— Лена. Иди сюда, — он, когда врач подошла, бесцеремонно оторвал руку от комбинезона. Внизу куртки сияла прореха величиной с ладонь, проколотая рогом буйвола.
— Леночка, и ты молчишь? — Алекс сделал резковатое движение навстречу женщине.
— Я не виновата. У них рога очень острые, — виновато потупив глаза, проговорила женщина. Лена улыбнулась.
— Раны нет? — Алекс заботливо обследовал порванную куртку комбинезона, потом расстегнул замок и обследовал тело Лены, кроме синяка, внушительной гематомы ничего у доктора не было. Алекс нажал на место синяка. — Больно? — спросил он, увидев, как Лена скривилась. — Ничего, бывает и хуже. Сейчас войдем в ракету, там отдохнешь немного. Пока выпей эти таблетки, — он протянул руку, на которой лежали голубые капсулы с красной полосой. Лена узнала обезболивающие таблетки и с благодарностью взглянула на друга.
— Спасибо, Алекс.
Света, распахнув глаза, внимательно следила за манипуляциями Алекса. В такие минуты у неё, как всегда, разыгрывались фантазии. Правда, раньше они всегда касались Майкла, сейчас Света переметнулась к Сергею.
— Да простит меня папа. Это Алиса виновата. Зачем открывала глаза мои на правду. Ну считала я Майкла отчимом, ну и ради бога, считала бы так и теперь. Нет. Это, хоть и горькая, но правда. Почему горькая, ты обрати внимание, как папа воспринял то, что я знаю. Ушла из глаз горечь, отношения стали естественней, роднее. Для меня? Ну что ж я, конечно, могу перестроиться, пусть не сразу, но могу. Тем более есть Сережа. Сережа. Я никогда не скажу ему о любви, пусть сам думает.
Я, наверное, как мама, однолюбка. Эх, мама, мама. Где ты? И почему ты бросила меня? Нет, то, почему бросила, я как раз понимаю. Она точно знала, я отпрыск Майкла. Ой, извините, Мишина дочка. Что это так трудно было посчитать. Я думаю, что мама не глупее меня. Математику и медицину знала не хуже. Уж, сосчитать два плюс два могла. Знала, что воспитываешь дочь любимого человека. И что…. Воспитывала, так воспитывай, зачем бросила. Я ничего против Сергея не имею. Он был и заботливый, и душевный, а я….
Я была капризной, своенравной, и нелюдимой. Когда я стала такой, как сейчас. Уже после того, как ушла мама, Сергей попал в передрягу на границе. Стреляли. Как это больно. Сергея смертельно ранили, тут, откуда не возьмись явился Майкл. Живой и здоровый. Он примчался к Сергею в больницу. Я промолчу, не знаю, о чем они разговаривали, но Майкл пришел ко мне, и забрал меня, якобы, для усыновления. Я была большая уже. Двенадцать лет — это что-то. Я уже многое понимала, знала, что отчимы бывают разные. Кто-то берет сыновей для успокоения своей души, столько лет, а чада нет. Кто-то берет ребенка для работы. Но Майкл показал себя сразу. Буквально в тот же день, он привел меня на корабль, показал каюту и сказал, здесь ты будешь жить. Дальше больше. Привел меня в самый лучший дом на берегу моря, и небрежно сказал.
— Это мой дом, Светочка. Не знаю понравится он тебе или нет, но я здесь живу, когда, конечно, в Одессе.
Вот дурак. Это была моя мечта со времен, когда мы жили с мамой. Море, катер, который подарил мне Майкл, проветренная куртка, глухой комбинезон и снасти для ловли рыбы, – не об этом ли я мечтала. Не об этом ли мечтала мама, проживая с Сергеем не свою жизнь. Но это было давно. Я тогда не знала, что Майкл и есть мой отец. А если б знала? Что бы было? Не знаю. Но все равно я влюбилась в отчима, как школьница. Как пятиклассница. А что я была ненамного старше. А ладно. Что бы вы понимали в любви? Не обижайся, Янка. Тебе уже сколько? Двадцать восемь или двадцать девять, а замуж не вышла. Только не обижайся, это не упрек. Ты, я знаю, в активном поиске. Ты только скажи, что тебе нужен Сережка, я оставлю его. Хотя, сейчас это будет труднее сделать, но, чтобы доказать тебе, я та же Света, которая сидела у тебя в мозгу. Янка, я для тебя, что хочешь сделаю. Не потому, что ты вернула меня к жизни. Просто ты подруга моя. Ты – подруга моя? Конечно. Янка, я вижу, что ты не равнодушна к моему отцу. Я молчу, о том, что он погиб. Об этом потом. Его все любили. Особенно мама….
