Денискины рассказы Часть 6

ДЕВОЧКА НА ШАРЕ
Один раз мы всем классом пошли в цирк. Я очень радовался, когда шел
туда, потому что мне уже скоро восемь лет, а я был в цирке только один
раз, и то очень давно. Главное, Аленке всего только шесть лет, а вот она
уже успела побывать в цирке целых три раза. Это очень обидно. И вот теперь
мы всем классом пошли в цирк, и я думал, как хорошо, что уже большой и что
сейчас, в этот раз, все увижу как следует. А в тот раз я был маленький, я
не понимал, что такое цирк. В тот раз, когда на арену вышли акробаты и
один полез на голову другому, я ужасно расхохотался, потому что думал, что
это они так нарочно делают, для смеху, ведь дома я никогда не видел, чтобы
взрослые дядьки карабкались друг на друга. И на улице тоже этого не
случалось. Вот я и рассмеялся во весь голос. Я не понимал, что это артисты
показывают свою ловкость. И еще в тот раз я все больше смотрел на оркестр,
как они играют - кто на барабане, кто на трубе, - и дирижер машет
палочкой, и никто на него не смотрит, а все играют как хотят. Это мне
очень понравилось, но пока я смотрел на этих музыкантов, в середине арены
выступали артисты. И я их не видел и пропускал самое интересное. Конечно,
я в тот раз еще совсем глупый был.
И вот мы пришли всем классом в цирк. Мне сразу понравилось, что он
пахнет чем-то особенным, и что на стенах висят яркие картины, и кругом
светло, и в середине лежит красивый ковер, а потолок высокий, и там
привязаны разные блестящие качели. И в это время заиграла музыка, и все
кинулись рассаживаться, а потом накупили эскимо и стали есть. И вдруг
из-за красной занавески вышел целый отряд каких-то людей, одетых очень
красиво - в красные костюмы с желтыми полосками. Они встали по бокам
занавески, и между ними прошел их начальник в черном костюме. Он громко и
немножко непонятно что-то прокричал, и музыка заиграла быстро-быстро и
громко, и на арену выскочил артист-жонглер, и началась потеха. Он кидал
шарики, по десять или по сто штук вверх, и ловил их обратно. А потом
схватил полосатый мяч и стал им играть... Он и головой его подшибал, и
затылком, и лбом, и по спине катал, и каблуком наподдавал, и мяч катался
по всему его телу как примагниченный. Это было очень красиво. И вдруг
жонглер кинул этот мячик к нам в публику, и тут уж началась настоящая
суматоха, потому что я поймал этот мяч и бросил его в Валерку, а Валерка -
в Мишку, а Мишка вдруг нацелился и ни с того ни с сего засветил прямо в
дирижера, но в него не попал, а попал в барабан! Бамм! Барабанщик
рассердился и кинул мяч обратно жонглеру, но мяч не долетел, он просто
угодил одной красивой тетеньке в прическу, и у нее получилась не прическа,
а нахлобучка. И мы все так хохотали, что чуть не померли.
И когда жонглер убежал за занавеску, мы долго не могли успокоиться. Но
тут на арену выкатили огромный голубой шар, и дядька, который объявляет,
вышел на середину и что-то прокричал неразборчивым голосом. Понять нельзя
было ничего, и оркестр опять заиграл что-то очень веселое, только не так
быстро, как раньше.
