— Поздравляю, вы продали первую работу.

Лена едва кивнула, боясь, что голос ее подведет.

Еще недавно она чистила картошку под придирки свекрови и писала курсовые с температурой. А теперь стояла на собственной выставке. Все началось с одного отказа. И с одного «да».

Говорят, каждый сам художник своей судьбы. Красиво звучит, спору нет, особенно когда у тебя в руках не кисть, а целый арсенал отборных инструментов, и холст – бельгийский лен тончайшей выделки. Вот только кисти нам, похоже, выдают в небесной канцелярии по какому-то странному, остаточному принципу. Кому-то – тончайшая беличья кисточка с гладкой, отполированной рукоятью из слоновой кости, чтоб, значит, шедевры творить, не иначе. А кому-то – облезлая малярная щетка с жесткой, отваливающейся щетиной, которой только заборы красить в казенный серый цвет. Лене Бутовой, очевидно, достался именно второй вариант. Или, может, она тогда просто еще не нашла ту самую секретную инструкцию по применению к этому арт-набору. Краски, кстати, тоже подкачали – сплошь оттенки серого и какой-то неопределенно-болотный.

Тогда, в самом начале этой, как потом выяснилось, не самой простой, а местами откровенно зубодробительной истории, она стояла у окна съемной комнаты. Комнатушка – пенал, метров десять, не больше, с продавленным диваном, который помнил еще, наверное, Брежнева, и шатким столом, заваленным учебниками. Пахло здесь пылью, старыми книгами и чем-то едва уловимо кислым – то ли от вечной сырости, то ли от миазмов безысходности предыдущих жильцов. И вот, стоя посреди всей этой “картины маслом” Лена прижимала к груди видавшую виды, замусоленную по краям папку с курсовой по «Особенностям маркетинга в условиях затяжного экономического спада и снижения покупательской способности населения». Тема, достойная как минимум Нобелевской премии по экономике, ну или хотя бы зачета автоматом. За мутным, давно не знавшим тряпки стеклом, которое хозяйка, Анна Петровна, явно мыла в прошлой жизни, а может, и в позапрошлой, моросил мелкий, нудный октябрьский дождь.

Большой город — это Мекка для миллионов провинциалов вроде нашей главной героини, мечтающих о лучшей доле, после трех лет учебы и жизни в этой клаустрофобической коробке превращался в размытую, депрессивную акварель. И так было не только внутри ее обители. Снаружи, казалось, картина была еще печальнее: серые, безликие многоэтажки, похожие на гигантские соты, из которых давно выкачали весь мед, черные грибы зонтов над спешащими, озабоченными прохожими, желтые, слезящиеся фары машин, ползущих по мокрому асфальту – все сливалось в единую какофонию осеннего уныния. Классика жанра, хоть сейчас на обложку сборника стихов поэта-самоучки. Не хватало только соответствующего саундтрека, какого-нибудь тягучего блюза, но Анна Петровна, ленина квартирная хозяйка, и за несанкционированное прослушивание радио содрала бы три шкуры, а то и все четыре.

— Ле-е-ена! — Голос, густой, как непромешанный кисель, и такой же неприятный на слух, донесся из недр коридора. Сопровождался он тяжелыми, размеренными, слоновьими шагами, от которых вздрагивал не только ветхий пол, но и, кажется, многострадальная нервная система квартирантки , — опять свет жжешь! Электричество не казенное, если ты не знала, все по счетчику капает! Ты платить будешь, или как?

Лена вздохнула так, что папка с курсовой едва не выпрыгнула из рук, словно тоже испугалась хозяйского гнева. Где-то в коридоре с размахом театрально щелкнул выключатель. И узкий проход от комнаты к входной двери мгновенно погрузилсь в промозглый, неуютный сумрак, в котором единственным источником света оставался тусклый прямоугольник окна в лениной комнате. Анна Петровна, женщина неопределенного, но явно постбальзаковского возраста, с вечно поджатыми в куриную гузку губами и перманентной химической завивкой цвета перезрелого баклажана, экономила на всем. Буквально. На воде – мыться дольше семи минут считалось непозволительной роскошью. На газе, даже на лампочках в подъезде – она их выкручивала с завидной регулярностью, мотивируя это борьбой с «расхитителями общественной собственности».

