ПРАВОСЛАВНЫЕ ИСТОРИИ

Живя в Печорах псковских в середине шестидесятых годов, я ежедневно ходил на службу в монастырь. Пел в братском хоре. Однажды, выходя из Михайловского собора, я встретил молодого человека, который шел прямо мне навстречу. Невольно подумалось: «Не тот ли это человек, о котором накануне рассказывал псковский диакон Алексей?» И я спросил молодого человека: «Это вы — Владимир, который засыпал в армии и видел ад и рай, блаженство праведников и мучения грешников?» — «Да, я, — ответил незнакомец, остановившись. — Я приду и расскажу тебе. Только у меня времени мало. Звали в один дом, но я успею». И мы пошли вместе с ним ко мне домой. Владимиру было двадцать восемь лет. Он рассказал следующую историю, которую я передаю в сокращенном виде ввиду забвения некоторых подробностей. — Я с детских лет сирота. Воспитывался одной монахиней-старицей, которая научила меня православной вере и сама была духовной подвижницей. После ее кончины я жил у родственников. Потом пошел служить в армию, где был поваром. Однажды мне приснилась моя покойная матушка и сказала: «Раб Божий Владимир, ты в Петров день надолго уснешь. Скажи своему командиру, чтобы с тобой ничего не делали и не хоронили». Проснувшись, я никому не сказал о своем сне, боясь насмешек. На вторую ночь сон повторился, и я рассказал об этом своему другу. Тот посоветовал никуда не ходить и никому не говорить. «Иначе, — говорит, — тебя засмеют». На третью ночь матушка вновь явилась во сне Владимиру и строго сказала: «Если не скажешь, тебя закопают в землю, и ты действительно умрешь». Проснувшись, я тут же пошел к командиру и все рассказал ему. Тот спокойно выслушал меня и отправил в медсанчасть на прием к врачу с запиской, которую тут же написал на листе бумаги: «Проверить психику и сообщить мне». Врач также меня терпеливо выслушал, задал несколько вопросов и велел идти обратно с ответом, который гласил: «Нервно-психическое возбуждение от увиденного сна. К несению службы годен». Я продолжал нести службу на кухне. Приближался православный праздник святых апостолов Петра и Павла. Тревога, волнение не покидали меня. Товарищи шутили надо мной. Но вот пришел этот день. С раннего утра до обеда я готовил пищу. Сам ничего не ел. Все ждал, что со мной будет, а со мной полдня ничего не было. В душу закрались сомнения: «Видно, это только сон». Проголодавшись, я решил поесть. Вдруг меня потянуло ко сну, и я тут же на досках лег. И вот что со мной случилось. Я встал, но уже в другом виде и свете, а рядом со мной лежало мое почти бездыханное тело. Я удивленно смотрел на себя и видел, как сбежались солдаты. — Умер Володя, умер, — шумели они. Подошедшие командир и врач пытались быстро расстегнуть рубашку, чтобы сделать искусственное дыхание, но пуговицы почему-то не поддавались. Я пытался помочь им в этом, но мои руки не были властны над материальными предметами, и я понял бесполезность своих усилий и нелепость своего состояния. Страх объял меня. Я видел, как безнадежно массировали мою грудь, как товарищи унесли мое тело в палату медсанчасти, и врач велел наблюдать за ним. В это время какая-то неведомая сила подняла меня от земли на небо. Кругом никого не было, но вот я увидел покойную свою матушку, которая, кланяясь, сказала мне: «Мир тебе, раб Божий Владимир». «Здравствуйте, матушка», — ответствовал я по-мирскому. — Ну вот, — продолжала она, — ты сомневался и пугался, и если бы не сказал командиру, тебя бы действительно схоронили. Мне велено показать тебе райские обители и темницы ада. Пойдем. Мы шли, и мне открылась новая жизнь людей, некогда живших на земле. Я видел своих родных, знакомых и даже вождей, которых я узнавал по земным портретам. В райских селениях было много света. Я видел девственников и брачных, отдельно монахов, но только в разной славе. У одних был один венец на главе, у других два венца. И все они были довольны, радостны, славили Господа. Видел я там писателя Гоголя, книги которого читал в детстве. Потом мне показали адские казематы, где задержанные на мытарствах грешники мучаются, истязаемые злыми духами до Страшного Суда Божия. Там я видел и своего покойного деда, торговца в мясной лавке. Он лежал, и от него шло зловоние и непрестанный стон от ударов по черепу. Черви грызли его внутренности, пахло тухлым мясом. «Это за обвешивание и обман такая мука», — пояснила матушка. Видел я, как безбожников мучают лютые истязатели, бия их в темноте, и они летают из стороны в сторону от этих ударов черных «боксеров», словно на ринге. Отчаяние и безнадежность были в их мрачных измученных лицах. Слышал, как визжал раздираемый на части колдун, словно выли все взятые вместе паровозы, и видел, как