Так продолжалось вплоть до событий февраля 1917 года, когда грянула Февральская революция. И тут Либерман снова удивил всех. Потому что он тут же отправился ко всем своим знатным работодателям и честно сообщил, что высокое жалование – это, конечно, здорово, но он всегда был по убеждениям революционером и теперь хочет служить делу революции, а не Мамоне капитализма. И отправился в Петроградский Совет – предлагать свои услуги. Больше того, когда в октябре 1917 года к власти пришли большевики, он заявил товарищам по партии, что считает невозможным заниматься саботажем и итальянскими забастовками, а станет помогать строить новое общество по мере сил.
Сил у Семена Исаевича поначалу имелось много. Но от тех методов, которые вскоре стали использовать большевики, он с каждым днем все больше приходил в оторопь.
«…Радужное и праздничное настроение первых дней революционного подъема постепенно рассеивалось…»,
потом напишет в своих воспоминаниях Либерман
Тем не менее, он помогал большевикам строить новую Россию, выслушивая, как товарищ Юрий Ларин, резвившийся в 1918-1919 году в ВСНХ, готовит проект постановления об отмене денежного обращения в Советской России или отбивался от «гениальной» идеи, подкинутой Ленину о том, что кризис с отоплением можно решить, если использовать в качестве топлива сосновые шишки. Вы сейчас улыбнетесь, а ведь по поводу сбора шишечного топлива выходили декреты, подписанные высоким начальством. Сбор шишек включили в трудповинность, правда, ничего так и не получилось. Но сколько сил пришлось потратить Либерману, чтобы объяснить советскому начальству, что ничего не получится.
Когда в Советской России появился «Главный лесной комитет», Либерман фактически оказался в нем главным техническим специалистом. Но так как он, несмотря на настоятельные намеки самого Ленина, наотрез оказался менять свои политические убеждения и вступать в партию большевиков, то к нему приставили надзирателя-большевика:
«В заключение Красин сказал:
- Хорошо, Владимир Ильич, но вы ведь знаете, что для наших головотяпов нужна будет обязательно советская икона…»
Но даже это не спасало от все более пристального внимания чекистов. Потому что это в Москве можно позвонить Ленину и он поговорит с Дзержинским, что не стоит трогать Либермана, он хоть и буржуй, но полезный. А в Архангельске, где в 1921 году Либерман разворачивал работу нового треста «Северолес», который должен был начать невиданное дело – добывать валюту для диктатуры пролетариата, продавая лес буржуям в Англии и прочих Европах, чекисты смотрели на дело просто:
**этот Либерман за старых промышленников и инженеров заступается? Заступается.
**Этот Либерман собирается торговать с буржуями? Собирается
**Этот Либерман сам кто? Контра и бывший буржуй.
Интересно, и почему мы до сих пор его не расстреляли?! Ах, Ленин не велел. Ну Владимир Ильич, человек уважаемый, но он дел на земле не видит, мы его тут на местах поправим.
Сколько таких случаев ведь реально было, когда местные ретивые товарищи творили жесть в губерниях и уездах, со своим подходом к классовой борьбе и одним классом образования.
Комментарии 1
Внезапно, на седьмую неделю этих абсурдных мытарств, 2 января 1926 года, когда Семен Либерман в одиночестве сидел в своем кабинете в Главлескоме, к нему вошел чиновник.
– По распоряжению товарища Дзержинского вам предлагается выехать за границу в 24 часа, – сообщил он сухо. Сперва Либерман подумал, что
...ЕщёСегодня этого умного еврея назвали бы эффективным менеджером.Хорошо.что ему удалось выскользнуть из лап "благодарной" Родины "В Москве Семен подготовил стопятидесятистраничную докладную записку о своей службе в СССР, отослал ее в ОГПУ и приготовился покончить с собой. Под подушкой он теперь держал бритву. Когда Семена наконец вызвали в ОГПУ, началась серия ночных “бесед”, которая продлилась несколько недель. Беседы проходили в тусклой комнатке, куда его приводили под охраной. “Вы очень дружите с таким-то? – спрашивали Семена внезапно. – А где теперь учится ваш мальчик? Школа эта ведь очень дорогая и буржуазная?” Отпускали его не раньше четырех утра.Внезапно, на седьмую неделю этих абсурдных мытарств, 2 января 1926 года, когда Семен Либерман в одиночестве сидел в своем кабинете в Главлескоме, к нему вошел чиновник.
– По распоряжению товарища Дзержинского вам предлагается выехать за границу в 24 часа, – сообщил он сухо. Сперва Либерман подумал, что это ему снится, а потом осознал, что спасен. Дзержинский решил пощадить его из чисто практических соображений: торговое представительство СССР в Лондоне требовало, чтобы Либермана отправили к ним для подписания контракта со шведскими промышленниками, так как они наотрез отказывались заключать договор с кем-либо еще. В течение суток Семену предстояло в последний раз покинуть родину.
Подписав контракт со шведами, Семен уехал в Париж…" ( из книги Франсин дю Плесси Грей «Они. Воспоминания о родителях )