Три месяца назад Анна и не думала, что её жизнь может так измениться.

Переезд в родной город мужа, в старинный особняк на окраине Веретья, казался временным решением. Максим настаивал — мать совсем одна, дом требует ремонта, да и для будущего ребёнка свежий воздух полезнее городской пыли. Анна согласилась, хотя и с неохотой. Теперь же каждый день превращался в испытание.
Веретье встретило их туманами. Маленький городок на границе Псковской области словно застыл во времени. Те же покосившиеся заборы, те же резные наличники, покрытые облупившейся краской, те же старухи на скамейках. Только новая вывеска на здании бывшего краеведческого музея — "Туристический центр" — напоминала о наступившем веке.
Дом Рябининых стоял особняком, в конце Еловой улицы. Двухэтажный, с мезонином, он казался нахохлившейся птицей, готовой в любой момент взлететь. Тёмные окна следили за прохожими, а массивная дубовая дверь неохотно пропускала даже своих.
— Анечка, ты меня слышишь? — голос свекрови вернул её в реальность. — Я говорю, нужно готовиться. До родов осталось меньше двух месяцев.
— Да-да, конечно, — Анна попыталась улыбнуться. — Я подумаю.
— Тут нечего думать, — Галина Петровна поджала губы. — Всё уже решено. И Максим согласен.
Максим. Муж в последнее время словно избегал разговоров о родах. Уходил рано, возвращался поздно, всё больше молчал. А когда Анна заводила речь о роддоме, отделывался общими фразами: "Мама лучше знает", "Не спорь с ней", "Так надо".
Вечером, когда Галина Петровна ушла к соседке, Анна спустилась в подвал. Старые вещи всегда её интересовали — профессиональная привычка историка. Среди пыльных коробок и старой мебели она искала подсказки, что-то, что объяснило бы странное поведение свекрови.
В дальнем углу, за сломанным комодом, обнаружился сундук. Простой, окованный железом, с облезлой краской. Замок давно проржавел и держался на честном слове. Анна осторожно потянула крышку.
Сверху лежали детские вещи — пожелтевшие распашонки, чепчики, связанные крючком. Под ними — альбом в бархатном переплёте. Анна раскрыла его и замерла.
С фотографии смотрела молодая Галина Петровна. Она держала на руках младенца, но что-то было не так с этим снимком. Лицо женщины искажала гримаса не то боли, не то ужаса. А в углу фотографии виднелась странная тень — будто силуэт оленя.
— Что ты здесь делаешь? — резкий голос заставил Анну вздрогнуть. В дверях стояла свекровь.
— Я просто... — Анна захлопнула альбом. — Искала старые детские вещи.
— Положи. Всё. На. Место, — каждое слово падало как камень. — Немедленно.
Той ночью Анне приснился странный сон. Она бродила по дому, который становился всё больше и больше. В комнатах вместо мебели стояли детские кроватки. Пустые. А за окнами в лунном свете мелькали тени оленей.
Утром она проснулась разбитой. Максим уже ушёл. На кухне Галина Петровна заваривала травяной чай.
— Выпей, — она поставила перед невесткой дымящуюся чашку. — Полезно для ребёнка.
Чай пах незнакомыми травами. Анна сделала глоток и почувствовала лёгкое головокружение.
— Что это за травы?
— Старинный рецепт. Помогает подготовиться к родам, — свекровь улыбнулась, но глаза остались холодными. — В нашем роду его передают из поколения в поколение.
В дверь постучали. На пороге стоял мужчина лет тридцати пяти, высокий, с внимательным взглядом.
— Здравствуйте, я Артём Соколов, из исторического общества. Мы проводим исследование старых домов Веретья.
Галина Петровна дёрнулась, словно от удара.
— Нам это не интересно.
— Но ваш дом один из старейших в городе, — Артём достал удостоверение. — Мы нашли документы...
— До свидания, — свекровь попыталась закрыть дверь, но мужчина успел просунуть ногу.
— Постойте. Вы ведь Галина Петровна Рябинина? Бывший директор музея? Тогда вы должны знать о находках в девяностых. Семь детских захоронений...
Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла. Галина Петровна повернулась к Анне:
— Забудь всё, что ты слышала. Допивай чай и иди отдыхать.
Но Анна уже не могла забыть. Вечером, дождавшись, пока свекровь уйдёт в свою комнату, она включила компьютер. В городских архивах нашлась старая заметка: "1990 год. При строительстве обнаружены захоронения. Предположительно, ритуальные. Младенческие останки, обёрнутые в льняные пелены..."
Статья обрывалась на полуслове. Следующий номер газеты в архиве отсутствовал.
Анна попыталась найти что-то ещё, но в дверь тихо постучали. На пороге стоял Артём.
— Простите за вторжение, — он говорил шёпотом, — но вы должны знать. Ваша свекровь... У неё был второй сын.
— Что? — Анна растерянно моргнула. — У Максима нет брата.
— Был. Старший. Пропал в младенчестве. Или... — Артём огляделся. — Я могу войти?
Они устроились на кухне. Артём достал папку с документами.
— Я изучаю историю Веретья много лет. Здесь каждые тридцать три года происходит странное. Пропадают молодые матери с первенцами. А через несколько дней в других семьях появляются младенцы. Якобы свои.
— Вы с ума сошли, — Анна попыталась встать, но ноги не слушались.
— Посмотрите, — Артём положил перед ней фотографию. — Это роддом, 1990 год. Галина Петровна с младенцем. А теперь сравните с более ранним снимком — её первый сын. Это разные дети.
Анна всмотрелась в фотографии. Сходство было, но... Что-то неуловимо менялось. Черты лица, разрез глаз.
— А вот ещё, — Артём достал старую газетную вырезку. — 1957 год. Такая же история. И 1924. Всегда одно и то же — роженица исчезает, а в другой семье внезапно рождается ребёнок.
— Зачем вы мне это рассказываете?
— Потому что следующий цикл начинается в этом декабре. И вы... — он замолчал, глядя куда-то за спину Анны.
В дверях стояла Галина Петровна. В руках она держала какой-то свёрток.
— Я же просила тебя не приходить, Артём, — её голос звучал устало. — Ты всё равно ничего не изменишь.
— Мама знала правду? — он шагнул вперёд. — О том, что вы сделали с моей сестрой?
Анна похолодела. Артём. Сын той, другой женщины. Той, что пропала в девяностых.
— Уходи, — Галина Петровна развернула свёрток. В тусклом свете блеснуло что-то острое. — Или я расскажу твоей жене, почему ты вернулся в Веретье.
Артём дёрнулся, словно от пощёчины.
— Вы не посмеете. Не сейчас.
— Посмею. Ты ведь тоже из наших. Меченый.
Анна переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять. А потом заметила — у Артёма на шее, прямо под воротником, темнело родимое пятно. Похожее на след от копыта.
Входная дверь хлопнула — вернулся Максим. Галина Петровна быстро спрятала свёрток.
— Что здесь происходит? — муж остановился на пороге. — Артём? Ты как здесь...
Договорить он не успел. Где-то наверху раздался грохот, словно упало что-то тяжёлое. А потом послышался звук, от которого застыла кровь — не то плач, не то ржание.
— Началось, — прошептала Галина Петровна. — Он пришёл за своим.
Анна вскочила, но голова закружилась — травяной чай, вспомнила она. Старинный рецепт.
— Максим, — она схватила мужа за руку. — Помоги мне уехать отсюда. Пожалуйста.
Он смотрел растерянно, переводя взгляд с жены на мать.
— Сынок, — Галина Петровна шагнула к нему. — Ты же помнишь, о чём мы говорили? О твоём брате?
— У тебя нет брата, — вдруг резко сказал Артём. — Тот ребёнок... Он не был твоим братом. Он был моим.
Максим побледнел.
— Что?
— Спроси у матери, куда делась моя сестра-близнец. И почему через неделю у твоих родителей появился второй сын.
— Мама? — Максим повернулся к Галине Петровне.
Но та уже не слушала. Она смотрела в окно, где в сгустившихся сумерках мелькали тени. Всё больше и больше теней.
— Поздно, — прошептала она. — Он уже здесь. И ему нужна новая мать.
