Изучая историю родного края, я столкнулась с тем, что поскольку чеченская история устная, на начало XX века всего 1% грамотных чеченцев, то в ней всегда много несоответствий, и практически нет реальных фактов, а только впечатления или утверждения без привязки к конкретным датам, официальным документам и так далее.

Как часто вы встречали подобное?
Я как-то выставила видеофрагмент, где пожилая женщина русского происхождения, коренная жительница Грозного, плачет и показывает фотографии своей убитой семьи: дети, внуки. Она рассказывает, что ее близких похитили и убили, а их родной частный дом в Грозном по улице Челюскинцев № 17 –– захватили. Таких историй десятки тысяч в каждом районе по Чечне на то время, в этом нет ничего удивительного. Женщина назвала свой точный адрес в Грозном. Журналисты в начале нулевых годов выехали туда и обнаружили в ее доме горных чеченцев, которые не смогли объяснить, почему они там живут, где документы, и куда исчезли настоящие владельцы жилья, однако сказали, что им разрешил в этом доме жить какой-то их родственник.
В комментариях к ролику в скором времени появился современный кадыровско-чеченский активист, которого грозненцы давно приметили как бывшего сторонника и бойца Ичкерии, Эмеди Умаев.
Он с ходу заявил: «Эта русская женщина –– моя соседка, ей чеченцы заплатили много денег, ей помогли, и русская семья продала жилье, после чего благополучно уехала!», никак не комментируя похищение и убийство детей и внуков русской женщины при геноциде и то, что она осталась без родного дома. Я призвала Эмеди не брать на себя страшный грех лжесвидетельства и пригрозила за сочинительство карой от Аллаха. И он, рожденный в Архангельске и выросший в Кемеровской области, тут же оказался «моим соседом по Грозному» и начал сочинять несусветный бред своим грязным языком…
Надо отметить, что Эмеди ко всему делает бизнес на христианских кладбищах Грозного. Работы в республике нет: советские заводы и фабрики, устоявшие в войну, новое руководство республики уничтожило — их буквально разобрали и продали по кирпичу. Были вырублены парки с вековыми деревьями, исчезли знаменитые грозненские троллейбусы и трамваи, собственно, и души города теперь нет, потому что душа города — это люди, а коренные русскоязычные жители республики в 99,9% исчезли после войны и геноцида, а более всего они жили в Грозном. В столице Чечни теперь живут те, кто спустился с гор или приехал из других регионов. Им не нужна настоящая история! Они хотят сочинить что-то свое, чтобы не вспоминать, какие реки крови были на моей родной земле пролиты. Бизнес на христианских кладбищах чуть ли не единственная возможность подработать, в основном республика живет на дотации. Как рассказывает Рамзан Кадыров, «300 миллиардов в год дают из Москвы!». Вот Эмеди и застолбил за собой работы на некоторых еврейских и русских кладбищах, но и там грозненцы подловили его в нечистоплотных делишках и некоторые после этого перестали общаться. Разумеется, люди сами бы ухаживали за могилами своих предков, но жилье им никто не возвращает, а из очереди в 2024 году выгнали даже тех, кто стоял в ней за квартирой в Грозном по 16-20 лет.
Недавно я выставила фотографию Жуковой (Бугаёвой) Ирины Михайловны 1961 г.р., уроженки Грозного. Она жила в Заводском районе, поселок Кирова, улица Походная, дом 4 кв. 8. Ее похитили чеченцы, которые считали ее «предательницей Ичкерии» за работу в солдатской столовой, а это означало верную смерть. Маму Ирины, Марию Алексеевну, — она жила в поселке Кирова по улице Отдыха, дом 3, — чеченцы зверски пытали всю ночь, затем отрезали пожилой женщине, бабушке шести внуков, голову. Соседи все слышали, но не вступились. Окружающие молчали. Чеченцы захватили дом Ирины Михайловны и жилье Марии Алексеевн, едва не убили внучек Марии Алексеевны, дочек Ирины, и все потому, что с начала 90-х годов можно было безнаказанно убивать русскоязычных земляков, и власть в Москве все это дозволила, а затем скрыла! — вместе с правозащитниками! — чудовищный масштаб геноцида.