Мама…. Знаешь, почему мне трудно называть её мамой. Она ведь бросила меня. И с кем, с незнакомым человеком, по сути, ни с кем. Я правда, тогда не знала, что Сергей не мой отец, я боготворила его, хотела быть похожей на него, но….
Он не давал мне того, что я хотела. А я хотела немного. Я уже говорила, отдельный дом от всех, выход к морю. Я была маленькая, но мечты уносили меня далеко. Самое мое любимое место в Одессе было на безлюдном пляже, заброшенном. Почему? Я не знаю. Давно это было. Я выходила на волнорез в бурю или просто ветер, только чтобы сильный был. Сергей был против, но попробуй останови меня. Одиннадцатилетняя девчонка, кому я что должна. Я и была в эти моменты предоставлена себе. Может это и хорошо. Я в первое время, когда исчезла мама, места себе не находила. Я ведь знала, да-да, знала, что мама любит папу, (не того, который жил с нами, мифического Мишу). Спросишь, откуда я это знаю? Наберись терпенья, расскажу обо всем по порядку.
Я выходила на волнорез и грезила дальними странами, теми, до которых можно добраться по воде. Ветер обдувал мое круглое личико. Морские капли попадали на нос, щеки и губы. Было колко, но приятно, я казалась себе морским волком.
Однажды в шторм, а ты знаешь какие шторма бывают здесь, вдали от цивилизации. Меня чуть не смывало с волнореза. Но я, как стойкий оловянный солдатик, держалась за «воздух». Вот тогда-то впервые ко мне пришли Нереиды. Они крутились, смеясь и выкрикивая скабрёзные шуточки, наверное, не видели меня. Что ж мне было интересно.
Но внезапно я оказалась в воде, одетая в легкое платье, как и все пятиклассницы летом. Я испугалась. Нахлебалась воды? Нет не оттого, что попала в воду. Я была морская девчонка, выплыла и в одежде, и в жесткий шторм. Испугалась я, что потревожила радость нереид. Кто я для них. Сидящая на берегу фигурка. Фигурка недвижимой девочки. Иначе, почему они устроили игрища в присутствии незнакомого человека. Но….
Они не бросились врассыпную, как я сначала подумала, наоборот, девушки начали водить свой хоровод вокруг меня, с каждой секундой всё сокращая и сокращая водоворот, в который засасывало меня. Я уже говорила, я морская девочка, дочь моря, падчерица бури и урагана, я не боялась омутов, водоворотов. Для меня не было больше интереса тогда проплыть в шторм от безлюдной косы туда, на берег Приморского бульвара. Это была идея фикс. Но почему-то уже отпавшая. Когда один раз, я переплыла залив в шторм и была замечена кем-то из немногих прохожих, наверное, таких же, как и я, любителей высокой волны. Они устроили целый спектакль из поимки маленькой девочки, у них это получилось. Меня тогда бесцеремонно вручили мамочке и Сергею, и еще вдогонку сказали, что б я вела себя на берегу в шторм аккуратней. Какие наивные люди живут в нашем богом поцелованном городе. Знали бы они, что девочка, которую они с трудом выудили, приплыла с той стороны залива, точнее от косы. Мне тогда влетело от Сережки, тот, строго-настрого запретил ходить, бегать на море одной.
Мама. Мама, просто украдкой заплакала, и проплакала весь вечер. Я думаю, не обо мне она плакала, о Мише, о свободе, о потерянном рае, о возможности выходить в открытое море. Ведь было это.
Помнишь песню, Татьяна Буланова пела….
Позабыть мы тебя поклялись, мы тебе не прощали измены,
Но взметнулся в тревожную высь крик чужой пароходной сирены,
А потом прилетело письмо, как ничем не прикрытое горе.
