Папа лучшей подруги.

Ирина Ас

Я стояла перед зеркалом и застегивала платье. Черное, простое, оно сидело на мне лучше всего. Пальцы дрожали, молния заела. Я дернула сильнее и чуть не порвала ткань.

«Спокойно, Аня, – сказала я себе вслух. – Просто обычная суббота».

Но это была ложь. Сегодня все было по-другому. Через час я должна была встретиться с Леной, моей лучшей подругой, и сказать ей, что сплю с ее отцом. Или, если быть точнее, что мы с ним влюблены друг в друга. Хотя слово «влюблены» сейчас казалось таким пафосным и неподходящим. Мы просто были вместе и это было все, что имело значение.

С Леной мы дружили с первого класса. Вместе прошли через все: через слезы из-за двойки по математике, через первого парня, который ей изменил, через бесконечные ночи перед сессиями в универе, давясь кофе и жалуясь на жизнь. Ее дом был моим вторым домом. А ее папа, Сергей Петрович, для меня всегда был как родной. Он вечно встречал меня на пороге, он расспрашивал, как дела, давал советы, которые на самом деле работали. И я, дура, даже не заметила, когда эта забота стала для меня чем-то большим.

Все пошло к черту прошлой осенью. Лена укатила в Питер на недельную конференцию, а у меня в квартире прорвало трубу. Хлынула вода, я металась по залитому полу, не зная, за что хвататься. В панике я набрала первый номер, который пришел в голову. Не сантехника, нет. Сергея Петровича.

Он примчался через двадцать минут, с инструментами, в старой рабочей куртке. Я открыла дверь, мокрая, в тоненькой майке и спортивных штанах. Он молча прошел в ванную, перекрыл воду, потом полчаса возился, что-то чиня. Я ползала рядом и собирала тряпкой лужу.

«Брось, – сказал он наконец, вылезая из-под раковины. – Давай пить чай, а утром вызовешь нормальных мастеров, тут надо менять все».

Мы сели на кухне. Я налила ему крепкого чаю, дрожащими руками. Он был спокоен, как скала. Мы пили чай и говорили. Сначала о трубах, о ремонте, потом о книгах. Оказалось, мы оба любим одного и того же забытого всеми фантаста.
Потом о работе. Он рассказал, как начинал, будучи еще пацаном, без связей и денег. Говорил он без обычной своей отеческой снисходительности, как с равной. А я слушала и смотрела на него. На его руки, сильные, с проступающими венами, на седину у висков, на грустные глаза. В тот вечер я впервые увидела в нем не Лениного папу, а мужчину. Одинокого мужчину, который уже лет двадцать, как разошелся с женой, Лениной матерью, и с тех пор жил один, целиком уйдя в работу и в дочь.

Мы просидели так до трех ночи. Налила еще чаю, достала какое-то печенье. В комнате было тихо, только за окном шумел дождь. И в какой-то момент, когда он смеялся над моей историей про идиота-начальника, я поняла, что хочу его. Просто и без всяких там романтических заморочек. Хочу, чтобы он меня обнял, поцеловал, снял с меня высохшую уже майку.

И он это понял. Взгляд у него стал серьезным. Он допил чай, поставил кружку.

– Ладно, Ань, пора.

– Останьтесь, – вырвалось у меня. Голос сорвался.

Он посмотрел на меня долгим, тяжелым взглядом.

– Ты не знаешь, что говоришь.

– Я знаю.

Он встал, подошел ко мне. Прикоснулся к моей щеке. Ладонь была шершавой, теплой.

– Аня, мне сорок восемь. Тебе – двадцать четыре.

– Какая разница? – прошептала я.

Он не ответил, просто наклонился и поцеловал меня. Это был не нежный поцелуй, а поцелуй голодного человека. В ту ночь мы стали близки. Это было стремительно, жарко и как-то по-настоящему. Без нежностей. Как будто мы оба ждали этого годами.

Утром я проснулась от звука льющейся в кухне воды. Он стоял у раковины и смотрел в окно.

– Сергей? – позвала я тихо.

Он обернулся. Лицо у него было усталое, помятое.

– Аня, это была ошибка.

– Нет, – сказала я твердо. – Не была.

Я подошла к нему, обняла за спину, прижалась щекой к лопаткам.

– Мы оба взрослые люди. И мы оба этого хотели.

Он вздохнул, повернулся ко мне.

– А Лена?

– Лена ничего не узнает. Пока.

