Несколько месяцев

Она почему-то даже не плакала. Наверное, из вредности. Врач так сочувственно смотрел Маше в глаза, так понимающе, что ее просто злость взяла:
«Чего ты ждешь? Слез, истерики, обморока? Да ни за что!»
— Спасибо, — совершенно неуместно поблагодарила она.
Врач опешил, растерял слова: за что спасибо? За диагноз, больше похожий на приговор? И что ответить на это спасибо? Пожалуйста, кушайте на здоровье?
Поэтому он промолчал.
— Только в больницу я не лягу, — сказала Маша, поднялась со стула и вышла из кабинета.
«Доживать пошла», — подумал врач и устыдился собственного цинизма...
*****
«Что же за время-то сейчас такое, даже жизнь ставит сроки! И что я успею за оставшиеся месяцы? Да ничего! За сорок лет немногое успела, а теперь спохватилась!» — злилась Маша, шагая к дому.
То, что семьей не обзавелась, так это к лучшему: никто плакать по ней не будет.
Разве что мама. Но ей Маша сообщать ничего не собирается. Пусть живет спокойно. Ни к чему человеку под семьдесят нервы трепать.
Узнает, когда... Машино время придет.
Надо понять самой, что дальше делать. Работать, как лошадь, она точно больше не хочет. А кроме работы и нет ничего в Машиной жизни.
Как-то все на потом откладывалось. И вот оно, это потом, наступило. Ждать больше нельзя...
Что люди делают перед смертью? Порядок в делах наводят? Ну, это, наверное, только у забугорных миллионеров так принято. Какие у Маши дела?
И тут ее словно молнией долбануло:
«Есть одно дело – жить! Вот столько, сколько осталось. К лешему эту работу».
Тем более, что подушка безопасности есть. Да что там подушка! Целая перина безопасности. Некуда Маше было особо тратиться, вот и скопилось...
*****
Как-то так вышло, что сорок лет Маша и не жила будто. Гналась за чем-то непонятным: престижем, деньгами, должностью. Не то чтобы она очень этого хотела, просто так положено.
Единственное, за чем гоняться не стала, так это за мужчинами.
Мужики – они создания странные. Маша их не понимала. Чего им от женщины надо-то?
Вот, к примеру, приятель Володька, простой, как пятак. Женился на девочке-раскрасавице. И уже через три месяца Маше жаловался:
— Глупая она, как пробка, да еще и руки из одного места растут. Где мои мозги были, когда я на нее повелся?
Не, ну понятно, что из головы отлучались. Но чего же так надолго-то? Могли бы до свадьбы и вернуться. А вот теперь что делать с этой куклой?
Маша слушала, молчала. А что тут посоветуешь? Она сама в личной жизни полный профан.
Или, вот, Олег Иванович. Серьезный, видный мужчина. Начальник. На подчиненных умеет так глянуть, что даже голос повышать не приходится.
А как зайдет к нему супруга, меняется прямо на глазах. Даже ростом ниже делается. Наверное, чтобы ей было легче сверху вниз на него смотреть.
Жена у него маленькая, полненькая, сердитая. И вовсе не красавица. Зато командирша. Олег Иванович перед ней прямо рассыпается бисером. Маша сначала думала, что от любви...
Фигушки. Как только благоверная за двери выйдет, он ей вслед чуть ли не рожи строит и шипит, словно кот, которому на хвост наступили:
— У, чудовище! Притащилась, будто звал кто. Умная слишком, все мою работу контролирует! А меня не надо проверять! Угораздило жениться на таком цербере.
— А чего наш шеф с ней не разведется? — как-то спросила Маша у Володьки.
— Из жадности. Она же дочка нашего Большого Босса, хозяина фирмы. Вот Олежек и скачет перед ней, как пудель дрессированный.
Тоже, значит, не любовь... Вот и как это все понимать? Красивых, стройных дурочек не любят. Полных, богатых умничек ненавидят. В общем, мужчины, похоже, действительно с другой планеты.
Нет, работать под их руководством еще куда ни шло, а вот жить с таким непостижимым – упаси бог.
Поэтому Маша выбрала вместо семьи работу. Сначала под мужским началом, а позже разошлась. Подвинула своего руководителя, в кресло его уселась. Удобно, денег больше стало. Только вот свободное время улетучилось. Да Маша по нему не шибко и скучала...
*****
Мама давно смирилась, что внуков она не дождется. Но тоже не очень-то горевала по этому поводу. Не все бабушки мечтают нянчить орущих розовощеких карапузов.