Эмеди Умаев не постеснялся сообщить родственникам Ирины и Марии Алексеевны свои фантазии: «Ирина до сих пор бродит по чеченским аулам. Она жива! Я сам ее видел!»
Едва я опубликовала фотографию медработника Ермаковой Лилии Семёновны, которая была зверски убита в Дудаевской Ичкерии в 1994 году, буквально забита ногами на остановке общественного транспорта, как по команде появились группы чеченских лжесвидетелей «наша тетя — чеченка ее досматривала!», «Ермакова умерла своей смертью от пневмонии!», «Никакого геноцида русских земляков не было»! В ответ я написала, что знаю правду и имею по этому поводу документы и доказательства, после чего «внезапные свидетели», которые «все видели своими глазами», пропали, и только самые упорные аферисты неистово продолжали писать мне в личные сообщения, пытаясь убедить, что «именно они ухаживали за Ермаковой, брошенной плохими русскими родственниками». Это бесконечный процесс группового лжесвидетельства, наблюдаемый мной.
Как же журналистам докопаться до истины? Из чеченского общества все время идут групповые фантазии. Рекомендованный мне как честный человек, у которого русская жена и который признает геноцид нечеченцев в Чечне, некий активист Гучигов (к слову, тоже бывший чеченский боевик) прямо сказал, что зверски убитая в 2000 году семья учительницы Климовой «сами виноваты, что их убили, потому что муж учительницы работал при СССР на КГБ! Мы все ЭТО знали! Он сам ходил и кричал об этом по улицам!». Как это возможно?! Учитывая, что старик Вениамин Васильевич, муж учительницы Раисы Митрофановны Климовой, никогда не работал ни в каком КГБ. Советским военным был муж одной из дочерей учительницы Климовой, его за это похитили и казнили в Ичкерии задолго до нападения на семью.
Я опросила десятки соседей, друзей и близких семьи Климовых. Настойчивая ложь чеченского активиста Гучигова полностью опровергнута реальными свидетелями и фельдшером скорой помощи. Фельдшер заявила о жутчайших пытках семьи и о выстрелах в уже мертвые тела через много часов пыток! Им сделали контрольные выстрелы, а до этого выламывали кости дочерям учительницы на глазах матери и совершали другие изуверские действия над беззащитной русской семьей. Зачем, спрашивается, Гучигову покрывать преступления чеченских извергов? Выгораживать своих по крови для горцев целое ремесло и древняя традиция, но в данном случае можно было не пачкаться, не позориться. Далее он стал возмущаться, что я сохраняю память об убитых земляках, о том, например, что чеченские боевики из отряда Арби Бараева казнили многих местных русскоговорящих учителей вместе с семьями, чтобы «уничтожить советское наследие и мультикультурный мир». Убивали уроженцев Чечни по культурному, религиозному и национальному признаку, и все это происходило помимо официальной войны, бомбежек, голода и холода. Возмущению активиста Гучигова, что я пишу об убитых чеченскими нацистами местных русскоговорящих учителях, не было предела! То есть люди имеют право помнить о депортации горцев 1944 года по указу Сталина, сострадать им, но все остальные жители многонациональной некогда Чечни должны быть отправлены в утиль, о них не должно остаться никакой памяти, потому что они «не люди, а мусор».
В станице Ассиновской известны многократные акты геноцида и страшные убийства, дичайшие казни и так далее. Однажды я поставила ролик о девочке-подростке 12-13 лет из семьи русских инвалидов, которую насиловали чеченские преступники. Тут же со мной связался пожилой чеченец Руслан М. и сказал: «Девчонка хотела этого! Она сама это хотела! Сама была гулящая! Эта девчонка гуляла до войны! Ее отец-инвалид Юра сам ходил и кричал по улицам, что она гулящая…» Учитывая, что до войны маленькая девочка училась в школе на «отлично», яростно сопротивлялась насильникам, плакала, а неходячие родители-инвалиды не могли вырвать ее из рук извергов, слова пожилого Руслана М. из станицы Ассиновской меня просто обескуражили.
