Меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг.
И мне надоело протягивать вам свою
Открытую руку, чтоб снова пожать кулак.
Аудитория Башлачёва – не те люди, которые могут стать плечом к плечу, выйти на улицу, скандируя любимые строчки. Я никогда не слыхал башлачёвские песни в исполнении застольного хора, под водочку. Хоть и фольклорны они, но ни слова не выкинешь, не заменишь – уж больно всё личное. И даже на сохранившихся записях редких квартирных концертов публика всё чаще молчит, загипнотизированная поэтом.
Может, дело тут в том, что Башлачёв никогда не стремился говорить общедоступное, сторонился по возможности ёрничества и поверхностной социальности. Большинство его песен написано в жанре исповеди, бесконечно далёкой, кстати, от показной исповедальности, вошедшей тогда, на волне перестройки, в моду. И от эффектного разрывания рубашки на груди, которое казалось Башлачёву безвкусицей.
Исповедь как-то не располагает к публичности. Цель её – вычерпать до дна мутную воду своих сомнений. Своего одиночества и тёмной, запретной, порой языческой радости.
Незадолго до смерти Башлачёва поразила немота. Не физическая, а поэтическая. Он почти не писал и старался не выступать со старыми песнями. Целых два года (те самые, за которые сочинил почти все свои вещи) Башлачёв жил в таком напряжении, что истощение не могло не наступить. Он отдал слишком много и слишком быстро. Да и вообще чудо не может длиться всегда и тем более – стать профессией. Чудо длится мгновение – жизнь многим дольше. Как и память о чуде.
"Я знаю, – говорил Башлачёв, – душа начинает заново маяться на земле, как только о её предыдущей жизни все забыли. Души держит на небесах энергия памяти". Эта "энергия памяти" и есть, наверно, любовь. "Нет тех, кто не стоит любви", – поётся в одной из лучших его вещей. Действительно, таких людей нет.
Текст: Ян Шенкман для People.ru\
Комментарии 3
Строгал себе лапту, а записали в хор.
Хотелось "Беломор" - в продаже только "ТУ".
Хотелось телескоп, а выдали топор.
Хотелось закурить - но здесь запрещено.
Хотелось закирять - но высохло вино.
Хотелось объяснить - сломали два ребра.
Пытался возразить, но били мастера.
Хотелось одному - приходится втроём.
Надеялся уснуть - командуют: "Подъём!"
Хотел перекусить - закрыли магазин.
С трудом поймал такси, но кончился бензин.
Хотелось полетать - приходится ползти.
Старался доползти - застрял на полпути.
Ворочаюсь в грязи. А если встать, пойти?
За это мне грозит от года до пяти.
Хотелось закричать - приказано молчать.
Попробовал ворчать - но могут настучать.
Хотелось озвереть, кусаться и рычать.
Пытался умереть - успели откачать.
Могли и не успеть. Спасибо главврачу.
За то, что ничего теперь хотеть я не хочу.
Психически здоров. Отвык и пить и есть.
Спасибо. Башлачёв. Палата №6.
Александр Башлачёв
Я сегодня устал. Стал сегодня послушным.
Но не нужно похвал равнодушных и скушных.
И не стоит труда ваша праздная милость.
Что со мной? Ерунда... Ничего не случилось.
Цепи долгого сна неразрывны и прочны.
И в квадрате окна ночь сменяется ночью.
В этом медленном сне мне единой наградой
всех лежачих камней пересохшая правда.
Мелко тлеет костёр.. Наконец я спокоен.
Пыль надежд моих стёр я холодной рукою.
И заснул до утра. А наутро приснилось
всё, что было вчера, да со мной не случилось.
Александр Башлачёв