Анна почувствовала, как по спине пробежал холод. В животе шевельнулся ребёнок — слишком сильно для седьмого месяца.
— Нет, — она попятилась к двери. — Нет!
Звук наверху повторился — теперь он был ближе. И уже явственно слышался стук копыт.
Максим вдруг встал между женой и матерью.
— Хватит. Я увожу Анну.
— Ты не понимаешь, — Галина Петровна покачала головой. — Если не отдать ему то, что принадлежит лесу, он заберёт всех. Всю кровь, всё потомство. Так было всегда.
— Это безумие! — Максим схватил Анну за руку. — Уходим!
Но они не успели сделать и шага. На лестнице послышались тяжёлые шаги.
Галина Петровна вскинула руки: — Встань в круг, Анна. Я могу тебя спасти. Только так.
— Нет, — Максим загородил жену. — Я знаю, что было в девяностых. Помню, как отец уводил женщину в лес. Ты заставила его, да? Как заставляешь всех.
— Чтобы спасти тебя! — выкрикнула Галина Петровна. — Ты умирал! А лес... Лес всегда берёт равное за равное.
Артём шагнул к лестнице: — Где документы, Галина Петровна? Те, что вы забрали из музея перед закрытием?
— В тайнике, за иконой, — вдруг глухо произнёс Максим. — Я видел, как она их прятала.
Шаги на лестнице стихли. А потом сверху донёсся звон разбитого стекла.
— Скорее! — Артём бросился наверх.
Анна почувствовала, как у неё отнимаются ноги. В горле пересохло. — Максим... Ребёнок... Что-то не так...
— Держись за меня, — он подхватил её на руки. — Мы уходим.
— Нет! — Галина Петровна метнулась к двери. — Нельзя! Он уже выбрал!
Сверху донёсся крик Артёма: — Нашёл! Здесь всё! Списки, фотографии...
Грохот. Треск. Звон стекла.
— Горим! — крик Артёма оборвался кашлем. — Документы загорелись сами!
Пламя, вспыхнувшее в кабинете, распространялось с неестественной скоростью. Дым заполнял коридоры.
Максим рванулся к выходу, но путь преградила мать. В руках она сжимала старинную костяную иглу.
— Прости, сынок. Иначе нельзя.
Анна закричала — схватки начались раньше срока. Намного раньше.
— Неси её в гостиную, — В дверях появилась сгорбленная фигура. Василиса, старая знахарка с соседней улицы. — Время пришло.
— Нет... — простонала Анна. — В больницу...
— Поздно, девочка, — Василиса покачала головой. — Лес своё не отпустит.
Максим заметался, прижимая к себе жену: — Что мне делать? Что?!
— Выбирать, — просто ответила Галина Петровна. — Как я когда-то выбирала.
Сверху донёсся треск балок. Дом наполнялся дымом и странными тенями.
Анна чувствовала, как уходит сознание. Последнее, что она увидела — силуэт огромного оленя в дверном проёме. И почему-то совсем не было страшно.
Через месяц в городской газете появилась заметка: "При пожаре в старинном особняке погибли трое — Г.П. Рябинина, известный краевед, А.В. Соколов, историк, и пожилая женщина, личность которой установить не удалось. Причины возгорания выясняются".
А через год на детской площадке в Москве молодая женщина качала коляску. В ней спал младенец с необычным родимым пятном на шее — словно след маленького копытца.
Максим больше не звонил и не искал их. Говорили, он остался в Веретье, пытаясь найти брата. Или того, кто когда-то им считался.
Анна иногда просыпалась по ночам от странного звука — будто бы цокота копыт под окнами. Но никогда не выглядывала на улицу. Некоторые тайны лучше не тревожить.
А дом на Еловой улице снесли, когда расширяли трассу. И только старожилы помнят, что раз в тридцать три года в том месте видят стадо оленей. Они выходят из тумана и уводят с собой тех, в ком течёт древняя кровь.
Говорят, последний раз их видели прошлой осенью. А значит, у города есть ещё тридцать два года покоя. Только в тихие ночи иногда слышится колыбельная, спетая не человеческим голосом. И молодые матери крепче прижимают к себе первенцев, запирая двери и занавешивая зеркала.