Нюрнберг через 80 лет: старые преступники, новые методы, те же кукловоды
«История — не учительница, а надзирательница: она не обучает, а карает за незнание уроков.»
— Василий Ключевский
ВСТУПЛЕНИЕ
Иногда история подходит к таким порогам, что человек, даже самый далёкий от политики, вдруг чувствует кожей:
мир меняется не по своей воле, а по воле тех, кто давно сидит за кулисами и дёргает нити так уверенно, что мы перестаём замечать саму кукловодческую руку.
Мы живём в эпоху, когда война перестала быть катастрофой и стала инструментом. Когда смерть превратили в экспортный товар, а страдание — в бизнес-модель. Когда государства перестали быть центрами силы, а превратились в декорации, за которыми скрывается настоящая власть — власть анонимного капитала, безликой сети, которой не нужен флаг, потому что она владеет всем, что под ним происходит.
Эта статья — не о прошлом, хотя она начинается с Нюрнберга. И не о настоящем, хотя оно пульсирует в каждой строке. Эта статья — о том, как мир снова оказался на грани, и о том, что будет, если мы не осмелимся увидеть то, от чего так тщательно прячут глаза.
НИКТО НЕ ПРЕДСТАВАЛ ПЕРЕД СУДОМ.
Почему через 80 лет после Нюрнберга мир снова катится в ту же пропасть
Есть даты, которые не просто возвращают нас к прошлому — они заставляют поднять голову и взглянуть на настоящее так, словно вдруг выключили свет, и стало видно то, что прежде пряталось в мягкой полутьме. Восьмидесятилетие Нюрнбергского процесса — из таких дат. Это не годовщина, не мемориал и не историческая отметка. Это зеркало. И в его отражении сегодняшний мир выглядит до боли знакомым, будто мы снова идём по тем же рельсам, которыми Европа однажды уже въехала в пропасть.
В 1945 году, в разрушенном Нюрнберге, человечество впервые попыталось назвать зло по имени. Тогда ещё верили, что война — это поступки людей, идеология, лидер, преступная воля. Суд шёл месяцами(307 дней), стенограммы растягивались в тысячи страниц, прокуроры описывали ужасы лагерей, агрессии и геноцида. Но за всем этим стояла странная тишина: в зале не хватало тех, кто спроектировал саму конструкцию войны. Не хватало тех, кто сделали войну выгодной. На скамье подсудимых сидели исполнители. Но не оказалось тех, кто сидел над ними — людей(нелюдей) куда тише, куда богаче и куда влиятельнее.
После Нюрнберга казалось, что мир сделал выводы. Что человечество увидело собственную тёмную структуру и не позволит ей поднять голову вновь. Но мир оказался наивен. Структура не исчезла. Она только сменила кожу. Костюмы, фамилии, офисы — всё стало иным, кроме главного: война осталась самым прибыльным бизнесом, когда-либо созданным человеком.
Сегодня, в XXI веке, нам показывают всю войну в прямом эфире новостных каналов. Боевые хроники стали короткими видео, а трагедии людей — новостными сводками, скользящими в ленте быстрее, чем мы успеваем это почувствовать. Счётчики погибших, разрушенных городов и беженцев стали статистикой. Тела перестали успевать превращаться в историю — они сразу превращаются в аналитические графики. На этом фоне войны в Украине, Сирии, Палестине, Йемене, Судане и десятках других точек планеты уже не выглядят как исключение. Они стали фоном нашего века. И самое страшное — стали частью экономической модели.
Мы привыкли думать, что войну развязывают политики. Но если посмотреть глубже, видна куда более страшная картина: политики — это лишь актёры, а сцена принадлежит совсем другим силам.
Транснациональные корпорации, управляющие активами, превышающими бюджеты большинства стран, давно уже вышли за пределы экономики. BlackRock, Vanguard, State Street — это не инвестиционные фонды в старом смысле. Это структуры, чьи сети пронизывают оружейный бизнес, фармацевтику, протезирование, чёрную трансплантологию, IT, энергетику и СМИ. Они держат пакеты акций в Raytheon, Lockheed Martin, Boeing, Pfizer, Johnson & Johnson, Medtronic, ExxonMobil, Chevron — в компаниях, которые зарабатывают на войне не меньше, чем производители танков или ракет.
