Юля С.

Лето выдалось жарким и влажным. Идеальным для бурного роста. Геннадий наслаждался жизнью. Он достроил беседку, высадил свои драгоценные розы, купленные за валюту, и каждый вечер с гордостью расхаживал по захваченной территории, чувствуя себя помещиком. Он не обращал внимания на то, что за забором у Елены поднялась высокая, густая стена зелени. Ну, растет что-то и растет. Лопухи какие-то. Главное — его не трогают. Но это было затишье перед бурей. К августу топинамбур вымахал под три метра. Он создал такую плотную тень, что «элитный розарий» Геннадия оказался в вечных сумерках. Розы, привыкшие к солнцу, начали чахнуть. Они сбрасывали бутоны, желтели и грустнели. Геннадий ругался, лил удобрения, но тень была неумолима. Однако главная диверсия происходила под землей. Корни топинамбура и хрена, почувствовав свежую, рыхлую землю соседского участка, рванули в атаку. Бетонная лента забора? Не проблема. Они нашли микротрещины, поднырнули под фундамент (он был не таким уж глубоким, Геннадий сэко

Майские праздники 2025 года начались для Елены не с запаха шашлыка, а с запаха наглости. Густого такого, концентрированного, как дым от паленой резины. Елена не была на даче с октября. Зима выдалась снежная, дороги в СНТ «Энергетик» чистили по большим праздникам, поэтому проведать фазенду она выбралась только сейчас, когда сошел последний лед. Она загнала свой кроссовер на парковочное место, вышла, потянулась, вдохнула свежий воздух и... замерла. Глазомер у Елены был идеальный — сказывалось двадцать лет работы инженером-проектировщиком. И этот глазомер сейчас истошно вопил, что картинка не сходится. Её участок, ее любимые шесть соток, ухоженные и вылизанные, стали короче. Причем не на сантиметры. Забор — монументальный, из профлиста на бетонной ленте — стоял не там, где он был осенью. Он шагнул вглубь её территории метра на два. Елена моргнула. Может, солнце слепит? Нет. Вон старая яблоня, которая всегда росла в трех метрах от границы. Теперь ветки упирались прямо в металл. А где малин

Понедельник. 10:00 утра. В переговорной комнате компании «Строй-Инвест» атмосфера была натянута, как струна на скрипке Паганини. Решалась судьба многомиллионного тендера. Шеф, красный и потный, распинался перед партнёрами. Влад, как ведущий менеджер, сидел по правую руку, готовый в любой момент вступить в бой с цифрами и графиками. Телефон Влада, лежащий на столе экраном вниз, коротко вибрировал. Бззз. Влад покосился на аппарат. Наверное, спам. Бззз. Через секунду ещё раз. Бззз. Бззз. Шеф недовольно зыркнул в его сторону. Влад виновато улыбнулся и незаметно перевернул телефон. Сообщения от Алины. Пять штук подряд. Фотографии. Он открыл чат под столом. На фото была Алина в примерочной. На ней была блузка в горошек. «Милый, посмотри! Горошек не слишком крупный? Я боюсь, что буду выглядеть как клоун. Твоё мнение? Это важно!» Следом шло фото той же блузки, но сбоку. «А так? Не полнит? Ты говорил, мне надо скрывать бока. Тут скрывает или подчеркивает?» Влад быстро набрал: «Норм. Сама реши.

Влад стоял перед зеркалом и поправлял идеально выглаженный воротничок. Он любил себя. Искренне, нежно, до дрожи в коленях. В его картине мира он был Аполлоном, сошедшим с небес в обычную московскую квартиру, чтобы озарить её своим сиянием. А вот Алина, его жена, в эту картину вписывалась с трудом. Как пятно от кетчупа на белой скатерти. — Ты серьёзно собираешься в этом идти? — спросил Влад, глядя на отражение жены через плечо. В голосе — смесь брезгливости и вселенской скорби. Алина замерла, застегивая пуговицу на манжете. Это было обычное платье. Синее. Чуть ниже колена. Вполне приличное для офиса. Но Влад, этот домашний Карл Лагерфельд без портфолио, считал иначе. — А что не так? — спокойно спросила Алина. — Всё не так! — Влад картинно всплеснул руками. — Ты выглядишь как бабка! Как библиотекарша из провинциального ДК, которая вышла за хлебом. Где стиль? Где шик? Где, в конце концов, секс? Ты же жена успешного человека, а не серая моль. Алина вздохнула. Это «утреннее шоу» повторялось

Максим распахнул дверь. Картина, открывшаяся их взору, была достойна кисти художника-передвижника, пишущего социальные драмы. Лестничная площадка была забита людьми и вещами. В центре стояла Тамара. Красная, распаренная, в расстегнутом пуховике, из-под которого виднелась кофта с люрексом. От неё пахло поездом, дешевой колбасой и потом. Рядом, привалившись к стене, стоял дядя Витя — мужичок с красным носом и тоскливым взглядом, обвешанный баулами, как вьючный мул. Трое детей — мал мала меньше — уже начали инспекцию соседских ковриков. — Сюрприииииз! — взревела Тамара, раскинув руки для объятий. — Ну, здравствуй, столица! Инга, чего так долго? Мы уж думали, вы спите! Она сделала шаг вперед, пытаясь своим мощным бюстом продавить линию обороны. Чемодан дяди Вити уже нацелился поцарапать паркет в прихожей. Но Инга не дрогнула. Она выставила вперед свой чемодан, блокируя проход, как баррикадой. На её лице сияла ослепительная, голливудская улыбка. — Тетя Тамара! — радостно закричала Инга, пер

