ДОЖДЬ В ТБИЛИСИ

Мне твой город нерусский
Все еще незнаком,-
Клен под мелким дождем,
Переулок твой узкий,
Под холодным дождем
Слишком яркие фары,
Бесприютные пары
В переулке твоем,
По крутым тротуарам
Бесконечный подъем.
Затерялся твой дом
В этом городе старом.
Бесконечный подъем,
Бесконечные спуски,
Разговор не по-русски
У меня за плечом.
Сеет дождь из тумана,
Капли падают с крыш.
Ты, наверное, спишь,
В белом спишь, Кетевана?
В переулке твоем
В этот час непогожий
Я - случайный прохожий
Под холодным дождем,
В этот час непогожий,
В час, покорный судьбе,
На тоску по тебе
Чем-то страшно похожий.
Арсений Тарковский
..
Перед моим отъездом в Тбилиси Марина Тарковская попросила разузнать у людей старшего поколения хоть что-то о таинственной Кетеван Ананиашвили - адресате нескольких любовных стихотворений ее отца Арсения Тарковского. Все, что она знала: Кетеван была учительницей и проживала в старом городе у подножья горы Мтацминда. “Если ты туда доберешься, положи от меня веточку или цветок".
Я сразу влюбилась в этот город с его древними крепостями, покосившимися домишками, ажурными верандами и балкончиками.. и задавала вопросы о Кетеван где только было возможно, при каждой встрече, - а программа у меня была очень насыщенная.
Но все пожимали плечами и качали головами. Как сказал Арсений Тарковский: “На свете чуда нет, / Есть только ожидание чуда”. На одной из трапез с друзьями я не преминула спросить о Кетеван, жившей у подножия Мтацминды, и мне повезло! Меня привезли к дому Параджанова на улице Коте Месхи.
На облупившейся стене соседнего старого двухэтажного дома номер 5 висела мемориальная доска с надписью на грузинском языке: “В этом доме с 1926 года по 2004 год проживала выдающийся педагог Кетеван Ананиашвили”.
Родилась она в Батуми в 1912 году. У меня колотилось сердце: что, если в доме остался кто-то, кто помнит эту женщину? Одновременно меня охватило чувство утраты: Кетеван прожила долгую жизнь - девяносто два года, ее могли застать живой Марина и Андрей.
Я толкнула тяжелую, скрипучую дверь с ажурной металлической решеткой. На первом этаже ни души, мы поднялись на второй. На лестничной площадке стояло овальное разбитое зеркало. На стук через минуту-другую за дверью послышались шаркающие шаги, и на пороге появилась седовласая женщина. Я спросила, не знает ли она, где проживала Кетеван Ананиашвили?
“Это моя соседка, - ответила она по-русски и неожиданно пригласила в дом: “Заходите. Я покажу вам ее квартиру”. И вот мы стоим у двери, где жила Кетеван Ананиашвили, куда после войны приходил Арсений Тарковский. Все это походило на сон. “Осторожно. В комнате темно, - предупредила Нелли. - Здесь давно никто не живет. Некому платить за электричество”.
В сумеречном свете крошечной двухкомнатной квартиры можно было различить: в первой комнате - старое пианино фирмы “Шредер”, книжные полки, диван, потертый журнальный столик, на нем керамический подсвечник со свечой и хрустальной пепельницей, слева у стены - обеденный стол под красно-белой клетчатой скатертью, на столе - белая канцелярская настольная лампа, три стула, на одном из них - белый телефон с кнопками, старинный шкаф, на пыльном паркетном полу - лампа без абажура; во второй комнате - два окна с деревянными ставнями и тюлевыми занавесками, между окнами трельяж с закрытыми створками, перед ним кресло-качалка, кровать, со сложенными на ней пледами и коврами, старенький обогреватель, большое зеркало с тумбочкой, на которой лежали настенные часы, объемный книжных шкаф (я разглядела в нем тома Паустовского, Достоевского, Некрасова, Бальзака - “Отец Горио”, “Толковый словарь” Даля в четырех томах, но в основном все книги были на грузинском), комод у окна, а на нем два портрета в рамках. Нелли взяла один из них, с изображением юной, темноволосой девушки в белом платье с черным бантом гимназистки. “Это Кетеван”. Я еле сдерживала слезы. Мы вынесли портрет на веранду, чтобы получше разглядеть его и сфотографировать. Трудно описать нахлынувшие на меня чувства: я нашла Кетеван! Не только нашла, а расхаживаю по ее квартире, держу в руках ее портрет. Майя спросила Нелли по-грузински, знает ли она что-нибудь о русском поэте? “Да, Кетеван была в него влюблена, а он хотел на ней жениться,” - ответила Нелли, добавив, что у Кетеван есть сын. Я остолбенела: сын от Арсения Тарковского? Позже выяснилось, что мальчик родился задолго до их встречи, в 1934 году. После развода с мужем в 1939 году, Кетеван больше не вышла замуж. Как это перекликается с судьбой матери Марины и Андрея Тарковских: она тоже всю жизнь прожила одна после ухода мужа... В Грузии строгие традиции: женщина редко идет против воли родителей, тем более с ребенком, а они, по словам Нелли, возражали против союза их дочери с приезжим русским поэтом.
Придя в гостиницу, я написала Марине <Тарковской>, что нашла Кетеван. “С ума можно сойти! - недоумевала Марина. - Я столько лет ее ищу, а ты за два дня разыскала! Вот бы нам заполучить ее портрет в архив Литмузея”.
Марина все понимала.
Что мог дать молодой женщине с ребенком бессребреник-поэт без гроша в кармане, потерявший ногу на фронте? Что может дать поэт, кроме стихов? Первое стихотворение “Дождь в Тбилиси”, посвященное Кетеван, написано осенью 1945 года, когда Арсений Тарковский находился в творческой командировке в Тбилиси.
