Дмитрий Джулиус. Удивительное рядом

Зеленый ад. Именно так Елена окрестила это место про себя еще три часа назад, когда поняла, что тропа, по которой она так уверенно шагала, растворилась в густом подлеске. Теперь это был не просто ад, а душный, вибрирующий от звуков и запахов котел. Елене было пятьдесят два. Возраст, когда колени начинают напоминать о себе при спуске по лестнице, а сердце требует не адреналина, а покоя. Но она, учительница истории с тридцатилетним стажем, решила, что «покой» — это синоним «смерти». И вот она здесь. Амазония. Не туристическая лодка с кондиционером, а пеший тур «для смелых духом», от которого она так опрометчиво отбилась, засмотревшись на необычную орхидею. Солнце стремительно падало за горизонт, и джунгли меняли цвет. Из изумрудных они становились чернильно-синими. — Ну что, Лена, — прошептала она, вытирая пот со лба грязным рукавом льняной рубашки. — Посмотрела мир? Теперь мир посмотрит, как ты исчезнешь. Нет бы сидеть дома и смотреть сериалы, как все твои подруги, но нет тебя на приклю

Вы сидите на кухне, пьете утренний кофе и зачерпываете ложечку сахара. Сахар легкий, правда? Граммов пять, не больше. А теперь представьте, что ваша рука внезапно наливается тяжестью, от которой трещат кости. Ложка с сахаром проламывает стол, пробивает пол, фундамент дома, земную кору и устремляется к ядру планеты. Почему? Потому что в этой ложке оказалось вещество нейтронной звезды. Вес этого маленького комочка — примерно миллиард тонн. Это как если бы вы взяли все автомобили мира, всех людей, всех слонов, и спрессовали их в кубик сахара. Звезда-магнетар SGR 1806-20 Добро пожаловать в мир нейтронных звезд — самых плотных, злых и парадоксальных объектов во Вселенной. Как рождаются монстры? Нейтронная звезда — это не совсем звезда. Это, грубо говоря, космический памятник. Представьте себе огромную звезду, в 10-20 раз тяжелее нашего Солнца. Она живет на широкую ногу, жадно сжигая топливо. Но однажды «бензин» заканчивается. В этот момент происходит катастрофа галактического масштаба. Звез

Взгляните на эти фотографии. Черно-белый готический кошмар: летучая мышь, застывшая в крике; ласточка, сидящая на ветке, словно живая, но твердая, как камень. Это не декорации к фильму ужасов и не результат работы безумного таксидермиста. Фотограф Ник Брандт Это работа самой природы. Добро пожаловать в Танзанию, на берега озера Натрон. Место, которое выглядит как поверхность Марса, пахнет как тухлое яйцо и работает как самая эффективная машина смерти. Сегодня мы разберемся, правда ли, что один взгляд на его воды убивает, и почему, несмотря на смертельную опасность, здесь кипит жизнь. Красный — цвет опасности Если вы посмотрите на Натрон со спутника или с самолета, вы увидите сюрреалистичную картину. Озеро кроваво-красного цвета, покрытое коркой, напоминающей потрескавшуюся кожу. Озеро Натрон — это капризная химическая лаборатория. Оно расположено рядом с вулканом Оль-Доиньо-Ленгаи. Этот вулкан — тот еще чудак: он единственный в мире извергает не обычную силикатную лаву, а натрокарбона

Представьте сцену: вы парите в абсолютной черноте, вокруг — ни звука, только ваше тяжелое дыхание в скафандре. В руке у вас заряженный «Глок». Вы прицеливаетесь в бесконечность и нажимаете на спуск. Что произойдет? Многие из вас, вспомнив школьные уроки химии, скептически хмыкнут: «Ничего не будет! В космосе нет кислорода, а без него порох не горит». Ох, как же вы заблуждаетесь. Космос гораздо коварнее, чем кажется. Сегодня мы разберем физику космической перестрелки и узнаем, почему нажатие на курок на орбите может превратить вас в самую медленную ракету в мире, а вашу пулю — в вечного странника. Миф о кислородном голодании Давайте сразу разберемся с главным заблуждением. Огонь действительно требует окислителя. На Земле он жадно хватает кислород из воздуха. Но оружейные инженеры — люди предусмотрительные. Порох в современном патроне — это самодостаточный интроверт. Ему не нужен внешний мир. Внутри гильзы уже упакован свой собственный окислитель. Это как турист, который берет в поход н

Знаете, мы привыкли думать, что наш мир изучен вдоль и поперёк. У нас есть смартфоны, спутники, искусственный интеллект. Кажется, что для тайн просто не осталось места. Но иногда реальность даёт сбой. Иногда ткань нашего привычного мира становится тонкой, как старая занавеска, и сквозь неё проглядывает нечто. Нечто такое, от чего кровь стынет в жилах, а разум отказывается верить глазам. Эта история произошла много лет назад, когда не было ни интернета, ни камер наблюдения на каждом углу. Это случилось с моей тётей Валей. Ей тогда едва исполнилось двадцать лет. Время молодости, первой любви и, конечно, страха перед строгими родителями. Позднее возвращение В тот вечер август уже дышал прохладой. Знаете эти августовские ночи? Когда днём ещё жарко, а как только солнце садится, с реки тянет сыростью, и звуки становятся звонкими, чёткими. Валя засиделась у подруги Светки. Они болтали о парнях, перебирали пластинки, пили чай с вишнёвым вареньем и совершенно потеряли счёт времени. Когда Валя г