Интересно, она когда-нибудь пробовала писать курсовую, вглядываясь в мелкие буквы при свете уличного фонаря, который, к слову, тоже горел через раз? Или, может, она свято верила, что студенты, особенно приезжие, должны питаться исключительно святым духом и солнечной энергией, даже если солнца в этом городе не наблюдалось уже вторую неделю? Впрочем, с завтрашнего дня это перестанет быть лениной головной болью. Завтра она наконец переедет к мужу. Муж. Слово это до сих пор звучало у нее в голове как-то… странно, чужеродно, будто одолженное из чужого лексикона. Будто не про нее, Лену Бутову, студентку, все еще путающую дебет с кредитом, а про какую-то другую, взрослую, солидную и ответственную тетку из тех, что показывают в рекламе майонеза или семейных автомобилей.

Телефон в кармане стареньких, но любимых джинсов завибрировал, вырвав из не слишком радужных размышлений. Андрей. На дисплее высветилось короткое: «Выезжаю завтра в 7. Буду к 10. Уже считаю минуты. Люблю». Коротко, емко и по-мужски. От этого простого «люблю», написанного без смайликов и прочей мишуры, внутри что-то привычно екнуло, дрогнуло и потеплело, разгоняя осеннюю промозглость. Хоть какая-то определенность, какой-то маячок в этом туманном, непредсказуемом будущем. Лена перечитала сообщение еще раз, потом еще. Глупая улыбка сама собой появилась на ее лице.

Познакомились они полгода назад. Банально до скрипа зубов, хоть сценарий для мыльной оперы пиши – в кафетерии рядом универа, пропахшей вчерашними булочками и дешевым кофе. Она, как обычно, в перерыве между парами пыталась впихнуть в себя недельный объем информации по экономической теории, заедая гранит науки уже давно оставшей, резиновой пиццей «Маргарита». Он сидел за соседним столиком, пил кофе после ночной смены – крепкий, черный, без сахара, и смотрел в окно с таким видом, будто от него зависело будущее страны. Увидев Лену, склонившуюся над конспектами, как средневековый монах над священным писанием, Андрей подошел (такого поворота событий она даже представить себе тогда не могла!). Улыбнулся так, что на щеках появились те самые ямочки, от которых у Лены уже тогда перехватило дыхание. Простой, немного уставший, с темными кругами под глазами, но с такими ясными, пронзительно-синими глазами, что она на пару секунд напрочь забыла не только про кривую спроса и предложения, но и как вообще ее зовут.


— Привет. Не помешаю вашему научному симпозиуму? — голос у него был хрипловатый после бессонной ночи, но удивительно приятный, обволакивающий.

Лена мотнула головой, мол, садись, чего уж там, местов хватит. Подвинула свои талмуды.

— К сессии готовишься, я так понимаю? — спросил он, кивнув на ее разложенные по всему столу конспекты, — а я тебя, дурак такой, тут отвлекаю от важных государственных дел.

— Да, — кивнула она, стараясь выглядеть максимально умной, серьезной и неприступной. Получилось, как всегда, не очень – скорее, как испуганный воробей, — но как-нибудь уж переживу ваше вероломное вторжение в мое интеллектуальное пространство. Главное, чтобы ущерб был минимальным.


Он рассмеялся – открыто, заразительно. Так и завязался разговор. Сначала ни о чем – о погоде, о дурацких преподавателях, о том, что кофе в этой забегаловке больше похож на подкрашенную воду. Потом как-то незаметно перешли на «ты». Оказалось, Андрей старше ее лет на 7, работает вахтовиком где-то на суровом Севере, на каком-то жутко важном и секретном нефтедобывающем комплексе. Простой парень, без столичных закидонов и ненужного пафоса, мечтающий о «нормальной человеческой жизни» – свой дом, пусть и в ипотеку, семья, собака, по выходным – шашлыки на даче. В общем, стандартный набор обывательских радостей, который почему-то показался тогда Лене, на фоне ее вечных курсовых и финансовых неопределенностей, верхом земной романтики и стабильности.