На другой день в Грузинском национальном музее я разговаривала с директором и поинтересовалась о сыне Кетеван. Через минуту я уже разговаривала с Тамазом Ломинадзе по телефону и пересказывала ему историю поисков матери, не забыв упомянуть о желании Марины Тарковской приобрести для московского гослитмузея портрет Кетеван. Тамаз смутился: “Но я уже подарил его Дворцу пионеров. Я не могу забрать его обратно”. Я совсем растерялась. Какой еще Дворец пионеров? Я же вчера видела этот портрет. Неужели существует еще один?
На следующее утро я пришла во Дворец пионеров.. В одном из пустых дворцовых залов я заприметила женщину в летах, стирающую пыль с крошечного пианино, и обратилась к ней. “Конечно, я знаю Кетеван. Я вас проведу в литературный кабинет, где ее все знают”. Мы вошли в светлую комнату на третьем этаже, где стояли несколько столов, за одним из которых (у окна) когда-то работала Кетеван. Со стены на меня смотрел написанный маслом портрет красивой женщины в белом платье. Так вот о каком портрете говорил Тамаз Ломинадзе! В кабинет заходили все новые и новые лица с восклицаниями: “Если бы знали, как Кетеван любили дети! Они ей доверяли больше, чем своим родителям, хвостиком за ней бегали”. Ее кружок называли “птичником”, так как в нем с утра до вечера не смолкали детские голоса.
Это был один из незабываемых моментов моего пребывания в Грузии! Сотрудники литературного кружка открыли для меня застекленный шкаф, где были выставлены статьи из журналов, письма благодарности, фотографии многочисленных учеников Кетеван, рисунки и уже знакомая книга ее сына - Тамаза Ломинадзе “В мире Кетеван Ананиашвили”.
Вечером мы встретились с Тамазом. Он сказал, что после смерти матери, лет пятнадцать не заходил в свой старый дом. Ужаснулся, что соседка показала нам неубранную квартиру. Он уточнил, что на первом портрете Кетеван тринадцать или четырнадцать лет. Написан он в Батуми француженкой - учительницей французского языка Кетеван и ее сестры.
Я спросила, встречал ли сам Тамаз Арсения Тарковского? Он ответил, что довольно смутно помнил только две встречи. В их дом его привел Георгий Леонидзе, стихи которого Арсений Тарковский переводил на русский язык.
Арсения Тарковского не могло не впечатлить глубокое знание Кетеван как грузинской (она помогала ему с переводами), так и русской поэзии, ее любовь к русской литературе; ее строгая красота, чуткость и благородное обаяние. В ту пору Кетеван было тридцать три года, а ему тридцать восемь лет. Арсений Тарковский пишет: “Первые две недели в этом чудесном и гостеприимном городе мне довелось принимать участие во встречах с поэтами и деятелями смежных искусств. Я взялся за работу, переводил на русский язык стихи Симона Чиковани, Георгия Леонидзе, Григора Абашидзе, Иосифа Нонешвили, Реваза Маргиани - прекрасных поэтов, сердечных людей - я перезнакомился чуть ли не с четвертью населения Тбилиси”. Добавлю, что переводил Арсений Тарковский еще и Илью Чавчавадзе, Рафаэля Эристави, Григора Орбелиани, Галактиона Табидзе, Важу Пшавелу и многих других грузинских поэтов. Несомненно, Арсений Тарковский не “случайный прохожий” в жизни Кетеван Ананиашвили, раз он хотел связать с ней свою судьбу. Не “случайный прохожий” он и для целой плеяды грузинских поэтов.
..
После окончания аспирантуры Тбилисского университета Кетеван предложили остаться на кафедре, но в то время не было свободной вакансии, и ей порекомендовали организовать работу литературного кружка в недавно созданном Дворце пионеров. Кетеван была настоящей просветительницей. Она воспитала многих талантливых писателей, поэтов и художников. Один из них - Рено Туркия написал ее портрет, который находится в ее кабинете.
Мой поиск Кетеван, беседы о кино, поэзии, поэтах и их музах, воспетых на века, приводят меня к мысли о том, как бережно должно всем нам хранить “самые красивые, самые яркие узоры на пяльцах”
/Лейла Александер–Гарретт (Лондон)
Теперь мы будем знать, как выглядела та, кому Арсений Тарковский, будучи в Тбилиси, посвятил три замечательных стихотворения.
Публикация Ирины Черкасской
********
Второе стихотворение, посвященное Кетеван, написано в 1946 году.
Ты, что бабочкой черной и белой,
Не по-нашему дико и смело,
И в мое залетела жилье,
Не колдуй надо мною, не делай
Горше горького сердце мое.
Чернота, окрыленная светом,
Та же черная верность обетам
И платок, ниспадающий с плеч.
А еще в трепетании этом
Тот же яд и нерусская речь.
Арсений Тарковский
******
Тамаз был знаком лишь с двумя стихотворениями, посвященными его матери. Но было и третье, написанное в том же 1946 году!
Снова я на чужом языке
Пересуды какие-то слышу,-
То ли это плоты на реке,
То ли падают листья на крышу.
Осень, видно, и впрямь хороша.
То ли это она колобродит,
То ли злая живая душа
Разговоры с собою заводит,
То ли сам я к себе не привык…
Плыть бы мне до чужих понизовий,
Петь бы мне, как поет плотовщик,-
Побольней, потемней, победовей,
На плоту натянуть дождевик,
Петь бы, шапку надвинув на брови,
Как поет на реке плотовщик
О своей невозвратной любови.
А. Т.