бесы, подвесив его вниз головой, как со свиньи, сдирали с него железными зубьями кожу, строгали, и резали, и обжигали геенским пламенем. Видел, как блудников истязают немилосердные, бесстыдные духи злобы. С помощью большого колеса с острыми зубьями они разрывали промежности и злобно кричали средь неумолкаемых воплей и стонов грешников. Шли мы дальше, и я больше и больше ужасался открывающемуся мне на том свете. Вот большое темное мрачное озеро, кишащее живыми лягушками. — Это не лягушки, — отвечая на мои мысли, сказала матушка, — а дети, убитые во чреве матерей. Они все здесь, у Бога ни одна душа не исчезает. Кое-кто из этих жалких существ вдруг изменялся и радостно восклицал: «А моя мама покаялась!» И небесные силы уносили их в светлую сторону. Я весь затрепетал, когда увидел самого многоглазого дракона — древнего змия, диавола, и его слугу антихриста. Толпы людей шли к нему в пасть со знаменами и плакатами, и он загребал их длинными лапами. Люди шли обезумевшие, опьяненные, что-то громко кричали и падали в огненное озеро, наполненное такими же несчастными. Сердце мое сжалось от страха и трепета, когда ко мне протянулись эти страшные лапы. Я чуть не упал, но матушка поддержала меня, и мы миновали эти страшные места. Много и других видов мучений было показано мне, но за неимением времени я рассказал тебе вкратце. Потом мы спустились на землю. Шли уже пятые земные сутки моего небесного странствия, но я тогда не знал этого. На том свете другое течение времени. Была уже ночь, и тело мое лежало в палате, покрытое белой простыней. Рядом дремала дежурная медсестра. — Вот видишь, раб Божий Владимир, лежит твое бренное тело, а душа твоя стоит над ним, — сказала матушка. — Сейчас она должна войти в него, потому что не время еще разлучаться. Войдешь в него, как и вышел, незаметно. Люди не верят, что есть у человека душа бессмертная, чуткая, святая, и за это неверие дадут ответ Богу, как и за все свои дела беззаконные. Рассказывай всем, что ты видел, чтобы люди веровали в Бога и загробную жизнь. Врач будет преследовать тебя, но ты не бойся и говори всю истину. Господь защитит тебя. Внезапно я оказался в темном ледяном мешке. Постепенно земная жизнь возвращалась ко мне. Кровь вновь согревала мои члены. Я открыл глаза, пошевелил рукой и прошептал первое после пятидневного сна слово: — Господи! Медсестра тут же встрепенулась и побежала за врачом. Мне делали уколы, обкладывали грелками, дивились необычному случаю летаргического сна. А я рассказывал, что видел на том свете. — Ничего ты не видел. Это болезненный бред, — сказал врач. — И не смей никому об этом рассказывать. Но я говорил и говорю всем, кто меня слушает, хотя и не все верят. Сначала меня перевели в другую воинскую часть, потом комиссовали, снабдили справкой и отправили домой. Теперь я хожу и говорю людям о Боге, о душе, о загробной жизни, блаженстве праведников и мучениях грешников. Иногда при некоторых людях внутренний голос мне не велит говорить, и если я ослушиваюсь, то бываю наказан. Меня вызывают, ругают, угрожают и даже задерживают, но потом отпускают с миром. Недавно мне через сон было опять извещение от матушки, что через год я должен умереть, и если я не приду сюда, значит, меня уже на земле нет. Так закончил свой рассказ раб Божий Владимир. Накормил я его чем мог, хотелось дать ему и на дорогу, но он от всего отказался, и мы расстались навсегда. Иеродиакон Никон (Муртазов)

СОВРЕМЕННЫЕ ЧУДЕСА СВЯТИТЕЛЯ СПИРИДОНА Мне хочется рассказать об одном чудесном случае, свидетелем, а можно даже сказать, участником которого я сама была. В 2000 году от паломнической службы «Радонеж» я поехала по святым местам Греции. На Керкире в храме святителя Спиридона мы попросили благословения у священника набрать маслица из лампады у раки с мощами Святого. В группе считали, что оно лучше, чем покупное. Мы набирали маслице шприцем и разливали в заранее припасенные флакончики. Группа была большая, все теснились, стараясь побыстрее набрать, кто-то по неосторожности задел лампаду, и остатки маслица пролились. Все очень расстроились из-за нашей неловкости, но особенно сокрушалась одна женщина – она была последней в очереди и ей не досталось ни капли. Я решила, что отолью ей немного из своего. Она держала в руках пустой пузырек, и он вдруг начал сам по себе наполняться! Это произошло на глазах у всей нашей группы, так что свидетелей этого чуда было очень много. Мы все были буквально потрясены. В автобусе мы вспоминали о случае, когда у святителя Спиридона сама наполнилась лампада. Все возможно для Бога и святых Его. Благодарю Господа и святителя Спиридона, что сподобили меня стать свидетелем этого чуда!