В общем, закрутилось все так, что через три месяца эти двое, случайно нашедшие друг друга в этом огромном, равнодушном городе, расписались в ближайшем районном ЗАГСе. Тихо, буднично, без пафосных речей тетеньки-регистраторши, без белого платья «принцессы» и толпы малознакомых родственников, которых нужно кормить и поить. Просто пришли в джинсах и свитерах, поставили свои подписи в амбарной книге, обменялись кольцами (недорогими, но от этого не менее значимыми) и пошли есть шаурму в ближайший ларек, запивая ее ледяной колой. Романтика, она такая, многоликая (особенно пока тебе 20 с небольшим хвостиком). Иногда пахнет розами, а иногда – жареным мясом и луком.

Родители Лены не стало давно. Глупая, нелепая автокатастрофа на скользкой зимней дороге. Банально и страшно до одури. Осталась от них только память, пара старых фотографий и крохотная, требующая капитального ремонта «двушка» в маленьком, пыльном, затерянном в степях городке в 300 км. Городок, где все друг друга знают, и главная новость – кто с кем развелся и у кого куры лучше несутся. Там сейчас жила Ленина троюродная тетка, Валя, с двумя детьми. Муж ее, как это часто бывает, растворился в туманной дали пару лет назад, оставив на память только ворох неоплаченных счетов и размытые обещания когда-нибудь вернуться героем. Лена сама предложила ей пожить там – все равно квартира пустовала, ей в Степногорск возвращаться… ну, скажем так, совершенно не тянуло. Отрезанный ломоть, как говорится. Да и что ей там делать? Перспективы – либо продавцом в местный «Сельпо», либо замуж за тракториста. Не то чтобы она была против трактористов, но хотелось чего-то… другого.Образованного что ли…

Теперь у меня будет другая жизнь. В большом, шумном, полном возможностей (и опасностей, как выяснится позже) городе, с мужем. В планах — строить карьеру крутого маркетолога (ха-ха, три раза), растить умных и красивых детей (когда-нибудь, потом, очень-очень потом, когда сама повзрослеет). Сказка, правда? Почти как у Золушки, только вместо хрустальной туфельки – обручальное кольцо из недорогого золота 585-й пробы, а вместо прекрасного принца на белом коне – простой русский вахтовик Андрей на поезде «Москва-Воркута». Но ее, родной, и это главное. По крайней мере, так она себя убеждала.

Сказка-то сказкой, но первое, так сказать, официальное знакомство со свекровью, Ниной Федоровной, больше походило на кастинг в низкобюджетный фильм ужасов категории «Б». Или на допрос с пристрастием в лучших традициях НКВД. Андрей, сияя, как начищенный до блеска медный самовар, привел новоиспеченную жену в свою родовую крепость – типовую, унылую «двушку» в спальном районе, где панельные дома, выстроенные ровными рядами, похожи друг на друга, как братья-близнецы после недельного запоя архитектора. Подъезд встретил их запахом кошачьей мочи и перегоревшей проводки (как впрочем и тысячи других подъездов в нашей стране). Лифт, судя по грохоту, доживал свои последние дни.

Входная в квартиру дверь, обитая потрескавшимся дерматином, открылась не сразу – сначала щелкнул один замок, потом другой, потом лязгнула цепочка. Тесная, заставленная какими-то коробками прихожая с облупившейся краской на стенах цвета «тоска зеленая, неизбывная». Стойкий, неистребимый, въевшийся в обои и мебель запах жареного лука, валокордина (видимо, для успокоения нервов после общения с внешним миром) и чего-то неуловимо кошачьего, хотя самого кота Лена так ни разу и не увидела (возможно, животное свекрови удалось выжить из этой обители еще задолго до появление в ней невестки).