Тридцатое декабря 2025 года. Москва стояла в пробках, сверкала гирляндами и сходила с ума в предновогодней агонии. А в евродвушке Инги на пятнадцатом этаже царил благословенный покой. Инга стояла посреди кухни и с наслаждением вдыхала аромат хвои и дорогого парфюма. На столе уже стояла батарея из баночек с красной икрой (настоящей, а не той белковой имитации, которой завалены полки), бутылка коллекционного шампанского и набор для канапе. Это был их год. Они с Максимом пахали как проклятые, закрыли ипотеку, сделали дизайнерский ремонт в скандинавском стиле и заслужили этот тихий праздник. Никаких гостей. Никакой готовки тазов с оливье. Только они вдвоем, халаты, свечи и тишина. — Макс, ты лед достал? — крикнула Инга в сторону спальни. — Ага, полный морозильник! — отозвался муж. Идиллию разорвал телефонный звонок. Мелодия была назойливой, резкой, как зубная боль. Инга глянула на экран. «Тетя Тамара (Саратов)». Инга поморщилась. Тамара была троюродной теткой по материнской линии, женщиной

Кира посмотрела на часы. Грузовая машина приедет через час. У неё было шестьдесят минут полного, безраздельного владения этой территорией. И ключи всё ещё были у неё в кармане. Бить посуду? Пошло. Резать диван? Уголовно наказуемо, да и глупо. Месть должна быть изящной. Как инженерный проект. Кира прошла в ванную комнату. Это была гордость Жанны Павловны. «Итальянский кафель! Сантехника из Германии! Мебель из массива дуба под заказ!» — хвасталась она при каждом визите. Ремонт здесь стоил как почка на черном рынке. А под полом, как знала Кира, была сделана дорогая, но капризная сухая стяжка. Кира закрыла дверь, словно боялась, что унитаз может подглядывать. Опустилась на колени перед белоснежной ванной. Сбоку был технический люк — небольшая дверца на магнитах, скрытая плиткой. Доступ к коммуникациям. Туда никто не заглядывал годами, потому что «немецкое качество не ломается». Кира сняла люк. В нос ударил запах сырости и бетона. В глубине, в темноте, виднелся сифон и хитросплетение труб.

В квартире пахло химической чистотой и несбывшимися надеждами. Кира провела здесь последние двенадцать часов, оттирая каждый сантиметр пространства. Хромированные краны сияли так, что больно было смотреть. Окна, вымытые с двух сторон, казались отсутствующими. Даже швы между плиткой в ванной были вычищены зубной щеткой. Кира была идеальным арендатором. Тем самым, о котором мечтают на форумах арендодателей: платила день в день, не водила мужиков, не заводила котов и ходила по паркету чуть ли не летая. Сегодня был день «Ч». День выезда. И, что самое главное, день возврата залога. Сумма там лежала приличная — равная месячной аренде этой далеко не бюджетной квартиры. Эти деньги Кира уже мысленно потратила: добавить на новую съёмную, купить продукты, выдохнуть. В замке заскрежетал ключ. Жанна Павловна вошла, как крейсер в бухту. На ней была шуба (не по сезону, но для статуса), а облако тяжёлых, сладких духов ударило Кире в нос раньше, чем хозяйка переступила порог. — Ну, здравствуй, дорогая,

Неделю Жанна была паинькой. Ездила на автобусе, мёрзла на остановках, приходила домой уставшая и злая, но молчала. Борис расслабился. Он целыми днями лежал на диване, смотрел сериалы и страдал от безделья, пока его «ласточка» покрывалась ледяной коркой во дворе. В субботу Борис засел играть в «Танки». Наушники на ушах, глаза в монитор, мир вокруг перестал существовать. Жанна знала: сейчас хоть из пушки стреляй — не услышит. Она подошла к его куртке, висевшей в прихожей. Пошарила во внутреннем кармане. Пусто. Проверила ящик с инструментами. Пусто. А потом вспомнила. Запасной комплект. Дубликат. Борис, когда покупали машину, отдал его тёще на хранение — «на всякий пожарный». А мама, женщина простая, полгода назад вернула его Жанне со словами: «Забери, дочка, а то потеряю, Боренька меня со свету сживёт». Этот комплект лежал у Жанны в шкатулке с нитками, на самом дне. Борис туда не заглядывал никогда — не мужское это дело. Жанна достала ключи. Они приятно холодили руку. Она оделась, взяла

Кроссовер стоял под окнами уже третью неделю. Он превращался в сугроб. Белый, печальный памятник человеческой жадности и глупости. Жанна смотрела на машину через стекло стеклопакета, и у неё скулы сводило от злости. Эту машину купила она. На свои премии, на свои подработки, на деньги, отложенные с продажи бабушкиной дачи. Но по документам владелец — Борис. Муженёк настоял. «Так налоги меньше, у меня льгота, я же ветеран диванных войск», — шутил он тогда. Жанна, дурочка влюблённая, согласилась. А потом начался цирк. Борис узурпировал руль. Он вцепился в него, как клещ в собаку. — Тебе водить нельзя, — заявил он в первый же день. — Баба за рулём — это преступник. Это обезьяна с гранатой. Ты же в педалях запутаешься, перепутаешь газ с тормозом и въедешь в витрину. Нет уж. Я буду возить. Сначала Жанна терпела. Ну, возит и возит. Экий барин, пусть тешится. Но «возил» Борис только тогда, когда ему было удобно. А удобно ему было редко. — Я устал, — ныл он вечером. — Езжай на такси. — Я занят