И вдруг на арену выбежала маленькая девочка. Я таких маленьких и
красивых никогда не видел. У нее были синие-синие глаза, и вокруг них были
длинные ресницы. Она была в серебряном платье с воздушным плащом, и у нее
были длинные руки; она ими взмахнула, как птица, и вскочила на этот
огромный голубой шар, который для нее выкатили. Она стояла на шаре. И
потом вдруг побежала, как будто захотела спрыгнуть с него, но шар
завертелся под ее ногами, и она на нем вот так, как будто бежала, а на
самом деле ехала вокруг арены. Я таких девочек никогда не видел. Все они
были обыкновенные, а эта какая-то особенная. Она бегала по шару своими
маленькими ножками, как по ровному полу, и голубой шар вез ее на себе: она
могла ехать на нем и прямо, и назад, и налево, и куда хочешь! Она весело
смеялась, когда так бегала, как будто плыла, и я подумал, что она,
наверно, и есть Дюймовочка, такая она была маленькая, милая и
необыкновенная. В это время она остановилась, и кто-то ей подал разные
колокольчатые браслеты, и она надела их себе на туфельки и на руки и снова
стала медленно кружиться на шаре, как будто танцевать. И оркестр заиграл
тихую музыку, и было слышно, как тонко звенят золотые колокольчики на
девочкиных длинных руках. И это все было как в сказке. И тут еще потушили
свет, и оказалось, что девочка вдобавок умеет светиться в темноте, и она
медленно плыла по кругу, и светилась, и звенела, и это было удивительно, -
я за всю свою жизнь не видел ничего такого подобного.
И когда зажгли свет, все захлопали и завопили "браво", и я тоже кричал
"браво". А девочка соскочила со своего шара и побежала вперед, к нам
поближе, и вдруг на бегу перевернулась через голову, как молния, и еще, и
еще раз, и все вперед и вперед. И мне показалось, что вот она сейчас
разобьется о барьер, и я вдруг очень испугался, и вскочил на ноги, и хотел
бежать к ней, чтобы подхватить ее и спасти, но девочка вдруг остановилась
как вкопанная, раскинула свои длинные руки, оркестр замолк, и она стояла и
улыбалась. И все захлопали изо всех сил и даже застучали ногами. И в эту
минуту эта девочка посмотрела на меня, и я увидел, что она увидела, что я
ее вижу и что я тоже вижу, что она видит меня, и она помахала мне рукой и
улыбнулась. Она мне одному помахала и улыбнулась. И я опять захотел
подбежать к ней, и я протянул к ней руки. А она вдруг послала всем
воздушный поцелуй и убежала за красную занавеску, куда убегали все
артисты. И на арену вышел клоун со своим петухом и начал чихать и падать,
но мне было не до него. Я все время думал про девочку на шаре, какая она
удивительная и как она помахала мне рукой и улыбнулась, и больше уже ни на
что не хотел смотреть. Наоборот, я крепко зажмурил глаза, чтобы не видеть
этого глупого клоуна с его красным носом, потому что он мне портил мою
девочку: она все еще мне представлялась на своем голубом шаре.
А потом объявили антракт, и все побежали в буфет пить ситро, а я
тихонько спустился вниз и подошел к занавеске, откуда выходили артисты.
Мне хотелось еще раз посмотреть на эту девочку, и я стоял у занавески и
глядел - вдруг она выйдет? Но она не выходила.
А после антракта выступали львы, и мне не понравилось, что укротитель
все время таскал их за хвосты, как будто это были не львы, а дохлые кошки.
Он заставлял их пересаживаться с места на место или укладывал их на пол
рядком и ходил по львам ногами, как по ковру, а у них был такой вид, что
вот им не дают полежать спокойно. Это было неинтересно, потому что лев
должен охотиться и гнаться за бизоном в бескрайних пампасах и оглашать
окрестности грозным рычанием, приводящим в трепет туземное население. А
так получается не лев, а просто я сам не знаю что.
И когда кончилось и мы пошли домой, я все время думал про девочку на
шаре.
А вечером папа спросил:
- Ну как? Понравилось в цирке?
Я сказал:
- Папа! Там в цирке есть девочка. Она танцует на голубом шаре. Такая
славная, лучше всех! Она мне улыбнулась и махнула рукой! Мне одному,
честное слово! Понимаешь, папа? Пойдем в следующее воскресенье в цирк! Я
тебе ее покажу!
Папа сказал:
- Обязательно пойдем. Обожаю цирк!
А мама посмотрела на нас обоих так, как будто увидела в первый раз.