Один молодой мужчина совершенно спился, все таскал из дома. Жена не выдержала такой жизни и ушла с ребенком. Друг его узнал, что в Вырице живет старый монах, который лечит алкоголиков, и начал уговаривать поехать: может быть, старец поможет исцелиться. Тот долго отказывался, но, наконец, поддался уговорам. Когда прибыли на Витебский вокзал, друг этого пьяницы пошел в кассу за билетом, но пока стоял в очереди, его подопечный пошел в туалет и предложил кому-то за четвертинку свою одежду: отдал рубашку, нижнее белье, остался в одной фуфайке и брюках. Четвертинку выпил тут же. Друг разыскал его, но никак не мог понять, когда и где тот успел выпить. Сели в поезд, поехали. Пришли к дому старца, вступили в сени, а батюшка в это время объяснял притчу об овце, которую пастырь идет разыскивать. Пьяница сказал: - Куда ты меня привел, здесь людей нет, все какие-то овцы. Пьяные часто становятся развязными, словоохотливыми, и враг дает им способность язвительно и насмешливо говорить и издеваться над святыней. Он стал упираться у двери: - Ни за что не войду сюда, нечего мне тут делать. И вдруг услышал голос старца: - Сергей, иди сюда. У него хмель вышибло, и он спросил у друга: - Откуда он меня знает? А старец снова громко позвал: - Сергей, который приехал ко мне с другом, заходи. Сергей вошел, увидел множество народа. Старец сказал: - Вот видите, дорогие братья и сестры, этого человека оставили мать и жена. Он дошел до ужасного состояния. Он только что на вокзале отдал за бутылку свое белье и рубашку и явился сюда в одной фуфайке. Люди оставили его, но не оставил его Бог, Он послал друга, который привез его сюда с надеждой на нашу помощь. Господь помог ему, потому что за него молились. Сейчас внутри этого человека идет страшная борьба – злой дух, вошедший в него, хочет, чтобы он ударил меня, ударил своего друга, чтобы он убежал отсюда, и его очень трудно удержать. Злому духу здесь очень плохо, ненавистно, здесь молятся, здесь святыни. И вот, дорогие мои, сейчас только от нас зависит, куда пойдет и кем станет этот несчастный человек. Давайте все вместе помолимся Господу и Божией Матери, чтобы Они помогли этому человеку. Все, кто был в келье, встали на колени и вместе со старцем стали молиться, некоторые даже заплакали. И вдруг этот пьяница упал на пол и начал биться, сотрясаемый рыданиями. Долго он лежал и плакал, а народ молился. Наконец, старец сказал: - Он не будет больше пить, он хотел наложить на себя руки, но не сделал этого, потому что за него молились. Молитва ограждает и отражает страшные внушения темной силы. И особенно сильна молитва близких. Молитва матери, молитва друга – она имеет великую силу. Сергей до конца жизни не брал в рот спиртного, стал глубоко верующим и духовным сыном старца." Из жития преподобного Серафима Вырицкого

Еще раз убеждаюсь в том, что православному христианину никогда нельзя прерывать индивидуальную молитву. Однажды был случай в Крыму, когда двое подростков пошли бродить по крымским пещерам и заблудились. Но один нашёл выход, а другой нет. Вызвали работников МЧС, они трое суток искали этого парня. И когда нашли, ожидали чего-то плохого, потому что сложно находиться в пещерах без воды, еды, в полной темноте. Спасатель рассказывал, что когда он увидел этого парня, который сидел, склонив голову к коленям, и подошёл к нему, ему было страшно, потому что он не знал, что сейчас будет. И вдруг парень с ясным взором и с улыбкой посмотрел на него и сказал: «Вы пришли? Спасибо Вам». Спасатель был очень удивлён. Оказалось, что парень был учеником воскресной школы, и когда его потом спросили, что ему помогло, он ответил: «Я общался с Богом, молился, ко мне пришёл ангел и сказал, что меня скоро найдут». У этого ребёнка было все порядке с психикой, хотя он трое суток пробыл в пещерах. Всем молящимся горячей молитвы! Православный психолог Н.С. Яночкин

ФАБРИКА ДОБРЫХ ПОМЫСЛОВ - ПАИСИЙ СВЯТОГОРЕЦ Эта история случилась со мной на днях, когда я ездила из Оптиной Пустыни в Козельск по послушанию. Послушание выполнила. Пришла пора возвращаться в монастырь. А день уже заканчивается, маршрутки перестают ходить. Вот и в Оптину последняя по расписанию пошла. Бегу я за ней, а сумка тяжёлая. Нет, точно не успею… И не успела. Можно и пешком, конечно, дойти, но вот поклажа моя… Да и устала под конец дня… Подходит рейсовая маршрутка, которая по городу ездит. Пустая почти. Сажусь я в неё и спрашиваю: «А вот только что Оптинская маршрутка ушла. Мы её не догоним на какой-нибудь из городских остановок?» Водитель оборачивается ко мне не спеша. Смотрит на меня тяжёлым взглядом. Сам здоровый такой. Ручищи на руле огромные лежат. «Вот это здоровяк», – думаю… А он отворачивается и угрюмо так цедит сквозь зубы: «Не, не догоним». Достаёт из кармана сотовый телефон и начинает кому-то названивать. «Ну, – думаю, – конечно, если ты во время движения своей маршрутки ещё и по телефону будешь лясы точить, то точно не догоним». А он так спокойно чего-то там болтает. Сижу я и злюсь на саму себя, что на маршрутку опоздала, на погоду дождливую, слякотную. На здоровяка