Современная война — это не только пули, дроны и артиллерия. Это миллионы раненых, потерявших конечности. Это сотни тысяч протезов, миллиардные обороты в реабилитации, хирургии, травматологии. Это крупнейшие корпорации мира, для которых каждая новая война — это приток клиентов. Люди, возвращающиеся с фронтов без ног и рук, — это чьи-то золотые отчёты, чья-то прибыль, чьи-то дивиденды, шикарные дома, автомобили и сладкая жизнь. На ампутациях строятся корпорации стоимостью в сотни миллиардов долларов. На крови — миллионы бонусов топ-менеджеров.
Чёрная трансплантология — ещё одна сторона войны, о которой стыдливо умалчивают. В любой зоне конфликта растёт количество пропавших без вести. Каждая затянувшаяся война автоматически превращается в рынок человеческого тела — рынок с невиданной маржой. Теневые сети трансплантации существуют десятилетиями, и их работа особенно активизируется там, где государственность разорвана. Сотни частных клиник на Балканах, в Турции, Израиле, на Ближнем Востоке — проверенные узлы в этой мрачной цепи. Они не спрашивают политических убеждений. Они знают цену органа — и знают, как незаметно изъять человека из руин очередного города.
На этом фоне события последних лет перестают быть набором несвязанных катастроф. Украина — это не просто война между Россией и Западом. Это огромный рынок: земля, недра, разрушенные города, миллионы людей, ставших либо ранеными, либо беженцами, либо исчезнувшими. За 4 года страна потеряла почти половину населения: с 45 миллионов до двадцати с небольшим, если верить демографам. Это цифры, равные итогам мировой войны. Земля продана иностранным структурам, значительная часть — корпорациям и фондам, связанным с США и ЕС. В управлении национальными активами теперь участвует BlackRock — официально, без тени. А население — вымыто, выжато, рассеяно по миру.
Россия — другой полюс той же модели. Гигантские территории, огромные ресурсы и стремительно сокращающееся население. Потери последних лет — сотни тысяч в год(600-800тыс). Демографические дыры уже не залатать. Война стала инструментом, который одновременно удерживает власть и перераспределяет собственность. И в этой конструкции человеческая жизнь выглядит не ценностью, а топливом.
Путин, Трамп, Си — фигуры разные по масштабу и темпераменту, но одинаковые по роли. Они не хозяева мира. Они управленцы разных фракций мирового капитала. Путин — оператор евразийского сырьевого блока, для которого война стала одновременно стратегией и неизбежностью. Трамп — представитель американской индустриальной и военной элиты, чьи интересы лежат не в прекращении войн, а в их переформатировании. Си — архитектор многополярной эпохи, играющий на века вперёд, использующий мировой хаос так же, как США когда-то использовали Первую и Вторую мировые — в свою пользу.
Они — лица. Но не корни.
Реальные корни скрыты в ином месте, вне политических трибун и государственных флагов.
Корни — в капитале, который научился перетекать из пули в протез, из разрушенного города — в строительный подряд, из смерти — в страховку, из исчезновения — в «фондовые возможности».
Почему не случился «Нюрнберг-2»?
Потому что в отличие от 1945 года, сегодня никто не проигрывает. Любая война приносит прибыль. Любая. Украинская, сирийская, палестинская, африканская — все они питают глобальный рынок, который давно стал независим от географии. Нюрнберг был возможен только потому, что была сторона, полностью сломленная и больше не нужная глобальной системе. В XXI веке такая ситуация невозможна. Система научилась существовать без поражений. Она научилась делать так, чтобы войны не заканчивались, а растягивались, переходили в тление, в затяжную горячую фазу, перерастали из одного региона в другой. Вечная мясорубка, вечный рынок.