Было в нём откровение одно: «Здесь кончается, здесь кончается, здесь кончается синее море».
Мама долго проплакала. Я, конечно, страдала с ней, оправдывала Сергея, клялась себе, больше так не делать. Нет не ходить к морю, ничем они меня не удержали бы, а не показывать им, своим родителям, что я уже выросла. Я держусь на волне, как нереида, а если мне будет плохо свистну, вот так, — и Света свистнула, да так, что её свист вылетел в окно палаты и исчез в морской дали. — Приплывут дельфины. Они спасут, довезут до берега. Так под аккомпанемент маминых слез я уснула, проснулась я от тревоги. Что-то такое неспокойное разбудило меня. Мы тогда жили в хрущёвках, кухня была отдельная, мне из моей спальни дойти до нее, добраться, нужно пройти всю квартиру, и вот я в ночной рубашке, босыми ногами шлёпаю по линолеуму, стараясь не разбудить маму с Сергеем, мимо их спальни, которую мне предстояло пройти. Ну захотелось мне пить, что сделаешь. Оказывается, они не спали. Ну ладно – не спали. Они разговаривали. Причем очень громко. Бог с ними, говорите вы сколько хотите, ребенок пить захотел. Но тревога, та, которая меня разбудила не дала пройти мимо спальни родителей. Она меня в тот миг схватила за шею, и стала бесцеремонно душить. Я чуть не упала в спальную к родителям. Только природное чудо остановило меня у двери. Я услышала свое имя, прислушалась. Говорил папа, или Сережа, (пойми, я не знаю, как его сейчас называть). Я так говорю, потому что до сих пор не пойму, как правильно. Знаешь, Янина, ни того, и другого уже нет в живых, возможно и Иринки, моей мамы тоже нет, она где-то потерялась в просторах космоса. Ой, мамочка, как я просто это говорю. Я много видела смертей, очень много слышала о похоронах…. Нам везло. Во-первых, благодаря Алексу и Майклу, во-вторых. С ума сойти, если бы я знала раньше, что Майкл, это Миша, мой отец, я бы давно отыскала бы маму. Извини, свела бы их вместе. Сейчас, конечно, нет. Время-то идёт.
В общем, я услышала своё имя. Говорил Сергей.
— Ты думаешь, о чём говоришь? Всё ломать. Ради чего? Он тотем. Его нет. Ты искала его по всей земле. Подумай хорошо. Я ничего не имею против твоей любви. Но ты подумай о Свете. Ей же будет хуже всех.
— Нет-нет Света поймет. Вырастет – поймет.
— Вырастит? Ребенку сейчас уже одиннадцать лет. А ты видишь, что она не управляемая. Что, думаешь, сказала: «Не пойду я на море», и не пойдет. Что-то мне не верится.
Умный папа, я его в этот миг просто зауважала. А маму…. Я поняла только одно. Мама собирается уходить от папы. Этого мало, она покинет и меня. Ладно, я понимаю, сколько раз встречалось такое, не сошлись характерами, не могут больше вести совместное хозяйство, а может, мама загуляла. Я тогда всё передумала. Мама мне казалась предателем. Кто виноват? Я тогда и себя винила.
Сейчас, по прошествию столько лет, я всё знаю. Скажи. Грамотная стала, умная. Нет, Янина. Не умная, я просто знаю куда мама делась тогда. Но двадцать лет прошло. Я не хочу быть сводницей. Сводницей? Ну знаю я, что папа до сих пор любил Иринку, но годы берут своё. Я знаю, что и ты его сейчас любишь. Хотя и не видела его ни разу.
— Видела. И не раз. Ты забываешь, что я училась в школе, где преподавал Михаил Юрьевич.
— Да знаю я. Но ты ведь не Сашка Александрова, не будешь говорить, что папа был мечтой твоего детства.
— Ха-ха. Нет, конечно. Я и помню его только по твоей памяти.
— Ага. По моей. Меня тогда еще не было. Это….
— Память предков. Я знаю. Но всё равно. Я понимаю, что влюбиться в человека по рассказам, это несерьёзно. Но, хоть ругай меня, хочешь, ненавидь, но я люблю.