невежливого. Хотя знаю, что злиться – смысла нет. «Никогда не бегите за уходящим автобусом – это был не ваш автобус…» И осуждать ведь – тоже нельзя. Сижу и пытаюсь придумать добрый помысел об этом здоровяке. Я когда-то даже рассказ написала «Фабрика добрых помыслов». Там речь идёт о словах Паисия Святогорца. Старец писал о том, что необходимо терпеть немощи окружающих людей, покрывать их любовью. Не поддаваться помыслам осуждения, недоверия. А для этого придумывать добрые помыслы в отношении окружающих. Пытаться оправдать их, пожалеть. Понять, что, возможно, у них были добрые намерения, просто не получилось воплотить их в жизнь. Пожалеть, даже если этих добрых намерений не было, придумать добрый помысел о таких людях. Старец называет эту мысленную работу «фабрикой добрых помыслов». Маршрутка наконец-то с места сдвинулась. Здоровяк наболтался. Еду я и пытаюсь добрый помысел о нём придумать. Чтоб не осудить его, а оправдать как-то. «Так, – думаю, – у него, может, мама в больнице лежит. Или дома. Больная. А он ей звонит часто. Даже с дороги. Беспокоится о матери… Или нет. Вот ему срочно нужно детям позвонить. Проверить, что они там делают одни дома… А то, может, жена ждала звонка важного…» Еду и чувствую, что раздражение отошло. Вот и здоровяк мне уже кажется не таким вредным. А что? Хороший, наверное, человек… Просто вот озабочен срочными делами… Смотрю в окошко: луч солнечный сквозь тучи пробился. Ура! Дождь кончается! Хорошо-то как! Подъезжаем мы к остановке. Тут здоровяк ко мне оборачивается и говорит: «Догнали мы Оптинскую маршрутку. Пересаживайтесь». Вот здорово-то! И с чего я взяла, что взгляд у него тяжёлый? Обычный такой взгляд… Можно сказать, даже добрый… Я быстро пересаживаюсь в Оптинскую маршрутку. Она тоже полупустая. Протягиваю водителю деньги. А он спрашивает: «Ну что, чуть не опоздали?» Я улыбаюсь в ответ: «Да, я уж настроилась пешком идти. Вот погода только сырая да сумка тяжёлая». А водитель, парнишка молодой, улыбается мне и говорит: «Да, пришлось бы вам пешком топать, если б не друг мой, водитель городской маршрутки, на которой вы ехали. Он мне позвонил и попросил притормозить немножко на остановке. Говорит: «Тут пассажирка одна к тебе опоздала. С сумкой большой такой. Ты уж её подожди, ладно? Жалко сестрёнку». Я и притормозил». Вот тебе и здоровяк угрюмый! Сестрёнкой меня назвал… Благодарю тебя, отче Паисий, за твоё наставление о фабрике добрых помыслов! «Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей!» Ольга Рожнёва

Чуть больше двадцати лет назад в Введенском храме Оптиной пустыни был такой случай. Одна совсем маленькая девочка умудрилась засунуть руку в такую узкую щель батареи отопления, что вытащить ее оттуда было уже невозможно. Вокруг рыдающего ребенка тут же столпились люди, пытаясь освободить девочку. Но от их усилий рука лишь посинела и распухла, а малышка кричала все отчаяннее. На крик из алтаря вышел инок богатырского телосложения. Кратко помолился перед иконой, а потом подошел к плачущей девочке и… начал с ней играть, изображая, как киска умывается, как зайчик жует морковку. Через минуту девочка уже хохотала и просила: «Еще киску покажи, еще зайчика». Люди, стоявшие вокруг стали тихонько роптать: тут беда такая, нужно ребенка спасать, а он в зоопарк играет. Но когда малышка совсем успокоилась и расслабила руку, инок мягким неуловимым движением вынул ее из металлической западни. Это был отец Трофим (Татарников), убитый через несколько месяцев, в ночь на Пасху, на монастырской звоннице.

– Батюшка, там отца Илия один молодой человек дожидается. Я смотрю: и правда, стоит мужчина в дубленке и плачет. И мальчик с ним. Спрашиваю молодого человека: – Что вы плачете? – Я бы хотел батюшку Илия увидеть! – А плачете почему? – Без слез не могу… Что произошло-то! – А что произошло? – интересуюсь. И он начал рассказывать: – Полетели мы осенью с семьей в Турцию и пробыли там две недели. Назад возвращались ночным рейсом. Отправлялись в полночь. Самолет взлетел, мы провели в полете два часа, но внезапно отказал мотор. Один двигатель вышел из строя, и самолет накренился и начал падать… В салоне поднялась суматоха: куда-то все бегут, встают с мест. Все видят, что самолет неисправен… В общем, этот мужчина, который все это рассказывал, вначале закричал: «Господи, помоги! Пресвятая Богородица, спаси нас!» А потом вдруг вспомнил, как однажды ездил в Оптину, встречался там с батюшкой Илием и взял у него благословение. И он ему тогда еще сильно в душу запал. И в последний момент, – рассказывал тот мужчина, – он крикнул: «Господи, молитвами отца Илия помоги нам!» – упал в кресло и потерял сознание. – Передо мной, – продолжал он, – возникло такое ночное видение. Вижу облако, и Оптину внизу… Тишина, во дворе – ни души. Только отец Илий бежит с палочкой, торопится, стучит по всем кельям, будит всю братию (а было два часа ночи!): «Братия, вставайте! Вставайте, самолет падает!» И вдруг – раз! – видение кончается. Смотрю – а самолет выправляется: дрогнул и встал ровно в один момент! Двигатель заработал, и самолет полетел нормально.