...И началась длиннющая неделя, и я ел, учился, вставал и ложился
спать, играл и даже дрался, и все равно каждый день думал, когда же придет
воскресенье, и мы с папой пойдем в цирк, и я снова увижу девочку на шаре,
и покажу ее папе, и, может быть, папа пригласит ее к нам в гости, и я
подарю ей пистолет-браунинг и нарисую корабль на всех парусах.
Но в воскресенье папа не смог идти. К нему пришли товарищи, они
копались в каких-то чертежах, и кричали, и курили, и пили чай, и сидели
допоздна, и после них у мамы разболелась голова, а папа сказал мне:
- В следующее воскресенье... Даю клятву Верности и Чести.
И я так ждал следующего воскресенья, что даже не помню, как прожил еще
одну неделю. И папа сдержал свое слово: он пошел со мной в цирк и купил
билеты во второй ряд, и я радовался, что мы так близко сидим, и
представление началось, и я начал ждать, когда появится девочка на шаре.
Но человек, который объявляет, все время объявлял разных других артистов,
и они выходили и выступали по-всякому, но девочка все не появлялась. А я
прямо дрожал от нетерпения, мне очень хотелось, чтобы папа увидел, какая
она необыкновенная в своем серебряном костюме с воздушным плащом и как она
ловко бегает по голубому шару. И каждый раз, когда выходил объявляющий, я
шептал папе:
- Сейчас он объявит ее!
Но он, как назло, объявлял кого-нибудь другого, и у меня даже ненависть
к нему появилась, и я все время говорил папе:
- Да ну его! Это ерунда на постном масле! Это не то!
А папа говорил, не глядя на меня:
- Не мешай, пожалуйста. Это очень интересно! Самое то!
Я подумал, что папа, видно, плохо разбирается в цирке, раз это ему
интересно. Посмотрим, что он запоет, когда увидит девочку на шаре. Небось
подскочит на своем стуле на два метра в высоту...
Но тут вышел объявляющий и своим глухонемым голосом крикнул:
- Ант-рра-кт!
Я просто ушам своим не поверил! Антракт? А почему? Ведь во втором
отделении будут только львы! А где же моя девочка на шаре? Где она? Почему
она не выступает? Может быть, она заболела? Может быть, она упала и у нее
сотрясение мозга?
Я сказал:
- Папа, пойдем скорей, узнаем, где же девочка на шаре!
Папа ответил:
- Да, да! А где же твоя эквилибристка? Что-то не видать! Пойдем-ка
купим программку!..
Он был веселый и довольный. Он огляделся вокруг, засмеялся и сказал:
- Ах, люблю... Люблю я цирк! Самый запах этот... Голову кружит...
И мы пошли в коридор. Там толклось много народу, и продавались конфеты
и вафли, и на стенках висели фотографии разных тигриных морд, и мы
побродили немного и нашли наконец контролершу с программками. Папа купил у
нее одну и стал просматривать. А я не выдержал и спросил у контролерши:
- Скажите, пожалуйста, а когда будет выступать девочка на шаре?
- Какая девочка?
Папа сказал:
- В программе указана эквилибристка на шаре Т. Воронцова. Где она?
Я стоял и молчал. Контролерша сказала:
- Ах, вы про Танечку Воронцову? Уехала она. Уехала. Что ж вы поздно
хватились?
Я стоял и молчал.
Папа сказал:
- Мы уже две недели не знаем покоя. Хотим посмотреть эквилибристку Т.
Воронцову, а ее нет.
Контролерша сказала:
- Да она уехала... Вместе с родителями... Родители у нее "Бронзовые
люди - Два-Яворс". Может, слыхали? Очень жаль. Вчера только уехали.
Я сказал:
- Вот видишь, папа...
- Я не знал, что она уедет. Как жалко... Ох ты боже мой!.. Ну что ж...
Ничего не поделаешь...
Я спросил у контролерши:
- Это, значит, точно?
Она сказала:
- Точно.
Я сказал:
- А куда, неизвестно?