— Погибшего человека?
— Извини меня, Светочка. Я не могу поверить, что такой человек погиб. Да и «всевидящее око» не мог погибнуть. А мама? Все это кажется фантастикой.
— Подожди, Янина. Ты же не дослушала меня до конца. Всё это произошло у меня на глазах, — Света нежно прикоснулась к Янине. — Ты не обижайся только….
Но сначала о Иринке. После того ночного разговора Ирочка была недолго дома. Дня три. И хоть они не говорили ничего, мне было всё ясно. Мама скоро уйдет, и оставит меня Сергею. Я, конечно, стала вообще неуправляема. То, что говорил Сергей встречала в штыки, огрызалась, делала по-своему. Потом, ночью думала, за что я его так. Сейчас-то я, конечно, знаю. Это зов предков. Мама, папа, настоящий папа, звали меня к себе. Однажды в Одессу прилетели астронавты с корабля «Манеж», они прилетели к себе домой. Я сейчас это знаю, знала и тогда, мама устроилась на лайнер поварихой. Представляете. Учительница, чуть ли не лучший педагог города работает поварихой. Меня это так обидело. Я ведь тогда не знала, что мама искала папу. Ей было всё равно, кем работать, лишь бы ближе к межзвёздным лайнерам. Только у меня до сих пор не укладывается в голове, как мама ни разу не пересеклась с папой. Бывает же такое.
Так вот. Прибыли герои с «Манежа» в Одессу. Я случайно узнала в поварихе маму. В поварихе, представляешь?
— Ну и что? Любая работа почетна. Особенно в космосе. Да, что я тебе говорю, ты и так всё знаешь.
— Ну да, знаю. Но ты учти, время какое было. Мне одиннадцать лет, а может, и двенадцать. Мне было больно. Знаешь, как мне было больно. Мама бросила меня, хотя я и знала, что ей надо, что она хочет. Я была психически уже затронута. Нервная. Нестабильная. Мне хватало одной искры, чтобы в душе разгорелся пожар. В последнее время он возгорался всё чаще и чаще, мою натуру, внутренний мир можно было сравнить с сухим валежником, со старым пионерским костром – как будто кто-то специально натаскал в душу сухостой, брошенный хворост, в общем, все легко воспламеняющиеся дрова. И этот костер, я бы не сказала, что он дремлет во мне, он был готов зажечься в каждую секунду. А при упоминании мамы не надо было ждать. А тут увидела…. Мы с подружками, бегали, встречали каждый космолет, каждый корабль. Я, когда увидела маму, готова была провалиться на месте. Подружки теребили меня: «Света, смотри. Мама твоя». Лучше бы молчали. Их слова были толикой бензина, налитого на и без того легко воспламеняющейся костер. Я убежала с площади. Куда? Конечно, в залив. Туда, где сидела на краю волнореза, где впервые увидела резвящихся нереид, туда, где никто меня искать не будет. Я находилась там трое суток. Как будто знала, что Ирина уедет за это время. Может, кто-то скажет, что я не добрая, мама приехала повидаться со мной. Но кто мне подсказал в то время, что лучше делать? Кто-то скажет, а что я ела три дня, этого не может быть. А вот – может. Я, конечно, похудела. Осунулась. Но… воды пресной было достаточно, пей – не хочу. А если захотела кушать, ну, если, невтерпеж, по берегу много лежало яиц. То ли чайки, то ли буревестника, у меня не было выбора. Как, пожалуй, у наших мальчишек, которые научили собирать яйца этих маленьких птиц. Скажу, что они были очень, очень вкусные. Зачем я это делала? Кто знает? Я просто была зла на маму, зла на Сергея. Я бы и раньше это бы сказала, но сейчас более зрело объяснить могу. Конечно, теперь я знаю, что Майкл мой папа. Раньше не знала. Но по маминым мечтам, сказкам, которые она мне рассказывала по ночам, я поняла. Мама хотела того же, что я имею сейчас. Мама бредила всё моё детство теми идеями, которые претворил в жизнь Майкл.