Когда меня принуждали отречься от православной веры, то поставили в одной рясе на всю ночь на мороз, и стражу приставили. Стража менялась через два часа, а я бессменно стоял на одном месте и молился Царице Небесной. И Матерь Божия опустила надо мной такой "шалашик", что мне было в нем тепло. А утром меня повели на допрос и говорят: "Коль не отрекся от Христа, то иди в тюрьму". Так я и выжил, благодаря Мамочке Божией. — Преподобный Севастиан Карагандинский

УБИТЬ РАДИ НОВОГО ПАЛЬТО? История Екатерины Мне 39 лет. И я никогда не делала абортов. Я поняла, что никогда не буду делать аборт, в 13 лет. Случилось это так: однажды вечером мы с мамой мирно беседовали перед сном – она доглаживала бельё, а я, закончив делать уроки, прибиралась на своём письменном столе. Между делом мы вспомнили прошлый Новый год, и тут мама начала мне рассказывать, как она отправила меня в деревню к бабушке на зимние каникулы, а сама легла в больницу – делать аборт. Она говорила мне это, смеясь, а я тоже смеялась, так как не понимала, о чём она говорит: – Ты представляешь – просыпаюсь в палате и думаю: ой, аборт проспала! Вскакиваю, бегу, а соседки мне говорят: лежи, мол, успокойся, уже всё сделали! – А что такое аборт? – спросила я. Про беременность мне было уже известно, а о том, что означает это слово, я тогда ещё не знала. Мать, немного смутившись, начала рассказывать мне о том, что есть такая процедура, называющаяся «прерывание беременности»… После ее объяснений мне стало страшно. Не просто страшно, а жутко. У меня была истерика. Я прогнала мать из своей комнаты и ревела, ревела, ревела… Тогда я поняла, что меня родили только потому, что всё совпало: мама была замужем, и возраст подошёл, к тому же до меня никого родить не успели – можно сказать, что я вытянула удачный лотерейный билет. Единственный, выигрышный. И я поняла, что моя мать могла убить меня так же легко, как убила других своих детей – моих братьев и сестёр. Хотя, если быть откровенной, я никогда не хотела ни братьев, ни сестер, но ведь убивать – это не выход! Невозможно передать никакими словами, насколько жутко мне было узнать о том, что произошло той зимой, когда я была у бабушки и мирно каталась с горки на санках с другими деревенскими детьми. Теперь то, о чём я узнала, стоит между нами всегда, даже сейчас – это ужасно, но с тех пор я больше не воспринимала свою мать как мать, а только как хладнокровную убийцу, со смехом рассказывающую о совершённом чудовищном злодеянии. Я не верю в работу сутками, не верю в унижения ради жилья, в развод ради «лучшей психологической обстановки». Я до сих пор помню о том, что меня могли убить! Убить ради нового пальто. Ради поездки на море. Ради того, чтобы спокойно закончить вуз. Ради того, чтобы выспаться. Ради того, наконец, чтобы жрать побольше колбасы!! Сейчас такие, как моя мама, говорят о покаянии. Но какое может быть покаяние, если они спрашивают у меня: – Разумеется, я против абортов, но зачем тебе ещё один ребенок, в твоём положении? Я чувствую, что им я и мои дети – как бельмо на глазу: вот этот родился в тот же месяц, когда она решила прервать свою беременность; а этот родился через полгода после того, как должна была родить она, если бы не абортировала; а этот – ровно через пять лет после того, как она сделала первый аборт. Эти женщины прекрасно понимают, что у них тоже сейчас могли бы быть такие же дети! Могли, но их нет и уже никогда не будет! А мои дети, несмотря на мою нелёгкую жизнь, со мной. У меня их четверо. Первого сына я родила, будучи на третьем курсе института, одна. Обычная история: отец моего ребёнка раздумал жениться на мне. Второго ребёнка, дочь, я родила через пять лет – когда окончила институт, вышла замуж и устроилась на работу. Работа была престижная и высокооплачиваемая, но пришлось оставить её, потому что отказаться от будущего ребёнка, предать его, убить я не смогла – у меня и в мыслях такого не было. Но когда я вышла в декрет, муж начал пить. Он обвинял меня в том, что я не думаю о благосостоянии семьи, – оказывается, он считал: раз он женился на «женщине с довеском», то я теперь обязана ему по жизни… Придя из родильного дома в квартиру, которую мы снимали, я увидела пьяную компанию: мужчин и девушек. Я порадовалась, что отправила сына к моей бабушке на время пребывания в роддоме, и прямо с порога поехала к подруге. Подруга, конечно, не обрадовалась, но на то она и подруга. Пожив у неё три дня с новорождённой дочкой, я немного пришла в себя и всё же вернулась домой. Через некоторое время наши отношения с мужем более-менее наладились: он стал оставаться с детьми, а я начала выходить на работу – вариантов не было: детям был нужен отец, а мне необходимо было работать, так как, кроме меня, содержать детей было некому. Несколько лет мы жили спокойно, купили машину и приобрели небольшой участок земли в Подмосковье, но тут, словно гром среди ясного неба, – новая беременность. Это была очень тяжёлая беременность. С самого начала всё было как-то не так, и ближе к середине врачи «обрадовали» меня тем фактом, что я ношу в своём чреве урода. Да-да. Врач УЗИ так и сказала: – Зачем вам урод? Подумайте о двух своих детях, которые у вас есть! – с этими словами она вручила