Это мир, в котором мы живём. Мир, где корпорации стали сильнее государств, армии стали частью бизнеса, медицина превратилась в филиал военной экономики, а политические лидеры — в говорящие головы. Мир, где каждый ребёнок в разрушенном городе — лишь строка в отчёте. Где каждая смерть — выгода. Где война перестала быть исключением и превратилась в метод.
И когда мы вспоминаем Нюрнбергский процесс сегодня, восемьдесят лет спустя, мы должны признать самое тяжёлое: тогда человечество пыталось судить зло, но судило лишь его отражение. Тело зверя осталось жить. Оно выросло. Оно стало невидимым. Оно встроилось в наши банковские системы, инвестиционные фонды, международные корпорации, фондовые рынки. Оно стало тем, что мы привычно называем «экономикой», «глобализацией», «индустрией».
Это зло не кричит лозунги. Оно подписывает контракты. Не марширует. А поглощает рынки. Не носит мундиры. А сидит в конференц-залах небоскрёбов, где решается, какую страну ждёт хаос в следующем году и цинично сообщает об этом через собственный журнал Экономист и мультики про Симпсонов.
И если у Нюрнберга был шанс — судить преступление как структуру — то теперь этот шанс у нас.
Пока ещё. Пока мы способны смотреть правде в глаза и понимать, что война — не событие. Это бизнес-модель.
И что тот день, когда мы перестанем считать смерти «побочным ущербом», а начнём видеть в них валюту, которой нас покупают — и будет началом нового Нюрнберга. Но на этот раз — настоящего.
**НИКТО БОЛЬШЕ НЕ СКРОЕТСЯ.
Нюрнберг XXI века и те, кто должны сидеть на скамье подсудимых**
Есть фразы, которые долго кажутся риторикой. Пока однажды не осознаёшь: это не метафора, это карта будущего. Слова о «Нюрнберге XXI века» ещё десять лет назад звучали как интеллектуальная игра — попытка представить, что человечество снова соберётся и окажется способно судить преступления не отдельных людей, а системы. Но когда смотришь на сегодняшнюю реальность — на выжженные города, исчезающие народы, детей без рук, без ног, без родителей, на растущие портфели корпораций, чьи прибыли взмывают вверх на графиках по мере того, как вниз летят ракеты, — понимаешь, что новая мировая повестка теперь не вопрос выбора. Это вопрос выживания.
Но прежде чем представить, каким должен быть Нюрнберг XXI века, важно ясно увидеть то, что никогда не назвали вслух на трибунале 1945 года. Там судили людей. Но никогда — механизмы. Судили исполнителей. Но не заказчиков. Судили структуру, которая закончилась, но не ту, которая продолжалась.
Сегодня мы впервые подошли к границе, за которой скрыт шанс не просто остановить войну, а уничтожить саму её архитектуру. Но для этого нужна смелость назвать имена тех, кто десятилетиями прятался за президентов, премьер-министров и флагами государств.
Мир привык думать, что войну развязывают лидеры стран.
На самом деле лидеры — это первый слой.
Под ними — целые этажи скрытой власти.
Первый слой — операторы капитала.
Путин — фигура евразийского сырьевого блока, чья политическая модель держится на войне как на способе удержания власти и внутренней мобилизации. Его решения встроены в интересы корпораций, которые живут за счёт энергии, сырья, оружия. Парадокс:
война в Украине выгодна всем сторонам, кроме населения Украины, России и Европы. Путин — символ прохода России в статус «вечного врага», что делает конфликт безконечным и крайне прибыльным для мира капитала.
Его политическая модель — управляемая мобилизация, где война становится методом удержания власти и перераспределения национальных ресурсов. Воюют славяне, обслуживают капитал -среднеазиаты-переселенцы, а нагибают коренной народ России-кавказцы.
Именно поэтому мирный сценарий не рассматривается.