Все названные в данном тексте –– приличные люди, образованные чеченцы, которые, казалось, должны были сделать все для признания геноцида русскоязычных земляков, ратовать за возвращение захваченного по городам и станицам республики у русскоязычных земляков жилья, перестать врать и начать сострадать своим землякам, чудом выжившим на войне и при геноциде, но нет. Издевательство. Ложь. Отрицания фактов. Снова изворотливые оскорбления. Снова ложь.
Я поставила фотографию с Праздника Смерти, куда между войнами свозили чеченских детей из сел поесть мяса, поплясать, а мужчины и старики могли помолиться на кладбище чеченских шахидов. Чеченцы с гор, живущие теперь в Грозном, тут же стали дружно лгать, что «детки на фотографии едут с курсов арабского языка», хотя есть свидетели-журналисты всего этого официального мероприятия.
Несколько лет подряд знакомый чеченец Саид-Магомед периодически рассказывал мне историю о том, как в одном горном ауле российские военные после Первой войны похитили мальчика-аутиста. Они забрали юного чеченца прилюдно, схватили, увезли на БТРе в лес, привязали к дереву и долго убивали, издеваясь, втыкая солдатские ножи в несчастного подростка, который даже не понимал, где находится. Саид-Магомед рассказывал мне все в таких красках, будто видел казнь своими глазами; он наглядно показывал, как связывали руки, как кричал мальчик, как он звал маму. Проникнувшись, я несколько раз плакала. Вы прекрасно знаете, что все земляки для меня дороги. В 2000 году московский ОМОН на зачистке в Старопромысловском районе города Грозного лично меня и моих соседей (из одиннадцати человек этнической чеченкой была всего одна женщина!) пугал расстрелом, а потом российские военные сказали, что пошутили. Нам повезло! Поэтому я сразу поверила Саиду-Магомеду: в войну ведь и не такое бывает! Я кратко записала сюжет, но решила уточнить важные детали. Я попросила друга моей семьи чеченского аксакала Саида-Магомеда связать меня с родителями мальчика-аутиста: «Мне нужны данные убитого, его фотография, адрес дома. На могилу несчастному страдальцу, наверное, поставили чурт –– надмогильный памятник. Все знают, где его могила, она на родовом кладбище в горах! Хочу опросить его односельчан, когда именно была «зачистка» –– год, месяц, какие нашивки были на форме у российских военных. Мы выясним, кто это!» Услышав банальные вопросы, совершенно неожиданно для меня Саид-Магомед покраснел. Он внезапно признался: «Я не знаю названия села, я не знаю фамилии семьи, я не знаю имени мальчика», а потом добавил: «Моему двоюродному дядюшке это рассказали другие родственники, которые покупали бензин на заправке, а те чеченцы услышали об этом на рынке в городке Шали. В Шали торговцы эти подробности обсуждали, так как узнали об этом от какой-то старой тетушки из аула…»
Я родом из Чечни. Это моя Родина. А представьте себе, каково журналисту или путнику извне, который впервые слышит подобное сочинительство и никак не может проверить информацию. Он вынужден записать лишь то, что ему скажут в групповом сговоре изворотливые фантазеры или одинокие «хранители военных сказаний». Так и возникли многие «факты», которых никогда не было в истории. Эпоха сменяется, и теперь становится удобно врать, что «русские земляки в Чечне никогда не жили, были какие-то «оккупанты» да сбежали, а пострадал только чеченский народ» — и это при том, что в 95-97% под бомбами в Грозном находилось именно русскоязычное население. Я там была.
Полина Жеребцова
На фото Ичкерия, кладбище шахидов, 1997 год.