Рано утром 1 апреля 1859 года, 24 русских орудия, установленные вокруг Ведено, заработали на всю мощь. Обстрел продолжался до 6 часов вечера. Как всегда принято в России стреляли так часто, что потрачены были снаряды в таком количестве, что их хватило бы на три войны в Европе. Ни Шамиля, ни его преемника среди защитников не было, они заблаговременно покинули место сражения. Но имама судьба защитников видать «очень волновала», ибо в час дня, с большим отрядом конницы, он явился из Эрсеноя, оглядел аул с вершины горы и ушел в неизвестном направлении. Аллах ведает, что у него было на сердце. Нет сомнения, что и расчет Всевышнего будет согласна его мыслей, его поступков. Очевидцы же пишут: «С полчаса времени имам следил за успехом канонады, потом спустил с горы пехоту (около 500 человек) в Ведень, а сам вместе с кавалерией удалился». Раз удалился, выходит он понимал безысходность положения защитников и все равно отправил на погибель, к тем, кто уже был в крепости, еще 500 человек. Сохранение жизни даже одного кавказского горца, массово истребляемого царизмом, была бы на пользу, а тут погибли тысячи. Кто мог быть среди обороняющихся и погибших? В подавляющем большинстве чеченцы и несколько десятков человек из иных народов (русские, поляки, адыги, осетины) знающие, что им некуда уходить, что им не будет пощады. Так оно и случилось. Храбрые защитники решили пасть, чем сдаться. Очевидец пишет: «Засверкали штыки, заходили в воздухе кинжалы и шашки - и ни один из храбрых защитников редута не снес своей головы: все пали героями, молодцами, взывая к аллаху и проклиная гяуров». А где же были наши другие «братья»? О них пишет русский офицер Зиссерман: « со всех сторон стекались вокруг наших войск семейства горцев, с арбами, скотом и пожитками, прося взять их с нами в лагерь. Набралось их, таким образом, до ста шестидесяти семейств. Это были каранаевцы, эрпелинцы и ахатлинцы…». Все «понаехавшие» были на старте с тряпками в узлах (своими и чужими), готовые бежать по домам. Это количество собралось всего за сутки, то ли еще будет. Кроме них были и те, кто на конях уже покинули Чечню, зная исход предстоящих сражений. Итак, в апреле 1859 года имам покидает горящую Чечню и уходит в Дагестан. В разное время его окружало более 30 тысяч мюридов: одни из них были бутафорные, другие истинные воины за свободу. Такие факты мы сами видели в последних войнах на нашей земле. К бутафорным скорее относились и те 7 тысяч, что Шамиль увел из под Ведено. Мог ли имам при желании ввести в бой конницу и повлиять на ход событий? Где, как ни в этот, самый решающий момент, он обязан был так поступить. Вот как об этой ситуации пишут русские: « А между тем, Шамилю можно было предпринять хоть одну или две решительные вылазки, так как у него на верках и в самом Ведене находилось под ружьем, по меньшей мере, семь тысяч человек. Трудно думать, чтобы Шамиль или его сын берегли людей. Вернее всего, что в среде неприятельских вождей, начиная от Кази-Магомы и кончая последним из четырнадцати наибов, не было лица, который столько же с решимостью, сколько в особенности с уменьем постоял бы за свое дело». Из этих слов вытекает, что среди защитников Ведено, не было ни одного наиба, люди были предоставлены сами себе, что не мешало им достойно сражаться. Поведение имама в Ведено, есть зеркальное отражение поведения в Ахульго? Только там он был беден, пеший и одинок. Сейчас же он готовится бежать в Дагестан с богатством, доставшимся ему в «наследство» от своих дедов. Это «наследство» перечисляет Гаджи-Али: «на 6-ти лошадях деньги, золото и серебро, на каждой лошади по 4 тыс. руб., на одной лошади разные драгоценности, на 17 лошадях книги, на трех лошадях ружья, на 3-х лошадях шашки, пистолеты, кинжалы, панцыри, на 40 лошадях вещи и платья жен, сукно и прочее». По свидетельству летописцев один миллион рублей имам еще раньше отдал на хранение в Дагестан. Непонятно зачем напрягали лошадей с платьями жен. Где они собирались их надевать, в Хунзахе или Ахульго балов ведь не было. Или они заведомо знали, что будут жить в Калуге и Киеве, бывать на приеме у царя и знатных вельмож. Заранее подготовленные Шамилем для переселения багажи и тряпки, тоже наталкивают на мысль, что ему было известно свое будущее поведение. Он ведь не собирал их под обстрелом, а сделал много раньше. Так же как и имам, своей казной и ценностями обладали