Я, если честно, больше скажу. Я теперь поняла, мама ушла из-за меня. Наполеоновские планы, поиск хорошей жизни, (она же была эта хорошая жизнь, хоть задатки), а следовательно поиск папы. Она пошла в космос только из-за того, что узнала в Сергее друга папы, немного нажать и парень раскололся. Но он ничего не сказал о лайнере Алекса. Тогда все на земле знали, что известный Сергею лайнер был атакован кометой. Он, конечно, не знал, что лайнер успешно пришел в родную гавань. Экипаж «смирился» с ошибкой навигатора, с потерей блока с продуктами и медицинским отсеком. Ведь никто больше не пострадал, человеческих жертв, благодаря быстрому вмешательству командира, не было. Но, как бы там не было, руководство лишило Алекса командовать лайнером. Ребят привезли в Одессу. Но Сергей ничего этого не знал.
Разборки затянулись, но Алекс не мог усидеть на месте, он нашел в Одесской верфи старый разбитый челнок, и стал набирать команду. Янка, ты же знаешь, как набирал он команду. Самых близких и надежных. Конечно, была бы в то время дома Иринка, она попросилась бы на челнок, хотя бы юнгой. Но всё дело было в том, что Ира улетела, а Сергей, немного погодя был убит. Да был убит. Я уже не раз говорила, «папа» был пограничником, спецназовцем, в то время много было нарушений границы, причем, со стрельбой и атакой мирных пароходов. Вот такой корабль и выручал наш спецназ, корабль, захваченный турецкими пиратами. Операция прошла чисто, почти без жертв. Всех пиратов арестовали, но у наших ребят были жертвы. Так пал во время борьбы Серега.
Нет, его только смертельно ранили. Он лежал в лазарете при смерти, но в сознании. Таким его и застал Мишка. Они давно не виделись, было много рассказать друг другу, но Сергей был слабым, сознание покидало его. Он успел только сказать про ребенка, неуправляемую девочку Свету, рассказал про Ирину, мать её, которая сбежала после того, как девочке исполнилось десять. Он, конечно, не знает где она. Следы потерялись, так же, как и у Мишки. Но Света живет в старом доме, если Сергей умрет, то её отправят в детский дом. Сергей этого не хочет, он должен сказать тебе, Мишка, многое, но не может говорить.
— Задыхаюсь. Я прошу одного. Миша. Не бросай девчонку. Пусть она неуправляемая, потом поймет, что это был лучший вариант для нее. Да и неуправляемость её больше кажущая, она хорошая девчонка, характером вся в мать.
Сергей стал задыхаться, лицо его покрылось испариной. Сил говорить больше не было, он только глазами указал на тумбочку, там лежали его документы, и среди прочих бумаг было свидетельство о рождении.
Для Мишки одного взгляда на «метрику» девочки хватило, чтобы понять, что Сергей не отец Светланы, а когда он прочитал кто мама бедняги, он все понял. Он понял не только то, что Ирочка – мама девочки, с легким подсчетом годов и месяцев он справился и понял, Света его дочь. Но, как он скажет ей это. Она всю жизнь считала Сергея своим отцом, а тут пришел левый человек и говорит, что Света его дочь. Зачем усложнять. Миша, тогда уже Майкл, ученый и биотехник заберет девочку на челнок, поговорит с экипажем, она будет считаться дочерью «полка», а потом, когда они прилетят на Землю, он оформит усыновление. Думаю, тогда проволочек не будет. Хорошо бы найти маму её, но….
Это было нелегко. Точнее Майкл сам не хотел искать Ирину, всё-таки четырнадцать лет прошло после их расставания. Кто знает, что нового у неё случилось в жизни. Она же вышла замуж за Сергея. Может уже снова вышла замуж. Майкл посчитал, зачем он полезет в чужую жизнь. Но Света, это другое дело. Сам Сергей попросил. Знал он или не знал про родство Майкла и Светы, может и знал, это теперь никак не узнаешь, но мужчина принял это. Он нашел девочку, это было не трудно сделать, она находилась в старом своем доме, на третьем этаже. Майкл помнит этот дом, помнит, как пускал зайчики в окно, помнил, как Иринка выскакивала к нему навстречу и висла у него на шее, потом они, обнявшись, шли вдаль. Какая жалость пролетело всё. У Мишки потихоньку память стерла те прекрасные моменты, должна была стереть, сколько времени прошло, но нет. Увидев старый дом, память всколыхнула лучшие моменты жизни. Подходя к памятному подъезду, он зажмурил глаза. Неужели он никогда не выкрутится из этого наваждения. Иры нет. Ира вышла замуж, а я не буду, не могу мешать её счастливой жизни. Но всё равно, с какой-то надеждой он взлетел к заветной двери. А может….