Трамп — представитель другого типа капитала: американского внутреннего ВПК, нефтяных и газовых гигантов, корпоративных кланов, для которых региональные войны — лучший способ удерживать мировое лидерство США без прямых вторжений.
Си — архитектор столетнего проекта, использующий глобальный хаос как инструмент. Китай рос и укреплялся каждый раз, когда мир трещал по швам. Война в Украине ослабила Европу. Ближний Восток — отвлёк США. Африка — стала полем для китайских инвестиций.
• Зеленский — оператор интересов внешних фондов;
• Байден — такой же представитель американского ВПК;
• Нетаньяху — оператор региональных интересов Запада и США;
• британское, французское и немецкое правительства — связаны с ЕС-корпорациями и НАТО.
Это даже уже не «тайные общества». Это структура капитала, встроенная в государства глубже, чем избирательные циклы.
Но этот слой — лишь фасад.
За ним — сила куда более тихая, куда более глубокая и куда более опасная.
Это компании, которые владеют миром: BlackRock, Vanguard, State Street.
Это инвестиционные гиганты, держатели акций оружейных концернов, фармацевтических корпораций, протезных гигантов, разработчиков болеутоляющих препаратов, производителей медицинской техники, нефтяных монополий, IT-гигантов.
Эти структуры не избираются на выборах. Их не свергнешь протестом. Они не падают под санкциями. Они не подлежат импичменту. Но они управляют президентами. Они заказывают войны так же, как другие заказывают строительство мостов или запуск рекламных кампаний. И если сегодня существует отрасль, которая приносит больше прибыли, чем любая другая, — это не нефть, не газ, не IT. Это война.
Но есть слой ещё глубже.
Это фармацевтическая медицина: корпорации, которые зарабатывают на миллионах раненых. Каждый солдат, потерявший конечность, — это чья-то новая строчка в отчёте о прибыли. Каждая ампутация — потенциальный контракт на миллионы. Каждая реабилитация — инвестиционный продукт. Страны теряют людей — компании получают рынки.
Ещё ниже — теневая трансплантология, чьи корни тянутся через Балканы, Турцию, Ближний Восток, а теперь и Восточную Европу. Там, где государство падает на колени, исчезают люди. Исчезновения не фиксируются. Тела не ищут. Война становится фабрикой органов. И эта фабрика приносит доходы, о которых обычный человек никогда не узнает.
И ниже всего — слой, который не имеет названий, юридических лиц и офисов. Это невидимая сеть людей, хранящих контроль над потоками капитала, держащих в руках алгоритмы мировой экономики. Они никогда не появятся на камеру. Их лица не в новостях. Но именно они определяют, будет ли завтра война в новой точке мира. Они — те, кого никогда не допускали до Нюрнбергского зала суда.
Настоящий Нюрнберг XXI века должен быть направлен не против стран. И не против правительств. Он должен быть направлен против системы, которая превратила войну в бизнес-модель. Против структуры, которая научилась кормиться кровью и продавать страдания как товар. Против тех, кто прячется за логотипами, корпоративными отчётами и якобы нейтральными инвестиционными решениями.
Мир никогда не признаётся в этом вслух, но то, что происходит сегодня — особенно на Украине, в Палестине, Сирии, Йемене — это не политические конфликты. Это большие демографические операции. В них не просто гибнут города — в них исчезают народы. Украина потеряла половину населения. Россия — миллионы. Палестина — целый исторический слой людей. Сирия — поколения. Но пока люди исчезают, корпорации растут. Чем дольше длится война — тем выше их акции. И это — главный приговор нашему времени.
Нюрнберг XXI века должен сделать невозможным саму эту конструкцию. Должен разоблачить её фундамент.
И потому на скамье подсудимых помимо президентов, премьеров, законодателей власти и номенклатуры, на скамье должны сидеть те, кто создал систему, в которой человеческая жизнь превращена в цикл отчётности. Те, кто строит экономику на смерти. Те, кто торгует войной как сырьём.
Имена? У этой системы очень много имён и у неё есть структура. И эта структура должна оказаться под судом мира.