наибы, вместе с имамом ушедшие в Дагестан. Если для чеченского народа война вылилась страшной трагедией, имам и его приближенные обогатились. Но как сказано в Коране, доставшееся харамным путем, похоже на землю, нанесенную на крутые скалы. Пройдет ливень и ничего не останется. Так и с этим богатством случилось, оперативно сработали дагестанцы, разорив Шамиля за несколько часов. Сегодняшним защитникам имама, следует помнить о том, что ваши предки за короткие часы летних ночей оставили Шамиля без богатства, добытого «тяжким трудом». Летописец указывает: «Из всего имения, казны и драгоценностей, которые он взял с собою на вьюках из Ичича, не осталось ничего, кроме оружия, которое было у него в руках и лошади, на которой он сидел. Телетлинцы, ругуджинцы и куядинцы ограбили все это ночью на дороге, не доезжая до Ругуджи». Оперативно сработали, видимо использовали приборы ночного видения. И в этом случае обвинение на горцев сыпались из уст имама и его старшего сына. Мы не будем отвечать на очередной поклеп, это сделает летописец Гаджи-Али. Вот его ответ отцу и сыну: «Шамиль, не обращая внимания на подчиненных, сжег многие селения, бежал на Гуниб и оставил горцев, как овец, рассыпавшихся в разные стороны. Гнев Божий снизошел на Шамиля и Бог попустил его врагам завладеть казною его, драгоценностями и имением… Ей-богу, если бы горцы не были так храбры, то дети Шамиля теперь жили бы в Гимрах и занимались тем же, чем занимались предки их: схвативши осла за хвост, они гоняли его на плоскость и в горы - летом продавали курагу, а осенью - лук». Примечательно, что спешно убегая из Ичича в Гуниб, якобы для зашиты от неприятеля, Шамиль не берет с собой пушки. Возникает законный вопрос - Чем он желал обороняться, если в Ичичах оставив 13 исправных пушек? Выходит, что он заранее знал, что не будет никакой войны, что он не будет стремиться к райским гуриям, оторвавшись от ненаглядной Шуанет. Об авторитете Шамиля и о том кем он себя окружил, говорит тот факт, что из тысяч мюридов, что были с ним при уходе из Ведено, в Дагестане остались единицы. Разве будучи преданными имаму или будучи патриотами, они разбежались бы. Каждый хорошо знал друг друга, знал, ради чего воюет, поэтому так быстро, по-английски не прощаясь, разбежались, под видом присмотреть за семьей, подковать лошадь, в отхожее место. На Гунибе имам имел 400 сторонников с учетом жителей села. Сбежала и тысяча личных телохранителей - было с кого брать пример. Каков поп, таков приход. Сегодня вместо того, чтобы дать объективную характеристику поведению Шамиля за все годы его деятельности, исследователи ведут спор, сдался имам или он был обманут. Если обманут, он имел полное право убить (хотя бы попытаться) Барятинского и умереть сам. О каком обмане можно говорить, когда Гуниб был окружен 16 тысячным русским отрядом, когда из 400 человек защитников 360 уже было убиты, в том числе и сражавшиеся женщины. Но ни Шамиль ни его сыновья, не получили даже царапины, потому что не вынимали даже кинжалы из ножен, их не бывало в местах стычек с русскими. Многие защитники пали от разрыва артиллерийских снарядов, но почему они не задели «избранных». Пали около 30 русских, сражавшихся на стороне горцев, знавших, что им не будет пощады. За долгие годы сопротивления горцев, на сыновьях имама хотя бы одна рана должна была быть? Дагестанцы пишут, что на надмогильной стеле Шамиля высечены три надписи. Вот одна из них: «Могила шейха Шамуйила, (бывшего) борцом за правое дело, так что в теле его оказалось двадцать ран, (полученных) от неверных и людей порока». На другой выведены те же слова, но количество ран значится «двадцать четыре». Все три расположены одна рядом с другой. Хотя бы здесь можно было не врать и не иметь разночтения, не давая людям пищу для сомнений. И в этом я вижу намерение Всевышнего. Аллах наталкивает нас всех на изучение и правильное осмысление дел Шамиля. Поясню для несведущих кто такой «людей порока». Главный писарь Шамиля Мухаммад-Тахира аль-Карахи указывает, что в одном селе жил чеченец по имени Губаш. По его словам он отличался злым характером, недюжинной силой и занимался разбоем, за что по приказу Шамиля был ослеплен. Приказ противоречит исламу, за чистоту которого имам боролся. За вышеуказанные проступки такое наказание не должно было быть. Оставим и это на совести имама. Шамиль и его товарищи остались ночевать в башне, где был заперт ослепленный. Ночью, убив охранника, тот на ощупь идет к месту, где спал Шамиль, наносит ему 12 кинжальных ранений, 7 порезов и ломает «кости его груди». В общей сложности, по словам летописца, в этот день на теле имама оказывается 19 ран. Вот все раны полученные Шамилем за долгие годы войны с русскими. Подведем итоги пребывания имама в Чечне. 