Может, сейчас откроется дверь, в проеме он увидит Иринку, она первая подойдет к проёму и остановится, прервав дыхание. Эх, если бы так было хоть один раз. Майкл согласен даже на половину того, что он придумал, лишь бы Ира отворила дверь, сделала шаг вперед и… утонула в его объятиях….
Всё почти так и было. Открылась дверь. Ира стояла в проёме, загораживая проход в квартиру. Стояла и молчала. Мочала, блуждая по его лицу, словно выискивая родные, знакомые черты. Она молчала, не зная, что сказать. Молчал и он, вернулись прошедшие годы, Майкл стоял, не смея поднять руки, обнять свою любимую. Он, наверное, растерялся.
— Света? Кто там пришел? — девушка подошла в прихожую и… резко оборвала голос, помолчав минуты три, обняла девочку за плечи, провела её в комнаты. — Миша…. Михаил Юрьевич! Извините, Иры нет. Давно нет. Она вышла замуж. Света….
— Аленка. Я знаю. Сергей умер. Он меня попросил принять участие в воспитании Светы. Это она была. Господи, как она выросла и, как она похожа на мать.
— Ты, как это представляешь. Расскажи. Мне тоже такая нагрузка не нужна. Если есть смысл, то забирай, только скажи куда, мне же не хочется прощаться с племяшкой навсегда, — а в глазах такая надежда. «Миша, уходи. Забирай свою Свету и уходи. Я не вынесу больше этого». «Миша, а может, лучше останешься. Я тоже не плохая. Нет, иди. Ведь Ирка прилетит когда-нибудь, что я ей скажу. Иди. Еще минут двадцать, и я передумаю. Иди, Миша». Всё это Майкл прочитал у неё в глазах, ему стало жалко эту быстро повзрослевшую сестру Иры. А он хотел так много узнать у нее про Иринку, но это не сейчас, надо забирать Свету. Если она пойдет. Все ностальгические вопросы потом, он понял, что Аленка живет все там же, и она, как прежде неравнодушна к нему.
Света пошла за ним.
А куда бы я делась, это был лучший вариант. Лучший вариант из предложенных. Я понимала, что Сергей разговаривал с Майклом предварительно, рассказал всё, даже то, что я люблю гулять к морю в одиночку. Зачем. Но я не сильно сердилась на Сергея, особенно после похорон. Нельзя о мертвых плохо говорить, а я, покопавшись у себя в памяти не нашла ничего, что должно отталкивать его. Но это всё было после похорон Сергея, «наш», извини я тогда уже говорила наш корабль должен уйти в полет. Майкл пришел к Аленке. Просто поговорить, выпить и вспомнить прошедшие годы. Я ничего не скажу про Аленку, у них ничего не было, даже намека. Может Аленка и хотела что-то, но понимала, что это было копирование Иринки. Она понимала, что даже если она полюбила Майкла, она будет только лишь зеркальным отражением Иринки, а Майклу хватало одного отражения.
Янка, все-таки Майкл любил тогда ещё Иринку. Поэтому и не женился. Я воспринимала это по-другому, правды не знала ведь. Искала у Майкла намеки на неверную жизнь, на гулянки. Но он не давал мне причину ревновать, но и не говорил о любви, словно я никто ему. Но я-то знала, примеры были, о искренней любви отчима и падчерицы.
Ой, какой я была дурочкой. Мне интересно было, а если бы пришла Иринка, моя бедовая мама, то Майкл переметнулся на неё. Не верю. Он же учил меня водить катер. Меня. Помнишь у Тани Булановой.
Ты была заводилой у нас, «черт морской» в полинялой тельняшке.
