Париж. Домовая церковь иконы Божией Матери "Всех скорбящих Радость" и Геновефы Парижской.
Приход в честь иконы Божией Матери Всех Скорбящих Радость и Святой Женевьевы был основан в 1936-м году. Я бы хотел сделать небольшое отступление и провести параллель с другим приходом, основанным также в Париже и в то же время. Это наш старый кафедральный собор в честь Трех святителей на улице Петель. Эти два прихода возникли в один год, и основателями были практически одни и те же люди: иконописец Леонид Успенский, Владимир Лосский, и, конечно, первый казначей прихода Андрей Блум, будущий Митрополит Антоний Сурожский.
Эти приходы – как две сестры, но судьба их совершенно различна. Один стал кафедральным собором на долгие годы, с епископской кафедрой, где богослужения проходили на славянском языке. А наш – миссионерским. Община была деятельна и активна в части контактов с инославными. Это привело к тому, что один из активных прихожан, Евграф Ковалевский, стал впоследствии священником, пытался создать некую Поместную Церковь... Его брат, Максим Ковалевский, написал и переложил многие тексты на музыку и адаптировал ее к звучанию на французском языке. Эти песнопения очень мелодичные и написаны в традиции русской церковной музыки.
Наш небольшой приход состоит на 2/3 из коренных французов, перешедших из католичества и протестантизма (кто-то и вовсе пришел из ислама). Есть смешанные браки, которые способствовали переходу людей в Православие, и таких очень много: греко-французы, франко-русские, франко-сербы, франко-ливанцы… кого только нет! И, конечно, 1/3 – представители русской эмиграции, офранцуженной, но Православие – это их идентичность.
– Вам удалось соприкоснуться с кем-то из представителей тех поколений первых эмигрантов, их потомков, сохранивших духовные традиции прошлого?
– Нет, не удалось. Я приехал во Францию в 2005-м году. Это поколение уже ушло… А вот с некоторыми потомками, к счастью, – да. Например, отец Николай Лосский, сын Владимира Лосского, принявший сан в 70-летнем возрасте, служил священником недолго. Но общение с ним и его супругой Вероникой было очень интересным. Эти люди – и не русские, и не французы. А может, в то же время и то, и другое вместе. Трудно описать (смеется). Потому что, с одной стороны, они прекрасно говорили по-русски. Но связи с той Россией, в которой мы родились, у них не было никакой. Разве что через литературу, искусство они что-то себе представляли о нашей стране. Но не приезжали в Россию, у них не было такой необходимости. В то же время это люди удивительные, очень образованные. Когда я оказался на приходе, они приняли меня тепло и по-доброму. Я благодарен им за то, что они помогли мне врасти в общину и впоследствии даже стать священником. Познакомился с супругами Никитой Игоревичем и Ксенией Игоревной Кривошеиными, людьми удивительной судьбы! Но о них вы, конечно, хорошо знаете по автобиографическим книгам, изданным в России.
– Вы упомянули о принявших Православие католиках и протестантах, а также бывших мусульманах среди ваших прихожан. Каков самый яркий случай рождения православного христианина, произошедший на ваших глазах?
– Есть интересные примеры, когда супруг или супруга приводят в храм свою вторую половинку. И эти новообращенные, в свою очередь, придя в Православие, становятся более активными, чем их супруг или супруга. Интересно видеть, как люди врастают в общину и привносят в ее жизнь что-то новое, обогащают ее своим опытом. Мои прихожане, перешедшие из католичества или протестантизма, очень требовательны к проповеди священника. Такая у них выучка. Проповедь должна быть грамотно построена, чтобы они могли потом ее все вместе со мной обсудить. Они внимательно слушают! Нужно очень хорошо готовиться. И всегда есть люди, которые подходят ко мне после службы и беседуют со мной. У них всегда есть вопросы, замечания, советы о том, что нужно раскрыть еще какие-то темы из Евангелия и так далее. Проповедь – важный элемент, слово, которое с жаждой слушают прихожане, в том числе и дети. Мы даже завели традицию – раз в месяц говорить специальную проповедь детям. И это важно, потому что, как мне кажется, у нас есть важная цель: передать веру нашим детям, чтобы они сохранили православную веру.
– Насколько это удается сделать в довольно секулярном пространстве, и, как часто может показаться, подверженном агрессивной дехристианизации?
– Процессы дехристианизации – общая проблема как для Европы, так и для России. Я склонен думать о том, что христианство перестало быть тем новым вином, о котором говорит Христос. Мы перестали говорить на темы, которые актуальны для общества.
Почему христианство первых веков так захватывало и зажигало сердца? Потому что христианство было действительно солью. Дары Духа Святого присутствовали обильно в первохристианских общинах, что мы видим из Деяний апостольских. Вопросы, которые нам задают протестанты, приходящие в Православие: «Где же этот дух, эта сила, эта жизнь? Почему христианство не стало солью, огнем, вином обновляющим?» Это вопрос к нам! Почему мы настолько иссякли, обмирщились, что наша проповедь редко когда касается сердец людей?