19 лет чеченцы и наша земля, давали ему приют и охраняли от врага. Здесь он стал известен всему миру и баснословно богат. Своими речами воодушевлял на борьбу сотни тысяч людей со всего Северного Кавказа разных национальностей. Большинство из них погибли. Все погибшие в историю вошли без имени, под общим названием «горцы» и лишь один Шамиль оставил за собой имя. Таковы войны. Памятник одному всегда возвышается на костях сотен, а то и миллионов павших. Всех павших за свободу своей Родины пусть Аллах вознаградит высокой степенью Рая. Они не воевали за имама. Они воевали за право жить на своей земле, делали это до него, после него, поступали бы так и без него. Наши прадеды выполняли долг мужчин, долг свободных людей, вели себя согласно завещаниям достославных отцов и дедов. Преклоняясь и всячески гордясь сегодня Шамилем, его поклонники обязаны знать, что ваши деды и прадеды не смогли сделать то, что чеченцы совершали в течении долгих лет. Ваши сдали его очень быстро, всего за три месяца пребывания на дагестанской земле. Многое в поведении бывшего имама вызывает недоумение. Одно из них и то, по какой причине сразу после сдачи в плен, ему понадобилось встречаться с убийцей горцев Ермоловым. Возможно, они говорили о том, кто из них добился больших успехов в истреблении горцев и освобождении земли нашей для русских поселенцев. Причем сегодня пишут, что встреча «была радостной, теплой и дружественной - они устремились друг к другу с распростертыми объятиями». Еще один обоснованный упрек Шамилю и его сегодняшним защитникам, подумайте над этими словами. За все годы беспечного пребывания его и его семьи под охраной горцев Кавказа, за то, что он этими безвестными5 горцами был возведен в ранг известных людей мира, у имама не хватило ума сказать о них слова признательности и благодарности. Он писал немало писем, говорил немало речей, но никогда из его уст не звучала одна сотая доли того, что написал русский о павших горцах. Эти слова продиктованы офицеру, геройством защитников Ведено, гибель которых он воочию видел. На выражение добрых слов о противнике, хватила ума и мудрости у русского офицера. Эти слова дают ему полное право заявить о себе - «Честь имею». Он ее имел. И только по этой причине, Бог внушил ему такие слова. Они не даются каждому проходимцу. Всевышний вселяет благородные слова только тому, кто имеет право их выразить, у которого нутро так же чисто и красиво как слова, как поступки, как нрав. Желающие личной славы, всегда будут изрыгать злое, обидное, пустое, вызывающее негативную реакцию даже спустя много веков. Итак, с великой благодарностью и признанием офицеру и Человеку Арнольду Львовичу Зиссерману привожу его слова: «Воздавая всем должное, мы не можем не остановиться с любовью и уважением на поведении горцев, которое они обнаружили в этот день. Драться лучше того, как они дрались, обладать в крайние минуты большею решимостью, примерною и назидательною для самого наипросвещенного войска храбростью - нельзя, немыслимо. Горцы сделали все, что могли сделать защитники, преданные своей родине, своим традициям, своему очагу, и унесли с собою, живые - на память потомству, а мертвые - в царство гурий, честь и славу истинных героев. Спите, молодцы, покойно в ваших могилах, так как, умирая, вы должны были быть уверены, что честно исполнили вашу обязанность…». Ничего не хотел бы после таких слов писать, просто сидеть и размышлять… Но начатое следует завершить, поэтому с позволения Милостивого и Милосердного, продолжим. Еще раз, вчитавшись в слова офицера царской армии, мне вспомнилась моя встреча с участниками конно-цирковой труппы Тамерлана Нугзарова. Они выступали от Чечено-Ингушетии и часто гастролировали в Грозном. Две девушки в труппе были из деревни Вешенской, откуда был родом и всемирно известный писатель Михаил Александрович Шолохов. Мне и раньше доводились слышать, а при этой встрече девушки тоже подтвердили. Когда М. А. Шолохову сказали, что чеченцев вернули на Кавказ, его первыми словами были: «Правильно сделали. Какой же