Она сказала:
- Во Владивосток.
Вон куда. Далеко. Владивосток. Я знаю, он помещается в самом конце
карты, от Москвы направо.
Я сказал:
- Какая даль.
Контролерша вдруг заторопилась:
- Ну идите, идите на места, уже гасят свет! Папа подхватил:
- Пошли, Дениска! Сейчас будут львы! Косматые, рычат - ужас! Бежим
смотреть!
Я сказал:
- Пойдем домой, папа.
Он сказал:
- Вот так раз...
Контролерша засмеялась. Но мы подошли к гардеробу, и я протянул номер,
и мы оделись и вышли из цирка. Мы пошли по бульвару и шли так довольно
долго, потом я сказал:
- Владивосток - это на самом конце карты. Туда, если поездом, целый
месяц проедешь...
Папа молчал. Ему, видно, было не до меня. Мы прошли еще немного, и я
вдруг вспомнил про самолеты и сказал:
- А на "ТУ-104" за три часа - и там!
Но папа все равно не ответил. Он крепко держал меня за руку. Когда мы
вышли на улицу Горького, он сказал:
- Зайдем в кафе-мороженое. Смутузим по две порции, а?
Я сказал:
- Не хочется что-то, папа.
- Там подают воду, называется "Кахетинская". Нигде в мире не пил лучшей
воды.
Я сказал:
- Не хочется, папа.
Он не стал меня уговаривать. Он прибавил шагу и крепко сжал мою руку.
Мне стало даже больно. Он шел очень быстро, и я еле-еле поспевал за ним.
Отчего он шел так быстро? Почему он не разговаривал со мной? Мне
захотелось на него взглянуть. Я поднял голову. У него было очень серьезное
и грустное лицо.
РАССКАЖИТЕ МНЕ ПРО СИНГАПУР
Мы с папой поехали на воскресенье в гости, к родным. Они жили в
маленьком городе под Москвой, и мы на электричке быстро доехали.
Дядя Алексей Михайлович и тетя Мила встретили нас на перроне.
Алексей Михайлович сказал:
- Ого, Дениска-то как возмужал!
А тетя Мила сказала:
- Иди, Денек, со мной рядом. - И спросила: - Это что за корзинка?
- Здесь пластилин, карандаши и пистолеты...
Тетя Мила засмеялась, и мы пошли через рельсы, мимо станции, и вышли на
мягкую дорогу: по бокам дороги стояли деревья. И я быстро разулся и пошел
босиком, и было немного щекотно и колко ступням, так же как и в прошлом
году, когда я в первый раз после зимы пошел босиком. И в это время дорога
повернула к берегу, и в воздухе запахло рекой и еще чем-то сладким, и я
стал бегать по траве, и скакать, и кричать: "О-га-га-а!" И тетя Мила
сказала:
- Телячий восторг.
Когда мы пришли, было уже темно, и все сели на террасе пить чай, и мне
тоже налили большую чашку.
Вдруг Алексей Михайлович сказал папе:
- Знаешь, сегодня в ноль сорок к нам приедет Харитоша. Он у нас
пробудет целые сутки, завтра только ночью уедет. Он проездом.
Папа ужасно обрадовался.
- Дениска, - сказал он, - твой двоюродный дядька Харитон Васильевич
приедет! Он давно хотел с тобой познакомиться!
Я сказал:
- А почему я его не знаю?
Тетя Мила опять засмеялась.
- Потому что он живет на Севере, - сказала она, - и редко бывает в
Москве.
Я спросил:
- А кто он такой?
Алексей Михайлович поднял палец кверху:
- Капитан дальнего плавания - вот он кто такой.
У меня даже мурашки побежали по спине. Как? Мой двоюродный дядька -
капитан дальнего плавания? И я об этом только что узнал? Папа всегда так -
про самое главное вспоминает совершенно случайно!
- Что ж ты не говорил мне, папа, что у меня есть дядя, капитан дальнего
плавания? Не буду тебе сапоги чистить!
