пролёте. Кошка шипела, извивалась, но папа держал крепко.
— Держи, — сказал он мне, протягивая извивающееся пушистое тельце.
Я забрала её у него, крепко обхватив руками, и, не говоря ни слова, бросилась вниз по лестницам. Я знала, куда иду. К той квартире, где Анфиска, по словам доброй соседки, вела себя намного лучше. Где ей не угрожало нечто невидимое. Я не могла оставить её здесь, в этом кошмаре.
Я быстро нашла нужную квартиру, нетерпеливо постучала в дверь. Через секунду её распахнула девочка лет девяти с длинными косичками. Её глаза тут же загорелись, когда она увидела Анфиску у меня на руках.
— О, Белоснежка! — радостно воскликнула девочка, протягивая руки к кошке. Уже дала ей другое имя. Это прозвучало так мило и непринуждённо, что я невольно улыбнулась.
— Привет, мама дома? — сразу перешла к делу я. Анфиска, к моему огромному облегчению, уже совсем успокоилась. Она лежала у меня на руках, пристально, не моргая, смотрела на свою маленькую подругу, словно ожидая от неё спасения.
Хозяйка вышла в коридор, вытирая руки о кухонное полотенце. Она посмотрела на меня, слегка прищурившись, её взгляд был проницательным, но на этот раз — полным понимания, даже сочувствия. Она как будто ожидала моего прихода.
— Вы же возьмёте нашу кошку на пару дней? — с мольбой в голосе спросила я.
— Что… никак?.. — сочувственно проговорила женщина. По её глазам я поняла, что она всё знает. Всё про нашу квартиру.
— Мы сейчас сами немного обживёмся, — начала я, пытаясь убедить скорее себя, чем её, — потом и Анфису заберём.
Женщина покачала головой.
— Это вряд ли, — тихо произнесла она, глядя мне прямо в глаза.
— Что вряд ли?
— Приживётесь вряд ли.
Настала неловкая пауза. Я молча смотрела на женщину, не зная, что ответить. И она туда же. Ещё один человек, который сказал, что нам здесь не место. Пока я стояла, оцепенев, женщина ловко перехватила у меня Анфиску, ну, или Белоснежку — её здесь теперь так зовут, — и передала её дочери. Та, сияя от счастья, сразу унесла кошку в свою комнату, захлопнув за собой дверь. Анфиска не издала ни звука, не вырвалась, просто ушла, как будто к себе домой.
Я ушла, всё ещё думая над словами соседки. Она тоже сказала, что нам здесь не место. Все говорят, что нужно бежать. Все!!!
Неужели всё так плохо? Неужели это действительно конец?