Лена немного нервничала. Все-таки ей было немного непосебе от того, что знакомство с будущей “мамой” проходило уже пост-фактум. но Андрей ее успокоил, мол он не маленький уже, а мать тоже должна понимать, так что ей нет на что кривить душой.


— Мам, это Лена, — Андрей буквально лучился неподдельным счастьем и гордостью, представляя жену своей единственной и неповторимой родительнице. Он так волновался, бедняга.

— Вижу, не слепая, — отрезала Нина Федоровна, смерив девушку таким пристальным, оценивающим взглядом, будто та была как минимум налоговым инспектором, пришедшим описывать ее скромное имущество, или, на худой конец, редким и потенциально опасным экзотическим насекомым. Взгляд этот, тяжелый и цепкий, прошелся от кончиков лениных видавших виды ботинок (купленных на последней распродаже с 70% скидкой) до корней волос (которые, если честно, не мешало бы покрасить, но на это вечно не хватало то времени, то денег). Тут любой бы почувствовал себя экспонатом под микроскопом.


Она стояла, картинно подбоченившись, в выцветшем домашнем халате в мелкий, унылый цветочек и в стоптанных войлочных тапках, из которых сиротливо выглядывали пальцы в заштопанных носках. Полная, даже грузная женщина с короткой, энергичной стрижкой «под мальчика», которая делала ее похожей на сурового прапорщика,, не потрудилось даже переодеться к их приходу. Ее лицо, казалось, навсегда забыло, что такое улыбка. Взгляд у нее был такой, что им можно было бы, наверное, колоть орехи или заморозить Черное море в разгар июльской жары (вариантов было много).

— Проходите уже, — скомандовала она тоном фельдфебеля, отдающего приказ новобранцам, — чего встали в дверях, как неродные? Пробку создаете. В ногах правды нет. Хотя у некоторых и в голове ее не особенно густо.

Последняя фраза, Лена почти не сомневалась, предназначалась исключительно ей. Андрей сделал вид, что не расслышал, или, что более вероятно, давно привык к подобным материнским шпилькам, поэтому просто-напросто игнорировал это. Он неловко кашлянул и приобнял Лену за плечи.

На кухне, маленькой и тесной, заставленной бесчисленными банками с соленьями, вареньями и какими-то неведомыми сушеными травами, отчего она напоминала лабораторию алхимика или ведьмин погребок, Нина Федоровна с оглушительным грохотом гремела посудой, расставляя тарелки с дымящимся борщом на облезлом, покрытом старыми пятнами столе.


Когда Андрей на минуту отлучился, свекровь вдруг полушепотом прошипела:

— Значит, замуж выскочить захотелось? На готовенькое? — спросила она почти ритуально, нарезая хлеб толстыми, неровными ломтями. Вопрос прозвучал не как вопрос, а как прямое обвинение в совершении тяжкого преступления.

— Ну, это ведь решение двух взрослых людей, мы ведь с ним не вчера познакомились, — мягко, но настойчиво поправила Лена, пытаясь перехватить инициативу и как-то смягчить обстановку, — это наше общее, взвешенное решение. И мы любим друг друга.

— То-то я смотрю, — хмыкнула Нина Федоровна, наконец удостоив девушку своим пронзительным взглядом. В ее глазах плясали недобрые огоньки, — ни свадьбы нормальной, ни гостей. Комар носа не подточит — все шито-крыто, не придерешься. А то ж люди бы языками зачесали, соседи бы судачить начали, что сыночка-кормильца, единственную опору, какая-то фифа с пустыми карманами окрутила, на шею села.


Лена молча проглотила этот не слишком изящный пассаж, стараясь сохранить на лице подобие вежливой, ничего не выражающей улыбки. Получалось, наверное, не очень убедительно – скорее, вымученная гримаса. «Фифа с пустыми карманами» – это, надо понимать она имела ввиду студентку последнего курса, перебивающуюся с хлеба на воду и экономящую на обедах, чтобы купить лишний учебник? “Ну-ну, какое богатое воображение у ее будущей свекрови”, —подумала она тогда. Но на этом их “разговор по душам” закончился, так как очень вовремя в дверях появился Андрей.