Ты водила отцовский баркас по бушующим волнам бесстрашно.
Сумку школьную прочь зашвырнув, ты сидела верхом на заборе
И кричала, к биноклю прильнув: «Не кончается, не кончается, не кончается синее море».
Я, конечно, одна не плавала. Фу, ещё подумаешь, вот нашлась путешественница. Это было, Яночка. Было. Я и представляла себя «морским волком», и сдружилась с нереидами, с афалинами. Плавала одна, точнее ходила, и в Турцию, и в Грецию, но это уже позже, в восемнадцать. Люди к совершеннолетию отрекаются от своих фантазий, только не я. Я представь, сейчас уже, сколько видела жизней. На других планетах, почему не предположить то вместе с нами в море живут фантастические обитатели.
В общем, Майкл научил меня всему, что умел сам. А умел и знал он много, очень много. Как не умереть, попав на необитаемый остров, как выжить, среди племени людоедов, как найти пресную воду на острове, где и намека к ней нет. Как выжить в стае Афалин, как сдружиться с нереидами. Я ведь, по глупости своей, считала, что нереиды сказка. Моя, но сказка. Оказалось нет. Они правда живут в нашем море, Черном. Правда, живут. Теперь я это точно знаю.
Но и маму искать стало бесполезное занятие. Зачем? Прошло уже двадцать лет. За такое время человек полностью меняет свою жизнь, свои привычки. Признаться честно, я и не хотела её искать. Мне хватало отчима. Это я тогда не знала, Алиса мне поздно сказала, что Майкл, это Михаил Юрьевич, а Михаил Юрьевич, это мой отец. Смешно. Сколько лет я была в неведении. Господи, зайди в историю маминых отношений, и море, и наяды, и вездесущий мой катерок, — это все ведь мамина мечта. Ну и моя, конечно. Я ведь не с пустого места стала мечтать об этом.
Ну ладно, давай не будем о хорошем. Прости меня, Янка. Плохого в моей жизни оказывается тоже много. Слушай внимательно, потом не говори, что я сочиняю. Я бы очень не хотела, чтобы этого никогда в моей жизни не было. Я знаю, ты хочешь услышать про Майкла. Про папу, но я начну с Лены.
Как вы помните, она порвала комбинезон. Конечно, ни она сама, а то можно представить, сидит наша врачиха, и от нечего делать ковыряет острым ножом свои штаны. А что, попробуй, заикнись в комиссии, сразу все на самоуничтожение запишут, еще проверкой замучают. Нет, комбинезон пропорол буйвол, причем самец. Я даже свидетелем была, я воочию видела, как он нападал на женщину. На мониторе видела, ну и что? Съёмки классные получились. Пусть спросят у Алисы, я ведь строго всю битву снимала. В архивах всё есть. Я думаю, наши архивы не уничтожили, а то, как бывает – стараешься, снимаешь, думаешь, документы привез из космоса, а оказывается все съёмки засвечены, испорченны.
У нас такие уникальные снимки есть. И как Алекс Лену завел в корабль землян. Это уже интересно. Старый корабль. Его красивые отсеки. Но, что самое интересное, таких кораблей уже не делают. Это сказал Алекс. Лайнер, но такой старый, что, пожалуй, ничего мы не найдем интересного. Конечно, Майклу, что-то найти из палеонтологии или археологии не проблема, а мы с Леной. Но все поиски потом, сейчас первое, надо залатать комбинезон. Забравшись в первый же отсек, Алекс заставил женщину раздеться до плавок и… залюбовался ей. Редко увидишь в таких сложных полетах фигуру почти голую, когда это происходит, все дела замирают. Да что говорить о Алексе, если даже я, следя за ними по монитору, затаила дыхание, мечтая, чтобы командир, как можно дольше занимался комбинезоном, так была красива твоя, Янка, мама. Конечно, Алекс видел её в обнаженном виде чаще, чем кто-либо, и то замер в недвижимости, а я…, я же не видела её такую никогда. Худенькая, стройная, высокая, она, словно пришла с картин Поля Бодри - «куртизанка, певица и актриса второй Империи» авантюристка Бланш д*Антинья, натурщица картины «кающаяся Магдалена».
Нет комментариев