Тетя Мила снова расхохоталась. Я уже давно заметил, что тетя Мила
смеется кстати и некстати. Сейчас она засмеялась некстати. А папа сказал:
- Я тебе говорил еще в позапрошлом году, когда он приехал из Сингапура,
но ты тогда был еще маленький. И ты, наверно, забыл. Но ничего, ложись-ка
спать, завтра ты с ним увидишься!
Тут тетя Мила взяла меня за руку и повела с террасы в дом, и мы прошли
через маленькую комнатку в другую, такую же. Там в углу приткнулась
узенькая тахтюшка. А около окна стояла большая цветастая ширма.
- Вот здесь и ложись, - сказала тетя Мила. - Раздевайся! А корзинку с
пистолетами я поставлю в ногах.
Я сказал:
- А папа где будет спать?
Она сказала:
- Скорее всего, на террасе. Ты знаешь, как твой папа любит свежий
воздух. А что? Ты будешь бояться?
Я сказал:
- И нисколько.
Разделся и лег.
Тетя Мила сказала:
- Спи спокойно, мы тут, рядом.
И ушла.
А я улегся на тахтюшке и укрылся большим клетчатым платком. Я лежал и
слышал, как тихо разговаривают на террасе и смеются, и я хотел спать, но
все время думал про своего капитана дальнего плавания.
Интересно, какая у него борода? Неужели растет прямо из шеи, как я
видел на картинке? А трубка какая? Кривая или прямая? А кортик - именной
или простой? Капитанов дальнего плавания часто награждают именными
кортиками за проявленную смелость. Конечно, ведь они во время своих рейсов
каждый день наскакивают на айсберги, или встречают огромных китов и белых
медведей, или спасают людей с терпящих бедствие кораблей. Ясно, что тут
надо проявлять смелость, иначе сам пропадешь со всеми матросами вместе и
корабль погубишь. А если такой корабль, как атомный ледокол "Ленин", -
погубить жалко небось, да? А вообще-то говоря, капитаны дальнего плавания
не обязательно ездят только на Север, есть такие, которые в Африке бывают,
и у них на корабле живут обезьянки и мангусты, которые уничтожают змей, я
про это читал в книжке. Вот мой капитан дальнего плавания - он в
позапрошлом году приехал из Сингапура. Удивительное слово какое:
"Син-га-пур"!.. Я обязательно попрошу дядю рассказать мне про Сингапур:
какие там люди, какие там дети, какие лодки и паруса... Обязательно
попрошу рассказать. И я так долго думал, и незаметно уснул...
А в середине ночи я проснулся от страшного рычания. Это, наверно,
какая-то собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не
понравилось. Она рычала страшным образом, откуда-то из-под ширмы, и мне
казалось, что я в темноте вижу ее наморщенный нос и оскаленные белые зубы.
Я хотел позвать папу, но вспомнил, что он спит далеко, на террасе, и я
подумал, что я никогда еще не боялся собак и теперь нечего трусить.
Все-таки мне уже скоро восемь.
Я крикнул:
- Тубо! Спать!
И собака сразу замолчала.
Я лежал в темноте с открытыми глазами. В окошко ничего не было видно,
только чуть виднелась одна ветка. Она была похожа на верблюда, как будто
он стоит на задних лапах и служит. Я поставил одеяло козырьком перед
глазами, чтобы не видеть верблюда, и стал повторять таблицу умножения на
семь, от этого я всегда быстро засыпаю. И верно: не успел я дойти до семью
семь, как у меня в голове все закачалось, и я почти уснул, но в это время
в углу за ширмой собака, которая, наверно, тоже не спала, опять зарычала.
Да как! В сто раз страшнее, чем в первый раз. У меня даже внутри что-то
екнуло. Но я все-таки закричал на нее:
- Тубо! Лежать! Спать сейчас же!..