Там должны быть финансовые гиганты, чьи активы напрямую зависят от конфликтов. Технократы, которые превращают войну в предсказуемый товар. Фармацевтические магнаты, для которых раненый солдат — инвестиционный актив. Оружейные корпорации, которые аккуратно распределяют контракты, чтобы война никогда не заканчивалась слишком быстро. Политические лоббисты, которые покупают сенаторов и министров. И весь тот безликий слой мировой элиты, который говорит языком цифр, но действует через кровь:
1. Финансовый контур: кто стоит над оружейниками и медтехом
Три крупнейших глобальных управляющих, которые являются крупными акционерами сотен военных, фармацевтических и медтех-корпораций:
• Лоуренс (Larry) ФИНК — основатель, председатель и CEO BlackRock, самого крупного в мире управляющего активами.
• Салим РАМДЖИ — CEO Vanguard Group, второго по размеру глобального управляющего, контролирующего триллионы через индексные фонды.
• Рональд О’ХЭНЛИ (Ronald P. O’Hanley) — председатель правления и CEO State Street Corporation, третьего гиганта пассивного инвестирования.
Эти структуры входят в топ-акционеров большинства крупных оборонных и медтех-компаний. Публичная отчётность показывает: именно они голосуют пакетами акций, утверждают советы директоров, бонусы и стратегию. Но бенефициарами формально являются миллионы вкладчиков фондов — пенсионные фонды, страховщики, частные инвесторы.
2. Оборонка: те, кто продаёт железо для войн
Крупнейшие подрядчики Пентагона и НАТО, на поставках оружия которым растут выручка и капитализация во время войн:
• Lockheed Martin
– Джеймс (Jim) ТАЙКЛЕТ — chairman, president & CEO.
Lockheed много лет №1 по объёму контрактов с Минобороны США.
• RTX (бывшая Raytheon Technologies)
– Кристофер Т. КАЛИО — CEO и председатель правления RTX.
RTX — один из главных поставщиков ракетного вооружения и систем ПВО, в том числе тем странам, что воюют сейчас.
• Northrop Grumman
– Кэти УОРДЕН (Kathy J. Warden) — chair, president & CEO.
• General Dynamics
– Фиби НОВАКОВИЧ (Phebe N. Novakovic) — chairman & CEO.
• Boeing (в том числе оборонное подразделение Defense, Space & Security)
– Роберт «Келли» ОРТБЕРГ — президент и CEO Boeing.
Суммарно эти компании составляют верхушку глобального оборонного сектора и сейчас переживают «исторический подъём» спроса на вооружение.
Каждый новый конфликт (Украина, Газа, Сирия, Йемен и т.д.) приносит их корпорациям дополнительные миллиарды оборонных заказов, о чём они сами отчитываются перед акционерами.
3. Медицинский бизнес на войне: протезы, импланты, медтех
Корпорации, которые зарабатывают на последствиях войн — ранениях, ампутациях, инвалидности:
• Johnson & Johnson (фарма и медтех)
– Хоакин ДУАТО — председатель и CEO.
• Medtronic
– Джефф (Geoff) МАРТА — chairman & CEO.
• Stryker (ортопедия, протезы, травматология)
– Кевин ЛОБО — chairman & CEO.
• Zimmer Biomet (ортопедические импланты, суставы, протезы)
– Иван ТОРНОС — chairman, president & CEO.
Это как раз тот кластер, который получает косвенную выгоду от массовых травм, ампутаций, инвалидности после боевых действий. Публичные рейтинги крупнейших ортопедических и медтех-компаний стабильно ставят эти фирмы в топ по выручке.
Война резко увеличивает спрос на их продукцию, а инвесторы награждаются ростом капитализации. Для всех них-война просто Кландайк и Эльдорадо вместе взятые.
Поэтому Нюрнберг ХХI века должен быть не историей. А будущим.
Он должен отделить человеческий мир от античеловеческого. Общество — от механизма. Цивилизацию — от чудовища.