Мы можем, конечно, обвинять общество в том, что оно повернулось к нам, христианам, спиной. Отчасти это так. Но так было всегда, ведь с самого начала своей истории христианство подвергалось гонениям. И тем не менее оно распространилось по миру. А сейчас… оно потеряло свою энергию. Я вижу эту проблему здесь, в Европе, так: мы, христиане, в частности, православные, замкнулись в себе. Приезжаем в Европу, создаем приходы, но для себя, чтобы нам в них было уютно, хорошо… Но христианство – это не там, где тепло и уютно. Это живая проповедь на живом языке. И всегда это миссия и движение вперед. Господь часто Себя сравнивал с пастырем. А мы – стадо, которое всегда идет вперед. По мысли матери Марии (Скобцовой), христианство всегда в движении. Христианство есть желание поделиться с другими радостью о том, что мы нашли сокровище! Вот об этом христианство.
Однажды меня поразили слова пророка Иоиля о том, что жажда слова Божьего в последние времена не уменьшится. Люди ищут истину, и это я вижу на примере тех людей, с которыми работаю. Но они ищут истину где-то на периферии, в каких-то культах или где-то еще. Тем не менее человек жаждет Бога, живет с этой жаждой, даже не всегда ее осознавая. А христиане просто перестали понимать, что они призваны, прежде всего, идти и делиться со всеми Благой вестью.
– Сами себя дехристианизируем…
– Совершенно верно, и мы не готовы к подвигу. Восхищаемся мучениками первых веков. Ведь сколько их было! Люди были готовы умереть за истину, пожертвовать самым дорогим – жизнью. А какие темы нас сегодня интересуют здесь, во Франции? «К какой юрисдикции вы относитесь?» Ну, это же абсурд… Господь нам даровал Свое Царство, весь мир, всю вселенную!
– Франция, как страна для жизни православного христианина, – какая она? Что вам здесь нравится, а что – нет?
– Этот вопрос было бы хорошо задать моим прихожанам-французам. Как они, став православными, ощущают себя здесь? Я всегда буду чувствовать себя чужим по отношению к Франции. Хотя у меня здесь семья, и я здесь давно живу. Я все равно остаюсь русским и никогда не смогу полностью почувствовать себя французом.
О моих прихожанах могу сказать следующее: становясь православными, они не порывают окончательно со своей традицией и сохраняют уважительное отношение к тому, что было в их жизни раньше, не отвергают своего прошлого опыта, который стал для них ступенькой к Православию.
Христиане-католики принимают нас, православных, очень хорошо. Современные христиане в Западной Европе нацелены на братскую помощь
Когда я, человек из российской глубинки, приехал во Францию, первым открытием для меня был тот факт, что христиане-католики принимают нас, православных, очень хорошо. Мы с нашим «школьным» багажом относимся к ним с большим недоверием. Как будто они вот только вчера разрушили и разграбили Константинополь (смеется). Современные христиане в Западной Европе нацелены на диалог, братскую помощь, и это было большим открытием. И мои 3 года жизни в рамках учебы во Франции прошли как раз благодаря христианам-католикам, которые потратили средства на то, чтобы я мог учиться. Сначала я относился с настороженностью: мол, католики-прозелиты, ведь именно так нас научили их воспринимать. Но во Франции католики оказались совсем другие. Они наши первые друзья! Они всегда откликаются на наши нужды: предоставляют нам помещения для совершения богослужений, отдают в пользование свои храмы. Я никогда за свои 15 лет жизни здесь не видел негативного отношения с их стороны. И это первый стереотип, который я хотел бы разрушить.
Также я увидел, что христианство во Франции живо. Что здесь много верующих, в том числе и среди молодежи. Католические епархии довольно активны, епископы и священники открыты и доступны. Жизнь имеет довольно динамичный характер, широко привлекаются к церковному служению миряне. Полтора года назад проходила католическая миссионерская конференция, ставшая для меня открытием. Со всей Франции собрались более 5 тысяч верующих, они представили не только свои миссионерские проекты, а делились конкретными плодами своей миссии. Мы даже не представляем, насколько у них развито миссионерское служение, социальная работа на приходах. Вся инициатива на местах дана в руки священникам и мирянам. Вот такие открытия я для себя сделал.
Я вообще достаточно позитивно смотрю на будущее христианства здесь. Оно, конечно, будет занимать скромное, но уверенное место в обществе. Взять даже католические журналы, книги, Интернет-ресурсы, газеты, обсуждающие самые актуальные темы с христианской точки зрения. Оно показывают невероятно высокий уровень дискуссии. И эти издания читают в том числе и светские люди во Франции. Например, газета и журнал «La Croix» (в переводе «Крест») – одно из самых читаемых изданий во французском обществе, в них задаются самые острые вопросы на разные общественно-политические или церковные темы. Для меня это было большим открытием. Нашему читателю, может быть, будет не очень интересно видеть такой позитивный взгляд на Запад, потому что у нас в основном он освещается в негативном контексте.
Нам, православным, здесь живется уютно. Я не вижу, чтобы наши права в чем-то ущемлялись.
Нет комментариев