Иосиф Бродский: Поэт без пьедестала

Давным-давно, когда Иосиф Бродский не был еще классиком, лауреатом премии фонда Макартура для гениев, лауреатом Нобелевской премии, американским поэтом-лауреатом, почетным доктором множества европейских университетов, кавалером ордена Почетного легиона и вообще не опубликовал ни единой строчки, - он зарабатывал на жизнь чем попало. Как Джек Лондон и Максим Горький. Работал Бродский и рабочим на оборонном заводе, и кочегаром в котельной, и помощником прозектора в морге, и техником-геологом. На последнем, геологическом поприще мы оказались коллегами, что наполняет меня понятной гордостью. В 1964 году советская власть забеспокоилась, что Иосиф зарабатывает недостаточно и не может прокормить себя. Доказав этот печальный факт на двух судах - закрытом и открытом, - правители великой державы сослали Бродского в деревню Норенскую Архангельской области. По их мнению, именно там, нагружая самосвалы навозом, поэт сумеет свести концы с концами. Вернувшись из ссылки, Бродский попросил меня устроить его в геологическую экспедицию. Я поговорила со своим шефом, унылым мужчиной по имени Иван Егорович Богун, и он пожелал лично побеседовать с будущим сотрудником. Я позвонила Иосифу: "Приходи завтра на смотрины. Приоденься, побрейся и прояви геологический энтузиазм". Бродский явился, обросший трехдневной рыжей щетиной, в неведомых утюгу парусиновых брюках. Нет, франтом он в те годы не был. Это на Западе фрак и смокинг стали ему жизненно необходимы. Итак, Иосиф, не дожидаясь приглашения, плюхнулся в кресло и задымил в нос некурящему Богуну смертоносной сигаретой "Прима". Богун поморщился и помахал перед носом ладонью, разгоняя зловонный дым, но этого намека Иосиф не заметил. И тут произошел между ними такой примерно разговор: - Ваша приятельница утверждает, что вы увлечены геологией, рветесь в поле и будете незаменимым работником - любезно сказал Иван Егорыч. - Могу себе представить, - пробормотал Бродский и залился румянцем. - В этом году у нас три экспедиции - Кольский, Магадан и Средняя Азия. Куда бы вы предпочли ехать? - Не имеет значения, - хмыкнул Иосиф и схватился за подбородок. - Вот как! А что вам больше нравится - картирование или поиски и разведка полезных ископа.. - Абсолютно без разницы, - перебил Бродский, - лишь бы вон отсюда. - Может, гамма-каротаж? - не сдавался начальник. - Хоть гамма, хоть дельта, один черт! - парировал Бродский. Богун нахмурился и поджал губы. - И все же... Какая область геологической деятельности вас особенно привлекает? - Геологической? - переспросил Иосиф и хихикнул. Богун опустил очки на кончик носа и поверх них пристально взглянул на поэта. Под его взглядом Бродский совершенно сконфузился, зарделся и заерзал в кресле. - Позвольте спросить, - ледяным голосом отчеканил Иван Егорыч, - а что-нибудь вообще вас в жизни интересует? - Разумеется, - оживился Иосиф, - очень даже! Больше всего на свете меня интересует метафизическая сущность поэзии. У Богуна брови вместе с глазами полезли на лоб, но рассеянный Бродский не следил за мимикой собеседника. - Понимаете, - продолжал он, - поэзия - это высшая форма существования языка. В идеале - это отрицание языком своей массы и законов тяготения, устремление языка вверх, к тому началу, в котором было Слово. Наконец-то предмет беседы заинтересовал Иосифа Бродского. Он уселся поудобнее, заложил ногу за ногу, снова вытащил "Приму", чиркнул спичкой и с удовольствием затянулся. - Видите ли, - доверительно продолжал Иосиф, будто делился сокровенным, - все эти терцины, секстины, децины - всего лишь многократно повторяемая разработка последовавшего за начальным Словом эха. Они только кажутся искусственной формой организации поэтической речи. Я понятно объясняю? Ошеломленный Иван Егорыч не поддержал беседы. Он втянул голову в плечи и затравленно смотрел на поэта. Иосиф тем временем разливался вечерним соловьем: - Я начал всерьез заниматься латынью. Меня очень интересуют различные жанры латинской поэзии. Помните короткие поэмы Катулла? Он очень часто писал ямбом... - Иосиф на секунду задумался. - Я сейчас приведу вам пример. - Минуточку, - пробормотал Иван Егорыч, привстал с кресла и поманил меня рукой: - Будьте добры, проводите вашего товарища до лифта. Выходя вслед за Иосифом из кабинета, я оглянулась. Иван Егорыч глядел на меня безумным взором и энергично крутил пальцем у виска. Людмила Яковлевна Штерн, из книги "Поэт без пьедестала: Воспоминания об Иосифе Бродском".