Потому что сегодня мир стоит на границе, которую уже нельзя перепрыгнуть, сделав вид, что ничего не происходит. Мы вошли в этап истории, когда война перестала быть инструментом и стала средой. Системой. Экосистемой. И если человечество не накроет её судом, она накроет человечество собой.
Мы живём в момент, когда мы снова должны сказать: нет ничего важнее человеческой жизни. И если мы хотим, чтобы будущее существовало — у него должен быть свой Нюрнберг.
Не памятник прошлому — а огонь, который очистит настоящее.
**ЧАСТЬ III
Когда пламя становится светом.
Есть ли у человечества путь наружу?**
Есть эпохи, которые похожи на темницы. Ты видишь стены, чувствуешь холод камня, слышишь гул сверху, но не до конца понимаешь, что тебя держит — решётки или привычка к темноте. XXI век стал такой эпохой. Вроде бы мы живём в технологическом мире: интернет в кармане, искусственный интеллект, медицина, способная творить чудеса, машины, якобы летающие даже на Марс. И в то же время — будто человечество откатилось в доисторическую пещеру, где огонь пожирает не зверей, а города, не деревья, а поколения.
Мы снова увидели, что за стальной маской цивилизации прячется прежний зверь. Он стал хитрее. Он научился говорить языком бирж и инвестиций, он научился носить костюмы и делать улыбки для прессы. Он научился считать войну не трагедией, а строкой в году: доходы от оружия — вверх, доходы от медицины — вверх, расчётный цикл — закрыт. И выходит, что вся наша цивилизация стоит на крови тех, кто даже не подозревает, что их жизнь включена в чьи-то финансовые модели.
Но если мир стал тюрьмой, значит ли это, что выхода нет?
Если система войн стала экосистемой, означает ли это, что человек в ней — лишь микроскопическая клетка?
Выход есть.
Но он не похож на политическую реформу, не похож на революцию, не похож на обещания идеологов, которые всегда говорят одно, а делают другое. Новый Нюрнберг может родиться только из трёх источников: правды, усталости и нового типа сознания.
Правда — это когда человек перестаёт глотать удобные объяснения.
Усталость — это когда мир доходит до точки, где даже те, кто выигрывают от войн, понимают, что жить среди пожаров безсмысленно.
Сознание — это когда достаточно людей впервые осознают, что война — не природное явление, а инструмент.
И тогда история делает поворот.
Но как может выглядеть этот поворот?
Что станет той искрой, которая заставит человечество разорвать невидимую сеть, опутывающую всё — от экономик государств до личных жизней?
Парадоксально, но ответ не только в глобальных структурах.
Он — в людях. В их способности не соглашаться на картину мира, где смерть — товар, а разрушение — выгодная опция. Такие перемены рождаются не в парламентах и не в штабах. Они рождаются в умах. А потом уже доходят до систем. Большие перемены происходили всегда одинаково:
когда мир начинал видеть то, что раньше было невидимо. Когда люди впервые увидели, что рабство — это не “норма”, а преступление.
Когда мир увидел, что колониализм — это не “цивилизаторская миссия”, а ограбление. Когда человечество увидело, что Холокост — это не «военная трагедия», а абсолютное зло.
Что нужно увидеть сегодня, чтобы история снова повернулась?
Нужно увидеть, что война — это не политика, а индустрия. Что корпорации, зарабатывающие на протезах, не строят будущее — они строят вечный рынок инвалидов. Что теневые структуры, занятые органами, не спасают жизни — они торгуют человеческими телами.
Что оружейные гиганты не “защищают демократию” и не “обеспечивают безопасность”, они просто продают товар — такой же, как телевизоры или смартфоны.
Что лидеры стран — не хозяева мира, а операторы слоёв капитала, которые живут по логике: «пока прибыль идёт — система работает».
И когда это понимание станет массовым, начнёт рушиться магия, которая держит человечество в иллюзии, что “так устроен мир”.
Мир устроен так не потому, что так должно быть, а потому что так удобно тем, кто на этом живёт.