мне маленькую чёрно-белую фотографию, на которой я не разглядела ничего, кроме двух маленьких аккуратненьких головок, прильнувших одна к другой. – Но этот ребёнок – он тоже мой, – возмутилась я. Врач пожала плечами и ответила: – Идите к Ольге Степановне, решайте все проблемы с ней. – Вы можете подробно объяснить мне, какие проблемы у моего ребёнка? – спросила я. Врач молчала, уткнувшись в бумаги. Постояв ещё несколько секунд, я, так и не дождавшись объяснений, вышла из кабинета. – Плод имеет две головы, одно тело и некоторые патологии внутренних органов, несовместимые с жизнью. Имеет ли смысл продолжать беременность? Ведь ребенка у вас все равно не будет. Плод нежизнеспособен, для него и для вас будет лучше, если он не родится, – сказала участковый гинеколог, быстро положив трубку внутреннего телефона, когда я поднялась к ней в кабинет и протянула результаты УЗИ. Я, постояв еще несколько минут, сказала, что приду завтра, и вышла из кабинета. Мужу я решила ничего не говорить, ведь он с самого начала был против этого ребенка, потому что относился к нему как к помехе, мешающей мне работать. Вернувшись домой, я посмотрела на две головки и ещё раз поняла, что не в состоянии убить жизнь, зародившуюся во мне, несмотря на то, что в тот момент я ещё не пришла к Богу. Кстати, к Богу я пришла месяц спустя, когда бежала по снегопаду бегом, утопая в сугробах, ниоткуда и в никуда. И белый, словно прозрачный храм будто бы встал на моём пути – величественный и огромный, он сказал мне: «Ты пришла!» Это был самый ужасный и самый прекрасный день в моей жизни, поэтому я расскажу о нём подробно. Я, как обычно, пошла на работу, но часов в двенадцать выяснилось, что начальству срочно требуются некоторые документы, находившиеся у меня дома, на доработке, и в обеденный перерыв я помчалась домой. Дети были в школе, а муж, пребывающий в бесконечном поиске работы, с утра сказал мне, что якобы едет на собеседование. Но он был дома. И дома он был не один, а с женщиной. И в тот момент, когда я пришла, они находились в нашей постели. Хорошо, что я не успела даже снять сапоги… Выронив портфель с документами и ключи от машины, я побежала. Вниз по лестнице, потом – вдоль бульвара, затем по улице. Шёл сильный снегопад, и всё вокруг было серо-белым, каким-то однотонным, словно художник, у которого не было никаких красок, кроме белой, нарисовал картину и поместил меня в самый её центр… И вдруг я увидела этот храм – я даже не заметила, как вошла в занесённую снегом калитку, и чуть не врезалась в одну из усыпанных снегом елей. Я, спасаясь от этого снегопада, который, казалось, засыпал всё самое прекрасное в моей жизни, вошла в огромную полуоткрытую дверь. А внутри будто бы светило солнце! Всё было словно золотое! Даже коврики рыжевато-бежево-коричневых оттенков, казалось, отливали золотом. Я села на скамейку. Она оказалась очень удобной, и только тогда я почувствовала, как устала, и поняла, что у меня немного болит живот. Ко мне подошла какая-то женщина, которая мыла подсвечники, потом ещё одна. Они накормили меня супом и пирожками и позвали священника – высокого молодого мужчину с бородой, в длинной чёрной одежде, поверх которой была накинута жилетка из овчины. И я рассказала ему всё о своей жизни, о беременности и о маме. И он меня понял – это был первый человек, который меня понял, потому что он разделял моё убеждение. – Оправданий для убийства быть не может. Что бы ни случилось, об аборте даже не помышляйте! – сказал он. Я слушала, что он говорил мне, и у меня было ощущение, что я – это ссохшаяся земля, не знающая дождя, на которую наконец льётся долгожданный ливень! – Каким бы ни был ребенок внутри вас, необходимо дать ему родиться. Даже если он нежизнеспособен, как говорят врачи, тем не менее нужно доносить его, дать ему шанс, родить и, если Бог даст, окрестить его. А уж сколько он проживёт – это одному Создателю ведомо, и тут надо положиться на Его волю. Батюшка оставил мне телефон своего знакомого врача, работающего в роддоме: – Позвоните Дмитрию Алексеевичу, это очень хороший врач. Моя матушка у него наших троих детишек рожала. Через два часа я вышла из храма совершенно другим человеком. Я спокойно вернулась домой, в нашу квартиру, которую снимала на свои деньги. Муж был дома один и сделал попытку объясниться, но я, как могла, спокойно и вежливо ответила, что выслушаю его вечером, взяла документы, ключи от машины и поехала на работу. На работе, на удивление, всё было прекрасно: начальство срочно куда-то уехало, я закончила неотложную работу, доделала текущую и не спеша поехала домой. Муж уже забрал детей и даже покормил их. У меня не было сил на скандалы и выяснения, тем более что в дальнейших отношениях я уже не видела смысла. Не желая более терпеть предателя и тунеядца в доме, я показала мужу результат ультразвукового обследования и сказала, что все возможные сроки для аборта кончились. Муж возмутился и начал обвинять меня во всём, в чем только можно, а я включила детям любимый мультфильм и начала молча собирать вещи мужа, давая понять ему, что приняла твёрдое решение. Часа через три моему мужу стало ясно, что он не сможет убедить меня прервать беременность. Он вызвал такси, взял свои вещи