НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ
ЧЕРТОПОЛОХ
Принесли букет чертополоха
И на стол поставили, и вот
Предо мной пожар, и суматоха,
И огней багровый хоровод.
Эти звёзды с острыми концами,
Эти брызги северной зари
И гремят и стонут бубенцами,
Фонарями вспыхнув изнутри.
Это тоже образ мирозданья,
Организм, сплетённый из лучей,
Битвы неоконченной пыланье,
Полыханье поднятых мечей,
Это башня ярости и славы,
Где к копью приставлено копьё,
Где пучки цветов, кровавоглавы,
Прямо в сердце врезаны моё.
Снилась мне высокая темница
И решётка, чёрная, как ночь,
За решёткой - сказочная птица,
Та, которой некому помочь.
Но и я живу, как видно, плохо,
Ибо я помочь не в силах ей.
И встаёт стена чертополоха
Между мной и рад
ФЕЛИКС КРИВИН
* * * * *
На солнце щурился малыш, вертя в руке кристалл:
Вот так посмотришь — камень рыж,
А так посмотришь — ал.
А так посмотришь — камень жёлт...
Малыш ещё не знал,
Что мир, в который он пришёл, — один большой кристалл.
И жизнь, что будет впереди, окажется такой:
Из детства смотришь — цвет один,
Из старости — другой.
ВЛАДИМИР НАБОКОВ
ЛУННАЯ НОЧЬ
Поляны окропил холодный свет луны.
Чернеющая тень и пятна белизны
застыли на песке. В небесное сиянье
вершиной вырезной уходит кипарис.
Немой и стройный сад похож на изваянье.
Жемчужною дугой над розами повис
фонтан, журчащий там, где сада все дороги
соединяются. Его спокойный плеск
напоминает мне размер сонета строгий;
и ритма четкого исполнен лунный блеск.
Он всюду — на траве, на розах, над фонтаном
бестрепетный, а там, в аллее, вдалеке,
тень черная листвы дробится на песке,
и платье девушки, стоящей под каштаном,
белеет, как платок на шахматной доске...
18 сентября 1918
Художники: 1. Андрей Огурцов, Украина.
2. И. К. Айвазовский, Рос
ГЛЕБ ГОРБОВСКИЙ
Заиндевелые олени
тебя везут на край земли.
Огни призывные селений
уже не вызвездят вдали.
Пустыня кончится обрывом
в широкогрудый океан.
Твой воротник стоит, как грива,
твоё шоссе — меридиан.
Какие ищешь ты алмазы,
когда они — в твоих глазах.
А тьма набилась до отказа
во все квадраты в небесах.
В морозно-белом ореоле
твоё лицо, как бы в венке.
Опять не я, а ветер в поле
тебя погладит по щеке.
Заиндевелыми рогами
олени машут на бегу...
И всё, что было между нами,
я уничтожить не могу.
1960 г.
ЯКОВ ТУБЛИН
Погуляю с сестрой по дождю.
Постою, покурю, подожду,
Никуда, ни за чем не спеша.
Пусть поплачет от счастья душа.
Как под дождиком тополь красив!
Слава Богу, что я ещё жив,
Слава Богу – в тоске не сгорел!
И почти ещё, кажется, цел…
Слава Богу! Жене! И сестре,
Что по этой осенней поре,
По октябрьской, золотой,
Я гуляю, почти молодой!
Это утро.
И дождик.
И лес.
Будто умер —
И тут же воскрес.
БОРИС РЫЖИЙ
Чёрный ангел на белом снегу —
мрачным магом уменьшенный в сто.
Смерть — печальна, а жить — не могу.
В бледном парке не ходит никто.
В бледном парке всегда тишина,
да сосна — как чужая — стоит.
Прислонись к ней, отведай вина,
что в кармане — у сердца — лежит.
Я припомнил бы — было бы что,
то — унизит, а это — убьёт.
Слишком холодно в лёгком пальто.
Ангел чёрными крыльями бьёт.
— Полети ж в своё небо, родной,
и поведай, коль жив ещё бог —
как всегда, мол, зима и покой,
лишь какой-то дурак одинок.
1995 г.
ВЛАДИМИР МАЯКОВСКИЙ
ХОРОШЕЕ ОТНОШЕНИЕ К ЛОШАДЯМ
Били копыта,
Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб.-
Ветром опита,
льдом обута
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала!
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошёл и вижу
глаза лошадиные…
Улица опрокинулась,
течёт по-своему…
Подошёл и вижу —
За каплищей каплища
по морде катится,
прячется в шерсти…
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы сих плоше?
Деточка,
все мы немножко лошад
НИКОЛАЙ РУБЦОВ
КОЗА
Побежала коза в огород.
Ей навстречу попался народ.
- Как не стыдно тебе, егоза?-
И коза опустила глаза.
А когда разошёлся народ,
Побежала опять в огород.
ЗИНАИДА ГИППИУС
УЗЕЛ
Сожму я в узел нить
Меж сердцем и сознаньем.
Хочу разъединить
Себя с моим страданьем.
И будет кровь не течь —
Ползти, сквозь узел, глухо.
И будет сердца речь
Невнятною для духа.
Пусть, тёплое, стучит
И бьётся, спотыкаясь.
Свободный дух молчит,
Молчит, не откликаясь.
Храню его полёт
От всех путей страданья.
Он дан мне — для высот
И счастья созерцанья.
Узлом себя делю,
Преградой размыкаю.
И если полюблю —
Про это не узнаю.
Покой и тишь во мне.
Я волей круг мой сузил.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но плачу я во сне,