Так, собственно, и началась новая, «счастливая» семейная жизнь. Под бдительным, всевидящим, недремлющим оком женщины, которая с первой же секунды их знакомства, без суда и следствия, записала новоиспеченную невестку в стан личных врагов народа. Или, как минимум, в категорию «нежелательных, подозрительных элементов, коварно посягающих на ее ненаглядного, единственного сыночку-пресыночку и его зарплату вахтовика». Лене доводилось слышать душераздирающие истории про свекурв, но она всегда думала, что это сильное преувеличение, художественный вымысел. Оказалось, нет. Некоторые дадут сто очков вперед любому киношному злодею с его картонными планами по захвату мира. И один из таких экземпляров по иронии судьбы попался именно ей.

Первую неделю было… терпимо. Ну, или почти терпимо. На грани фола, но все же не за гранью. Андрей был рядом, и его присутствие, видимо, действовало на Нину Федоровну как мощное успокоительное. Или как невидимый, но эффективный сдерживающий фактор. Она, конечно, не упускала ни малейшей возможности уколоть, поддеть, указать на многочисленные (по ее мнению) недостатки, но делала это как бы между прочим, с налетом этакой суровой материнской «заботы» и зачастую не в присутствии сына.


Лена старалась изо всех сил. Пыталась угодить, понравиться, помочь по хозяйству, завести какой-нибудь непринужденный, легкий разговор о погоде или каком-то сериале. Но все ее робкие попытки наладить контакт разбивались о глухую, непробиваемую стену холодного, демонстративного отчуждения. Андрей, бедный, метался между нами, как шарик в пинг-понге, отчаянно пытаясь сгладить острые углы, примирить двух самых дорогих ему женщин, но это плохо помогало. Тем более, что матери сложно было что-то предъявить, ведь она “держалась” в его присутствии. Но и знал ее он тоже слишком хорошо. Классический случай, достойный пера Шекспира.

А потом Андрей уехал на вахту. На долгие, бесконечные, как полярная ночь, два месяца. Они прощались у подъезда, под тем же унылым, моросящим октябрьским дождем, который, казалось, и не прекращался вовсе. Он крепко, до боли в ребрах, обнимал Лену, зарывался лицом в ее волосы, обещал звонить каждый день, слать эсэмэски с труднопроизносимых северных месторождений.


— Она не злая на самом деле, просто… характер у нее такой, сложный. Жизнь не баловала. Но она растает, — будто предчувствуя страх и тревогу жены, успокаивал он ее.

Лена кивала, судорожно глотая подступающие слезы и отчаянно пытаясь выдавить из себя подобие ободряющей улыбки. Получалось скверно. Конечно, привыкнет. Конечно, не злая. Просто у нее хобби такое специфическое – психологически терроризировать людей.


Он уехал. Хлопнула дверца такси, желтый огонек скрылся за поворотом, машина быстро растворилась в серой, промозглой пелене дождя. Медленно, как во сне, Лена вернулась в квартиру. Тишина. Не просто тишина, а какая-то звенящая, давящая, напряженная до предела. Нина Федоровна сидела на кухне за своим неизменным столом с подсолнухами, пила чай из граненого стакана и отрешенно смотрела в окно, на унылый пейзаж за ним. На невестку она даже не взглянула, словно та была пустым местом, предметом мебели. Воздух был таким густым от невысказанных упреков и затаенной враждебности, что аж звенело в ушах. И вот с того-то момента все и началось. По-настоящему. Без скидок на присутствие сына, без реверансов и попыток сохранить хотя бы видимость приличий.
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158275934502380
Ещё больше историй тут!
https://dzen.ru/shockcontent?tab=articles
Интересно Ваше мнение, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка ;)