Маша есть, и хорошо. Успешная, обеспеченная, самодостаточная. К матери и то редко заходит.
Ну, не любит она пустой болтовни. И разносолов маминых не любит. Заскочит, бывало, раз в месяц, о здоровье справится, кофейку выпьет и дальше бегом.
«Молодец! — гордилась мама. — Настоящая современная женщина! Сильная, свободная, здоровая. Все-то у нее хорошо, даже завидно немножко».
*****
Она даже не обеспокоилась, когда поняла, что в этом месяце Маша ее не навестила:
«Закрутилась, забегалась, бывает. Да и чего ей у меня торчать. Позванивает, и на том спасибо».
Но вскоре Маша ее удивила:
— Мама, я тут с работы уволилась. На дачу переезжаю.
— Как уволилась? Да ты же живешь на этой работе! — мама чуть телефон не выронила.
— Больше не живу. Надоело, — было ясно, что вдаваться в подробности Маша не желает.
— Ты, главное, горячку не пори. Может, тебя подставил кто? Или еще гадость какая-нибудь случилась?
— Да нет.
— Машка, ты, конечно, человек свободный, делай, что хочешь. Но дача... Это, по-моему, слишком. Ты ведь там ни разу с папиной смерти не появлялась. Городская до корней волос.
— Ну, люди меняются. Все, пока, целую.
И трубка разразилась заунывными гудочками. Что-то было не так. Но мама быстро об этом забыла. Сама Машка со всем разберется, как и всегда.
*****
Дом за зеленым забором встретил Машу пыльной тишиной. Мама тоже не была фанаткой дачного отдыха. Приезжала пяток раз за лето.
Дача была папиным детищем. Осиротела она, когда его не стало. Сад зарос, дорожки спрятались в траве и первых сентябрьских палых листьях, сарайчик требовал свежей краски.
Зато здесь было спокойно. Само время, казалось, замедлилось: потекло тихо, степенно. Словно широкая равнинная река.
Маша шагнула в эту реку, и... вспомнилось детство. Отец улыбается на крылечке, курит украдкой, прикладывает палец к губам: «Т-ссс! Маме не выдавай. Ругаться будет».
Маша укоризненно качает головой. Нельзя папе курить. Сердце у него барахлит. Так говорит мама. Но Маша не выдаст отца. Он ее лучший друг. А на друзей не ябедничают.
Эх... Мало что она понимала тогда. Может, если бы не позволяла отцу курить, он не умер бы так рано. Но Маша не знала, насколько все серьезно.
Зато теперь знает. Чувствует, что время сыплется, словно песок в часах. Безвозвратно унося секунды, минуты, дни... Ее дни.
Из раздумий ее выдернул звонкий «гав!». Маша чуть не подпрыгнула на месте от неожиданности. На крыльце, где в ее воспоминаниях сидел папа, теперь устроился щенок-подросток.
Остроухий, худой, в серую от грязи шерсть тут и там вцепились репейники.
— Ох, напугал! Так раньше времени к праотцам отправишься, — выдохнула Маша. — Ты откуда такой?
Щенок, конечно, не ответил. Зато вскочил на голенастые лапы и восторженно завертел хвостом-баранкой. Он был рад Маше.
«Беспризорник, похоже. Небось, дачники-неудачники бросили. Милоту щенячью парень подрастерял, вот и оставили», — предположила Маша.
— Ладно, пойдем. Только вот что я тебе скажу, не лучшую кандидатуру ты в хозяйки выбрал.
Щенок был с ней не согласен. Для него она была не просто лучшей, а единственной. Он уже успел сунуть нос в несметное множество домов, но отовсюду его гнали.
А эта дамочка — нет! Она прекрасна!
*****
Дом Машин папа построил на совесть. В нем можно было зимовать. Теплый, крепкий, с водопроводом и прочими удобствами. Сегодня Маша особенно была рада водопроводу. Так как отмыть это остроухое чудо было той еще задачкой.
Казалось, щенок собрал на себя всю грязь и пыль, которая встретилась на его пути. Маша намыливала и смывала, оттирала пузо и лапы. Щенок терпел.
Зато на выходе получился настоящий красавец.
Он и правда был серым. Только вот без грязи оказался похож на легкую пушистую тучку. Поэтому Маша долго не думала, как его назвать:
— Дымок! Форменный Дымок. Пускай немного по-кошачьи, но тебе очень идет.
Пес имя принял: Дымок так Дымок.