Но разоблачение — не конец. Это только начало. Следующий шаг — переопределение ценности человека. Сегодня человеческая жизнь стоит меньше, чем ресурс, который она приносит. Это формула античеловеческой цивилизации. Формула, в которой война выгоднее мира. Но цивилизация может поменять формулу. В истории было два таких поворота — после колониализма и после Холокоста.
Теперь требуется третий — после эпохи войн как индустриального предприятия.
И начнётся всё не с того, что политики вдруг проснутся совестливыми.
А с того, что миллионы людей перестанут принимать ложь. Что журналисты перестанут молчать. Что исследователи начнут раскрывать схемы.
Что общество перестанет отводить глаза и скажет то, что никто не решался сказать:
«Мы видим, как вы управляете миром, и мы больше не будем вас обслуживать».
И тогда возникнет настоящий Нюрнберг XXI века — не как трибунал победителей над проигравшими, а как суд человеческого общества над механизмом, который годами пожирал человечество.
Суд не над странами, а над архитектурой войны. Над корпорациями, которые торговали смертью. Над финансистами, которые продавали разрушение как продукт. Над лидерами, которые были лицами, но не совестью.
И этот суд будет не о прошлом. Он будет о будущем — о том, сможет ли человечество жить в мире, где война перестанет быть выгодной.
Где богатство не будет построено на разрушении. Где индустрия смерти уступит место индустрии жизни. Где настоящей ценностью станет не территория и не цифры в отчётах, а человек, не разменная монета, не статистика, а центр мира.
Это время ещё не наступило. Но оно приближается.
Его тянут к себе события, боль, понимание, исследования, разоблачения, усталость, ярость и то смутное чувство, которое сегодня живёт в каждом: что так больше жить нельзя.
И если в ХХ веке человечество судило тех, кто разрушил мир, то в XXI оно должно судить тех, кто построил систему, в которой разрушение стало нормой. Потому что Нюрнберг прошлого был концом войны.
А Нюрнберг будущего должен стать началом мира.
Война всегда начинается одинаково — с лжи. Но заканчивается она по-разному. В прошлом её завершали победители, которые поднимали флаги,
а проигравшие ложились под руины собственного безумия.
Но в XXI веке всё изменилось: теперь нет победителей и проигравших. Есть лишь тот, кто безконечно считает прибыль, и те, чьи жизни становятся единицами в его таблицах. Мир подошёл к черте, где война стала не событием, а состоянием, не исключением, а системой. И если мы хотим, чтобы у человечества было будущее, оно должно впервые в своей истории совершить невозможное — осудить не людей, а сам механизм, который делает войну неизбежной.
Мы больше не можем жить в мире, где смерть ценится выше жизни, где разрушение приносит больше, чем созидание, и где судьбы миллионов зависят от решений немногих, которых никто никогда не выбирал.
Наш век требует нового Нюрнберга — не по старым лекалам, а по новым правилам: не ради мести, а ради выживания.
Не ради прошлого, а ради того, чтобы хоть кто-то увидел будущее.
И если когда-нибудь наступит день, когда человечество поднимет голову и скажет:
«Мы больше не позволим распоряжаться нашей жизнью тем,
кто живёт за счёт нашей смерти» — то это и будет тем днём, когда эпоха войн закончится.
Не по приказу.
Не по договору.
А по человечности.
И эта мысль — единственное, что сегодня стоит дороже всех армий мира.
ПОЛНОЕ ВИДЕО -В НАШЕМ ЗАКРЫТОМ ТЕЛЕГРАМ-КАНАЛЕ
Заказать книги: "Путь Преображения. Веды от Чернобога", "Песнь Богов":
https://t.me/molniya1000
https://t.me/roninAs_bot
https://agratys.send-pulse.com/
https://matrix.autoweboffice.ru/?r=ordering/cart/as1&id=13&clean=true&lg=ru&Settings[hideColQuantity]=1&Settings[hideColDelete]=1
t.me/AGRATYSbot