Она опять чуточку притихла. А я вспомнил, что моя дорожная корзинка
стоит у меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит еще пакет с едой,
который мама положила мне на дорогу. И я подумал, что если эту собаку
немножко прикормить, то она, может быть, подобреет и перестанет на меня
рычать. И я сел, стал рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было
разобраться, но я все-таки вытащил оттуда котлету и два яйца - мне как раз
не было их жалко, потому что они были сварены всмятку. И как только собака
опять зарычала, я кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:
- Тубо! Есть! И сразу спать!..
Она сначала помолчала, а потом зарычала так свирепо, что я понял: она
тоже не любит яйца всмятку. Тогда я метнул в нее котлету. Было слышно, как
котлета шлепнулась об нее, собака гамкнула и перестала рычать.
Я сказал:
- Ну вот. А теперь - спать! Сейчас же!
Собака уже не рычала, а только сопела. Я укрылся поплотнее и уснул...
Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу.
Папа, Алексей Михайлович и тетя Мила сидели за столом. На столе была белая
скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все
были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор
умываться. Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там
было холодно, и кора у дерева была прохладная, и из умывальника лилась
студеная вода, она была голубого цвета, и я там долго плескался, и совсем
озяб, и побежал завтракать. Я сел за стол и стал хрустеть редиской, и
заедать ее черным хлебом, и солить, и славно мне было - так и хрустел бы
целый день. Но потом я вдруг вспомнил самое главное!
Я сказал:
- А где же капитан дальнего плавания?! Неужели вы меня обманули!
Тетя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:
- Эх, ты! Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил... Ну ладно, сейчас
я его приведу, а то он проспит весь день. Устал с дороги.
Но в это время на террасу вышел высоченный человек с красным лицом и
зелеными глазами. Он был в пижаме. Никакой бороды на нем не было. Он
подошел к столу и сказал ужасным басом:
- Доброе утро! А это кто? Неужели Денис?
У него было столько голоса, что я даже удивился, где он у него
помещается.
Папа сказал:
- Да, эти сто граммов веснушек - вот это и есть Денис, только и всего.
Познакомьтесь. Денис, вот твой долгожданный капитан!
Я сразу встал. Капитан сказал:
- ЗдорОво!
И протянул мне руку. Она была твердая, как доска.
Капитан был очень симпатичный. Но уж очень страшный был у него голос. И
потом, где же кортик? Пижама какая-то. Ну, а трубка где? Все равно уж -
прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь! Не было никакой...
- Как спал, Харитоша? - спросила тетя Мила.
- Плохо! - сказал капитан. - Не знаю, в чем дело. Всю ночь на меня
кто-то кричал. Только, понимаете ли, начну засыпать, как кто-то кричит:
"Спать! Спать сейчас же!" А я от этого только просыпаюсь! Потом усталость
берет свое, все-таки пять дней в пути, глаза слипаются, я опять начинаю
дремать, проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик: "Спать! Лежать!" А
в довершение всей этой чертовщины на меня стали падать откуда-то разные
продукты - яйца, что ли... По-моему, я во сне слышал запах котлет. И еще
все мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то "куш", не то
"апорт"...
- "Тубо", - сказал я. - "Тубо", а не "апорт". Потому что я думал - там
собака... Кто-то так рычал!
- Я не рычал. Я, наверно, храпел?
Это было ужасно. Я понял, что он никогда не подружится со мной. Я встал
и вытянул руки по швам. Я сказал:
- Товарищ капитан! Было очень похоже на рычание. И я, наверно, немножко
испугался.
Капитан сказал:
- Вольно. Садись.
Я сел за стол и почувствовал, что у меня в глазах как будто песку
насыпано, колет, и я не могу смотреть на капитана. Мы все долго молчали.
Потом он сказал:
- Имей в виду, я совершенно не сержусь.
Но я все-таки не мог на него посмотреть.
Тогда он сказал:
- Клянусь своим именным кортиком.
Он сказал это таким веселым голосом, что у меня сразу словно камень
упал с души.
Я подошел к капитану и сказал:
- Дядя, расскажите мне про Сингапур.