и ушёл. Прошло несколько недель. Я работала, занималась разводом и, конечно, ходила с детьми в храм, к отцу Игорю, где подружилась с одинокой пожилой женщиной, жившей неподалёку, которая вызвалась забирать моих детей из школы. Через какое-то время Татьяна (так её звали), видя, что я не справляюсь с домашними делами и не могу уйти с работы, согласилась подрабатывать по вечерам нашей няней, чтобы я не увольнялась. Я была этому очень рада: оплачивать услуги няни по вечерам стоило гораздо меньше, чем содержать мужа-бездельника. В женскую консультацию я больше не ходила, несмотря на то, что мне регулярно звонили оттуда. Шёл, по моим подсчётам, девятый месяц беременности, и живот у меня был огромный. Ходить стало очень тяжело – я не могла встать с постели, не надев бандаж. Я помнила о неутешительном прогнозе врачей – о том, что мой ребёнок нежизнеспособен, – поэтому оставлять работу и уходить в декрет не собиралась, просто попросила у начальника две недели отпуска за свой счет. Он, будучи немного в курсе моих проблем, мне не отказал. Чувствуя, что приближаются роды, я решилась и позвонила врачу, телефон которого дал мне батюшка. Он внимательно выслушал меня и велел прийти как можно скорее, тем более что в этот день он находился на дежурстве. Я позвонила Татьяне и попросила её побыть некоторое время с детьми – к тому времени они уже полюбили её, как бабушку. Собрав вещи и приведя себя в порядок, часам к трём дня я была в роддоме. Врач сначала посмотрел мои анализы и результаты УЗИ, потом взял снимок и куда-то ушёл. Я лежала и, глядя в потолок, повторяла про себя Иисусову молитву. Вскоре Дмитрий Алексеевич вернулся с двумя врачами: моложавой женщиной в очках и усатым мужчиной лет пятидесяти, на голове которого красовалась белая шапочка с изображенными на ней веселыми барашками. Их лица были спокойными, а через несколько секунд после того, как датчик коснулся моего живота, они стали громко смеяться. Отсмеявшись, Дмитрий Алексеевич сказал: – У вас всё отлично, мамочка! Два симпатичных молодых человека ждут своего появления на свет! – Я сегодня рожу? – удивлённо спросила я. – Нет, мы должны протянуть ещё немного, чтобы быть уверенными, что у детей будет нормально работать дыхательная система. Вам необходимо принимать некоторые препараты в течение нескольких дней. Вы полежите у нас в отделении патологии, а мы будем делать анализы и готовить вас к кесареву сечению. Операция необходима, так как дети немного недоношены и оба находятся в тазовом предлежании, к тому же у одного обвитие, поэтому рисковать их жизнями я не вижу смысла. Я, готовая к худшему, долго не могла прийти в себя от счастья, поверить в то, что у меня будут целых два нормальных ребёнка. Мы с врачом ещё поговорили некоторое время, а потом ему нужно было идти к другим роженицам. В тот день я осталась в роддоме. Не буду долго рассказывать – скажу вкратце, что я пролежала в отделении патологии неделю, операция прошла успешно, и у меня появились два сына. Их головки, и правда, были очень красивой формы – такой, как на той фотографии УЗИ. Врач сказал мне, это оттого, что они появились на свет путём кесарева сечения и не были травмированы родовыми путями. А ведь мне предлагали их убить… В общем, две недели спустя я уже начала выходить на работу во второй половине дня, а первую половину дня я каждый день проводила с малышами, которых отправили в детскую больницу «на дохаживание». Впрочем, с ними всё было хорошо, и через четыре недели они уже были дома. Начальник, узнав о рождении детей, дал мне ещё месяц отпуска, но просил появляться на работе хотя бы раз в неделю на несколько часов. Я наняла няню, которую порекомендовала Татьяна, – это была ее двоюродная сестра Галина: она, проработав всю жизнь в яслях, недавно вышла на пенсию. Мои мальчики были спокойные, и обе женщины прекрасно справлялись и с ними, и с двумя старшими детьми, которые уже были большие и сами давно помогали мне по хозяйству. А тем временем меня, разумеется, обсуждали и осуждали все, кому не лень, но я только смеялась в ответ: придя к Богу и получив от Него такой неожиданный и щедрый подарок, я была счастлива, как никогда! На работе у меня было всё прекрасно, вскоре меня повысили, теперь часть работы я выполняла дома и появлялась в офисе два-три раза в неделю. Младшие дети росли здоровенькими и радовали меня; впрочем, со старшими тоже проблем не возникало. Иногда я просыпалась ночью и, глядя на их личики, думала, как скучна и однообразна была бы моя жизнь, не будь у меня моих детей… Сейчас у нас всё прекрасно: старшие дети уже совсем большие, а младшие в этом году пойдут в первый класс. Два года назад мы переехали: наконец нам удалось по субсидии приобрести собственную квартиру, а на десяти сотках земли, в Подмосковье, мы строим дом – теперь детям будет где порезвиться во время каникул! А знаете, кто нам строит дом? Сын нашей няни Галины, одинокий и ещё совсем не старый мужчина, вдовец. Строит совершенно бесплатно. А вчера он сделал мне предложение, и я, честно говоря, очень обрадовалась, потому что он мне давно уже нравится. Зачем люди лишают своих детей жизни? Зачем они лишают себя счастья? Если они скажут, что им было труднее, чем мне, то я не поверю.

