Я не знаю, в возрасте ли дело,
Или это страхов торжество…
От Вселенной раньше я хотела
Много очень разного всего.
В мыслях списки длинные строчила,
А теперь «прошений» не пишу.
Я ценю всё то, что получила.
И у мира малого прошу.
Я б хотела дом с красивым садом,
Там, где горизонт спешит за край…
Впрочем, знаешь, ничего не надо,
Только никого не забирай!
Я мечтала… Отпуск заграницей!
Мозг расслабить лёжа или вплавь…
Но пускай мне отпуск только снится,
Только всех родных со мной оставь.
Я издать свою хотела б книжку
«Про любовь, про чай и пироги».
Если нет, я огорчусь не слишком,
Только всех любимых сбереги.
Я всегда мечтать умела с пылом…
Отпуск, книги, дом, цветы и май..
Но согла

Только будьте со мною, родные мои.
Только будьте со мною.
Пусть стоят эти зимние, зимние дни
Белоснежной стеною.
Приходите домой и гремите ключом
Или в дверь позвоните,
И со мной говорите не знаю о чём,
Обо всём говорите.
Ну хотя бы о том, что сегодня метёт,
Да и солнце не греет
И о том, что зимой время быстро идёт,
И уже вечереет.
© Лариса Емельяновна Миллер 1067
https://www.inpearls.ru/author/larisa+emelyanovna+miller

Моё восприятие «бабушек» долгое время было одноклеточным. В лучшем проявлении бабушка — это такая Арина Родионовна, тёплая печка, рядом с которой уютно засыпать в стужу. Уменьшительно-ласкательный суффикс делал своё дело — форматировал восприятие. Помимо тепла и уюта она ещё и в хозяйстве может пригодиться: вон, классик даже выпивал с нею вместе.
Темную сторону бабушек я видел сквозь собирательный образ Бабы Яги. Действительно, к старости некоторые женщины наживают себе острые лица, о которые можно порезаться с первого взгляда. Никакого уюта в них нет — окна нараспашку, и отовсюду сквозит какая-то внутренняя бездомность.
Однажды я сидел в гостях у друга детства.