«Пока» растянулось на четыре месяца. Мы встречались тайком. Он заезжал ко мне после работы, мы ходили в кино в другие районы, где нас никто не знал. Сидели в маленьких кафешках на окраинах. Говорили по телефону глубокой ночью, когда Лена точно спала. Мы могли болтать о чем угодно – о политике, о новых фильмах, о глупостях. Он смеялся моим шуткам, а я слушала его истории, и мне было интересно. По-настоящему.

Вчера он проводил меня до дома. Мы стояли у подъезда, было холодно, я куталась в куртку.

– Ладно, – сказал он. – Завтра.

– Завтра что? – спросила я, хотя все прекрасно понимала.

Он взял мою руку, сжал ее в своих пальцах. Рука у него была большая, твердая.

– Аня, – он говорил тихо, почти шепотом. – Я хочу… чтобы мы перестали прятаться. Это унизительно для тебя, для меня. Я хочу быть с тобой открыто.

Я смотрела на него, и сердце стучало в груди.

– Ты уверен?

– Да, – он не смотрел мне в глаза. – Но ты должна сказать Лене. Я не смогу. Она твоя подруга, ты сможешь ей сказать.

Я кивнула, не в силах вымолвить слово. Он поцеловал меня в лоб, развернулся и ушел. А я осталась стоять на холодном ветру, с одной мыслью в голове: как, блин, я ей это скажу?

И вот теперь я стояла перед зеркалом, в своем лучшем черном платье, и пыталась найти слова. «Лен, привет, как дела? Кстати, я сплю с твоим отцом. Передай маме, что он с ней разводится». Звучало как начало плохого анекдота.

Лена всегда шутила, что мне нужен «зрелый и состоявшийся». «Тебе бы папика, Анька, чтобы он тебя обеспечивал». Но она явно не имела в виду своего собственного отца.

Я посмотрела на часы. Пора было выдвигаться. Мы всегда встречались в одном и том же месте – в небольшом кафе недалеко от ее работы.

***

Лена уже сидела за столиком у окна и листала телефон. Увидев меня, она широко улыбнулась.

– Ань, наконец-то! Я уже третий кофе допиваю.

Я неуклюже скинула пальто и плюхнулась на стул напротив. Сердце бешено колотилось.

– Привет. Прости, маршрутка встала в пробке.

Официантка подошла, я заказала капучино, хотя внутри все сжималось в комок. Лена смотрела на меня с ожиданием.

– Ну, как твои выходные? Что вчера делала?

Вчера я спала с твоим отцом на полу моей гостиной, а потом мы ели мороженое и смотрели старый боевик.

– Да так, ничего. Дома сидела. Убиралась.

Лена фыркнула.

– Скукота. А я с Максом вчера поругалась.

Макс был ее парнем уже год. Отношения были нестабильными.

– Опять? Из-за чего на этот раз?

– Да он опять про детей речь завел. Говорит, давай уже, мол, не молодеем. А я ему – я карьеру еще не построила, ничего в жизни не видела. Он не понимает!

Я слушала ее вполуха, кивала. Мысленно репетировала фразы. «Лен, мне нужно тебе кое-что сказать». Нет, слишком драматично. «Лен, ты же знаешь, мы с твоим папой всегда хорошо общались…» Звучало еще хуже.

Мой кофе принесли. Я взяла чашку, чтобы руки не тряслись.

– Слушай, Лен… – начала я и сразу запнулась.

Она посмотрела на меня внимательно.

– Ты чего такая нервная? Случилось что?

– Да нет, все нормально. Просто… Есть один разговор.

Лена отложила телефон, ее лицо стало серьезным.

– Говори. Ты беременна?

– Нет! – выпалила я так быстро, что это прозвучало подозрительно. – То есть, нет, не беременна.

Она расслабилась.

– Фух, испугала. Ну, так что там? Деньги нужны? С работой проблемы?

– Нет. Все в порядке. С работой все ок и с деньгами тоже.

Я сделала большой глоток кофе, обжигая язык. Нужно было просто вывалить это на нее, как комок грязи. Быстро и без предупреждения.

– Дело в твоем отце.

Лена нахмурилась.

– В папе? А что с ним?

Я молчала.

Лена смотрела на меня с растущим недоумением.

– Так в чем дело? Он тебе что-то сказал? Ты с ним поссорилась?

– Нет, мы не ссоримся. Совсем наоборот.

Я замолчала, собираясь с духом. В кафе было шумно, звенели чашки, смеялись люди. А у нас за столиком повисла мертвая тишина.

– Лен, мы с твоим папой… мы видимся. Не так, как раньше.

Она ничего не говорила. Просто смотрела на меня, и я видела, как в ее глазах медленно рождается понимание. Оно было не мгновенным, а подкрадывалось постепенно, сменяя недоумение на недоверие, а потом на ужас.