"У меня была близкая подруга, вышедшая замуж. В первый же год у нее родился сын Владимир. С рожденья мальчик поражал необыкновенно смирным характером. На второй год у нее родился сын Борис, тоже удивлявший всех, наоборот, чрезвычайно беcпокойным характером. Владимир все классы прошел первым учеником. По окончании университета он поступил в духовную академию и был рукоположен в священники в 1917 году. Владимир вступил на путь, к которому стремился и был избран Богом с рождения. С самого начала стал пользоваться уважением и любовью прихода. В 1924 году он и его родители были высланы в Тверь без права покидать город. Они должны были постоянно находиться под надзором ГПУ. В 1930 году Владимир был арестован и расстрелян. Другой брат, Борис, вступил в комсомол, а затем, к печали родителей, стал членом Союза безбожников. Отец Владимир еще при жизни старался вернуть его к Богу, но не смог. В 1928 году Борис стал председателем Союза безбожников и женился на девушке комсомолке. В 1935 году я приезжала на несколько дней в Москву, где случайно встретила Бориса. Он радостно бросился ко мне со словами: «Господь по молитвам брата, отца Владимира на небесах, вернул меня к Себе». Вот что он мне рассказал: «Когда мы венчались, то мать моей невесты благословила ее образом «Нерукотворного Спаса» и сказала: «Только дай мне слово, что вы Его образ не бросите; пусть он сейчас не нужен вам, только не бросайте». Он, действительно нам ненужный, был снесен в сарай. Через год у нас родился мальчик. Мы оба были счастливы. Но ребенок родился больной, с туберкулезом спинного мозга. Мы не жалели денег на врачей. Они говорили, что мальчик может дожить лишь до шестилетнего возраста. Ребенку уже пять лет. Здоровье всё хуже. До нас дошел слух, что в ссылке находится знаменитый профессор по детским болезням. Ребенку совсем плохо, и я решил поехать и пригласить профессора к нам. Когда я подбежал к станции, то поезд на моих глазах ушел. Что было делать? Оставаться и ждать, а там жена одна и вдруг ребенок умрет без меня? Подумал и повернул обратно. Приезжаю и застаю следующее: мать, рыдая, стоит на коленях у кроватки, обняв уже холодеющие ножки мальчика… Местный фельдшер сказал, что это последние минуты. Я сел за стол против окна и предался отчаянию. И вдруг вижу, как наяву, что отворяются двери нашего сарая и выходит мой родной покойный брат отец Владимир. Он держит в руках наш образ Спасителя. Я обомлел: вижу, как он идёт, как развеваются его длинные волосы, слышу, как он открывает дверь, шаги его слышу. Я весь похолодел, как мрамор. Он входит в комнату, приближается ко мне, молча как бы передает мне Образ в руки и, как видение, исчезает. Увидев всё это, я бросился в сарай, отыскал образ Спаса и положил его на ребенка. Утром ребенок был совершенно ЗДОРОВ. Лечившие его врачи только руками разводили. Следов туберкулеза – НЕТ. И тут я понял, что есть Бог, понял молитвы брата. Я заявил о выходе из Союза безбожников и не скрывал происшедшего со мной чуда. Везде и всюду я возвещал о случившемся со мной чуде и призывал к вере в Бога. Окрестили сына, дав ему имя – Георгий». Я простилась с Борисом и больше его не видела. Когда вновь приехала в Москву в 1937 году, то узнала, что после крещения сына он с женой и ребенком уехал на Кавказ. Борис везде открыто говорил о своем заблуждении и спасении. Через год он, будучи совсем здоровым, неожиданно скончался. Врачи не определили причины смерти: его убрали большевики, чтобы лишнего не болтал и народ не мутил…» Из воспоминаний княгини Н.В. Урусовой. Валерий Духанин "Сокровенный мир Православия"