«Суд, да дело…» - автор повести Борис Васильев

О судьбе инвалида Великой Отечественной войны Антона Филимоновича Скулова. Спасала его во время боя санитарка Аня, прикрыла собой во время обстрела, и сама пострадала. В госпитале Скулов нашел Аню, встретил ее после выписки, и стали они жить вместе. Большая любовь у них была. Аня занималась цветоводством на участке возле дома. Всем нам известны молодые юноши, которые почему-то возомнили себя хозяевами жизни. Вот и здесь эти хозяева жизни невзлюбили дом, где жили Аня и Антон Скулов. Ломали забор, вырывали и топтали цветы, травили собак. И однажды, уже после смерти Ани, довели они инвалида войны, не выдержал он и выстрелил из ружья. Молодой красавец скончался. Следствие, суд. Действие разворачивается постепенно, и только на последней странице читатель узнает истинную причину трагедии.
Автор рассказывает о многих людях, связанных с этими событиями. Анализирует, объясняет, почему они злые и жадные, добрые и отзывчивые, завистливые и жестокие, неудовлетворенные жизнью, но справедливые.
«Только сейчас, только убив человека, только пройдя допросы и засев в одиночной камере, он сыскал время оглянуться, по косточкам разобрать свою молодость и заплакать от счастья. Какая чистая и счастливая судьба выпала на его долю, столкнув с фронтом и Аней, с Аней и фронтовиками, с братством, с Аней и дружбой, любовью и верностью. Да что они понимают о счастье эти молодые? Переспать? Накуриться до одури? Штаны с наклейками приобрести? Деньжат побольше урвать? Да разве это счастье, бедные вы люди!
Счастье - это из боя живым выйти, молча, плечом к плечу с теми покурить, кто рядом был в бою. Счастье - хлеба кусок, когда не жрал трое суток. Счастье – воды полкотелка, когда день на жаре под бомбежкой пролежал мордой в сухую землю, которую грыз от ужаса, в которую лез, ногти до крови срывая.
Улыбался Скулов, раскачиваясь, по-прежнему не замечая слез. Это ведь мало, кто про себя сказать может, а он твердо знал, что был счастлив.
Встретив Аню из госпиталя, он вел ее через город в госпитальном халате с маленьким узелком. Он помнил, как высыпали во двор женщины, обнимали Аню, кричали и плакали, потому что не было в том дворе семьи, у которой война не выбила или не искалечила детей. А Аня стояла, как закаменевшая, испуганная, и он увел ее поскорее в комнату. То и дело распахивалась дверь, и темные, в 40 лет состарившиеся женщины несли израненной девчонке: платьишки, оставшиеся от уже выросших или погибших дочерей, старые туфли, кофты, платки. Все целовали Аню, жали руку Скулову и тотчас уходили, чтоб не мешать чужому счастью. Ах, люди, люди, как же вы радовались нашей радости.
Скулов признавал себя виновным, но от защиты хотел отказаться, поэтому с адвокатом он не откровенничал. А на суде прозвучала такая подробность этого дела, от которой у адвоката случился сердечный приступ, и его увезли в больницу, там он скончался.
Во время перерыва к Скулову пришел молодой помощник адвоката и сказал:
- Старика в больницу отвезли. Знаете, какой человек? Вымирающий. Уникум. Всю жизнь чужим умом восторгался, чужим талантом, чужой добротой. Знаете, есть такие натуры, что чужими достоинствами только и живы. А вот на чем защиту собирался строить так и не сказал. Удивлю, говорит, и разгромлю. Труба, говорил, еще прогремит.
Когда Скулову предоставили последнее слово, он хотел сказать то, что еще в камере задумал: мол, три раза я в воздух стрелял, четвертый - в него. И если бы промахнулся, снова бы ружье перезарядил, а все равно бы – в него, в пьяного Эдика этого, потому что он Аню его покойную такими словами обозвал, что… Но сказал он совсем другое:
- Единственно, перед кем вину чувствую, так это перед теми, кто родил, вскормил и вырастил, перед ними я виноват неоплатно. Прошу вынести мне самое тяжелое наказание.
Дело отправили на доследование.