– Что ты имеешь в виду? – спросила она очень тихо.

– Мы встречаемся. Уже четыре месяца.

Она продолжала смотреть на меня, словно я говорила на незнакомом языке.

– Встречаетесь? – переспросила она. – Ты и… мой папа? Мой отец?

– Да.

Она резко отодвинула стул. Ножки скрежетнули по полу.

– Это не смешно, Аня.

– Я не шучу.

Лена медленно покачала головой.

– Нет. Не может быть. Ты что, совсем охренела? Ему сорок восемь лет! Он мой отец!

– Я знаю, кто он, – сказала я, и голос мой наконец обрел твердость. – И он знает, кто я. Мы оба в своем уме.

– Нет, вы не в своем уме! – ее голос сорвался на визг. Несколько человек за соседними столиками обернулись. – Ты… ты и мой папа? Как ты могла? Это же… это просто мерзко!

Мне стало жарко. Испуг начал сменяться обидой.

– Почему мерзко? Мы же не родственники. Мы два взрослых человека.

– А я? – она ткнула себя пальцем в грудь. – Я для тебя кто? Лучшая подруга? Или просто ступенька к своему папочке?

– Лен, не говори так. Ты для меня самое важное. После него.

– Боже мой! – она засмеялась, и этот смех был неприятным, истеричным. – После него! Ты слышишь себя? Ты спишь с моим отцом, а я у тебя на втором месте! Какой ужас!

Она схватилась за голову.

– И как долго это продолжается? Вы за моей спиной… все это время…

– С прошлой осени. С тех пор, как у меня трубу прорвало.

– О, господи! – ее лицо исказилось от отвращения. – Значит, когда я была в Питере, вы уже… у вас уже…

– Да, – коротко сказала я.

Она смотрела на меня, и я видела, как рушится ее мир. Не драматично, не с громом и треском, а тихо, как падает стена, рассыпаясь в пыль. Вся наша дружба, все шестнадцать лет, все секреты, все слезы – все это в один миг превратилось в ничто.

– И папа… он сам? Он согласен на это?

– Это его идея. Он хочет быть со мной открыто и хочет развестись с твоей мамой официально.

Лена побледнела.

– С мамой? Но они же… они же давно не вместе. Они просто…

– Просто не разведены официально. Да. Но теперь будут.

– Потому что ты? Из-за тебя он бросит маму?

– Он с ней не живет уже двадцать лет, Лен! Какую мать он может бросить? Они видятся раз в год на твоем дне рождения!

– Не важно! – она кричала уже не обращая на окружающих. – Ты вошла в мою семью и все разрушила! Это ненормально!

Я тоже начала злиться. Страх ушел, осталась только ярость и желание защитить то, что было для меня важно.

– А что нормально? Чтобы он доживал свой век один, потому что тебе так удобно? Чтобы я отказывалась от человека, который делает меня счастливой, потому что это не вписывается в твои представления о норме?

– Счастливой? – она передразнила меня. – Ты ему не пара! Ты молодая дура, которая повелась на внимание пожилого мужчины! А он… он старый развратник, который воспользовался твоей глупостью!

– Он не развратник! – огрызнулась я. – И не пользуется! Я сама этого хотела! Я первая его поцеловала!

– Молчи! – закричала она. – Я не хочу это слышать! Ничего не хочу слышать!

Она вскочила, схватила свою сумку.

– Ты мне больше не подруга. Ты мне никто. И передай своему… своему любо.внику, – она выплюнула это слово, – что он мне больше не отец. Я не хочу его видеть. Никогда.

– Лена, подожди…

– Отстань от меня!

Она развернулась и пошла к выходу, расталкивая людей. Дверь со звоном захлопнулась за ней.

Я осталась сидеть за столом. Кофе остыл. В ушах стоял звон. Люди вокруг украдкой поглядывали на меня, потом отводили взгляд. Я чувствовала себя полной дрянью. Предателем. Подлой тварью, которая ради своего счастья растоптала лучшую подругу.

Я достала телефон. Дрожащим пальцем набрала сообщение Сергею.

«Я все сказала».

Ответ пришел почти мгновенно.

«Как она отреагировала?»

Я посмотрела на дверь, в которую только что выбежала Лена.

«Плохо. Очень плохо. Сказала, что ты ей больше не отец».

Он не отвечал минуту. Потом две.

«Я позвоню ей».

«Не надо. Сейчас не стоит».

«Я все равно позвоню. Иду к тебе?»

«Да».

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Первая битва была проиграна. Самый страшный разговор остался позади. Но война только начиналась. Война за наше право быть вместе. И я была уверена, что у нас хватит сил её выиграть!