Марина проснулась от странного звука. Не сразу поняла, что это — просто уведомление на телефоне. Три часа ночи. Кто пишет в такое время? Сообщение было от отца. Всего три слова: «Мы нашли это». И фотография. На снимке — что-то чёрное, блестящее, неправильной формы. Похоже на оплавленный металл. Но Марина, студентка-геолог третьего курса, сразу поняла: это не обычный металл. Слишком гладкая поверхность. Слишком странные отблески. Сон как рукой сняло. Чтобы понять, что произошло дальше, нужно вернуться на восемьдесят лет назад. 1943 год. Глухая эвенкийская тайга. Старый бурлак Александр Ковацкий пробирался через бурелом. Он знал эти места как свои пять пальцев — водил здесь грузы ещё до революции. Но в тот день заблудился. — Чертовщина какая-то, — бормотал он себе под нос, — компас врёт, солнце не там… И тут увидел холм. Странный, слишком ровный для этих мест. А на его склоне — что-то блестело. Ковацкий подошёл ближе. Под слоем мха и опавшей хвои лежали чёрные блоки. Гладкие, тяжёлые, хо

Я ехал к Байкалу по старой дороге, где редкие деревья стоят, как свидетели — молчаливые, но всё помнящие. Мне сорок девять. В этом возрасте ловишь себя на странной вещи: будущее перестаёт быть обещанием и становится вопросом. И когда редактор позвонил и сказал: «Съезди в Иволгинский район. Там старец пророчит про двадцать первый век. Старца звали Даши-Доржо. По слухам, он был когда-то учителем физики, потом ушёл из школы, жил то при дацане, то у родственников. Говорили, видел вещие сны. Другие — что просто старый человек, который пугает людей, чтобы они не разучились думать. Сопровождала меня Татьяна Базарова, кандидат исторических наук, специалист по культуре степных народов. Редактор настоял: «Возьми с собой кого-то, кто понимает местный контекст». Мы встретились в Улан-Удэ, выпили в кафе горький чай с молоком — местный, непривычный — и поехали дальше. — Ты веришь в пророчества? — спросил я, когда машина вырулила на трассу. Татьяна улыбнулась без насмешки. — Я верю в людей. Пророчес

Октябрь в этом году выдался в Подмосковье на редкость злым. Ветер срывал последние листья с кленов, а дождь превращал дороги дачного поселка в черное месиво. Но в кабинете Бориса Игнатьевича, отставного полковника ГРУ и доктора исторических наук, было тепло. Потрескивал камин, пахло старой кожей и дорогим табаком. Его гость, сорокасемилетний журналист и писатель Вадим, держал в руках пожелтевшую папку с грифом «Хранить вечно. Трофейный фонд. 1945». — Значит, это правда? — спросил Вадим, поднимая глаза на хозяина дома. — «Аненербе» действительно искали не просто древние побрякушки, а… генезис души? Борис Игнатьевич, несмотря на свои восемьдесят, сидел в кресле прямо, как на плацу. Он усмехнулся, набивая трубку. — «Аненербе», Вадим, была страшной организацией, но дураков там держали редко. Карл Виллигут, Герман Вирт… они были одержимы. Они перевернули Тибет, Анды и Антарктиду. Но их ошибка была фатальной. Они искали подтверждение своему физическому превосходству, «чистоте крови». А нашл

Виктор Сергеевич всегда считал себя скептиком. В свои пятьдесят четыре он повидал многое: распад Союза, лихие девяностые, становление и крах собственного бизнеса по продаже стройматериалов. Он привык верить тому, что можно потрогать, взвесить или продать. В Таиланд он прилетел не за просветлением, а сбежать от ноябрьской московской слякоти и назойливых звонков бывшей жены. Он выбрал не шумную Паттайю, а север, провинцию Нонгкхай, что стоит на берегу великого Меконга. Ему хотелось тишины и дешёвого пива. Но сегодня, арендовав старенький джип, он свернул не туда. Навигатор предательски мигнул и погас, оставив его посреди грунтовой дороги, окруженной стеной из бамбука и тиковых деревьев. Сумерки в тропиках падают быстро, словно кто-то выключает рубильник. Виктор заглушил мотор. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь стрекотом цикад, похожим на звук высоковольтных проводов. Впереди, сквозь заросли, брезжил слабый огонек. Виктор взял фонарик и пошел на свет. Деревня выглядела странн

Алексей, популяризатор науки и сценарист программ, щелкнул кнопкой смартфона. Ему было сорок два. Он был циником, дважды разведенным и уставшим от «сенсаций». Люди то и дело заявляли, что видели НЛО или научились исцелять. За 15 лет работы он ни разу не видел чуда, но видел много шарлатанов. Казалось, их невозможно остановить, и сколько не снимай разоблачений, люди словно ещё больше верят этим жуликам. На этот раз его отправили к Елене Павловне, бывшему преподавателю фортепиано, потому что тема «жизни после смерти» всегда поднимала просмотры. Люди желали знать, «что там», потому что это, пожалуй, самая животрепещущая тема бытия. Елена Павловна, женщина с благородной сединой и ясными, удивительно молодыми глазами, разливала чай. Фарфор звякнул о блюдце. — Вы, наверное, ждете туннель? — спросила она с легкой улыбкой. — Свет в конце, ангелов с трубами или покойную бабушку с пирожками? Но не сошла с ума и никогда не верила в загробную жизнь. В принципе не верю и сейчас. Алексей усмехнулся,