это Кавказ без чеченцев». Михаил Александрович, видимо хорошо знал настоящих чеченцев, поэтому и сказал эти слова. К тому же он знал и то, что купленный на его деньги во 2-ю мировую войну конь, предназначавшийся в подарок лучшему кавалеристу, был вручен чеченцу Мавлиду Алероевичу Висаитову, командиру конного полка, награжденному высшим званием США «Легион почета», будущему Герою Советского Союза. Все имеющиеся документы тех далеких лет показывают, что царская администрации укрепляла власть Шамиля, способствовала тому, чтобы как можно больше горцев ушло в его подчинение, а оттуда прямым путем к гуриям. Так было до 1839 года, когда между имамом и генералом Клюгенау был заключен союз. Получалось, что Россия желала выявить сторонников освободительной борьбы, а затем, собрав всех в одном месте, уничтожить. Такое мы проходили и в недавние времена. Разумеется, уничтожат ведомых, но не ведущего, он еще будет полезен в других регионах. В 1835 году Шамиль и несколько его людей были окружены отрядом штабс-капитана Сумбатова. Он пишет российскому начальству: «Мы окружили Шамиля и его мюридов в Гимрах. Выхода им не было, а Шамиль был бы взят нами в плен и убит как вредный человек; но каранайский Юсуф-бек, присланный вами, сказал, что вы примирились с Шамилем и чтобы мы не трогали его. Из страха заслужить негодование ваше, мы оставили Гимры и возвратились по домам. Если приказание ваше дано было для водворения спокойствия между мусульманами, то мы докладываем вам, что пока жив Шамиль спокойствия не будет, и его необходимо убить, ибо мы знаем, кто вреден и достоин смерти». Письмо положили под сукно и даже не дали ответ. А ведь это была всего лишь операция проведенная силами аварских милиционеров, не имевших опыта боевых действий. Разве русские офицеры и солдаты не могли повторить этот же поход? О наличии некоего соглашения между генералом Клюгенау и Шамилем писалось и говорилось много, даже в ставке наместника Кавказа в Тифлисе. Посредниками этих переговоров были Гимринский кадий шейх Мухаммед и состоявший на службе у русских старшина Карапая Юсуф-Бенд. Наличие договора Шамиля с российским руководством признала и известная аварская историк П. Тахнаева. Выступая на Радио свобода в декабре 2019 года она говорит: « В 1835 году имам Шамиль обозначил территорию своего государства, границу по правому берегу аварского Койсу, заключил договор с генерал-майором Клюгенау, начальником в Северном Дагестане. Это был очень серьезный договор, с выдачей аманатов. Имам Шамиль полагал, что он заключает договор с Российской империей, был уверен, что он с ней в союзных отношениях». «Союзник» России был, конечно, очень слабым в военном отношении, если 15 аварских милиционеров чуть его не убили. Но лиха беда начало. Разве этих слов известного специалиста по Шамилю П. Тахнаевой мало, чтобы понять – Шамиль действовал в интересах царской России и потому5 никогда ни с ним, ни с членами его семьи не происходили неприятности. А то, что стало с одной из его жен и сыном в Ахульго, он не сильно горевал. Это были производственные издержки, возможно заложенные при подписании договора. Странности представляют и письма, имевшие место быть в те годы, о которых писала русская пресса, желая, как можно большего их распространения среди горцев и народов России. Они, якобы, были то от правителя Египта, то турецкого султана. Ни тот, ни другой не помогли горцам Кавказа ничем. Спрашивается, для чего русские издания печатали их и тиражировали. Напрашивается вывод, только для того, чтобы народ верил этим писулькам и бежал к имаму для своей погибели. Вот одно из таких писем адресованное улемам Чечни и Дагестана от правителя Египта: «Я только что вел войны с семью монархами … которые милостью Аллаха полностью мне подчинились. Теперь я повернул оружие против России, а посему назначаю Шамиля-эфенди вашим шахом и посылаю ему две печати. Повелеваю вам во всем ему повиноваться и помогать мне в моем деле». Письма выходили в свет, в моменты, когда имам чувствовал недостаток пушечного мяса, когда от него отворачивались люди и когда русским солдатам кроме мирных горцев, некого было убивать. Думаю, я выражаюсь простым и доступным языком. Российской стороной принимались и другие меры, чтобы народы примыкали к Шамилю. Одной из них было принятие решения о переселении всех горцев в Вологодскую губернию. Чеченцев предусматривалось поселить в Ростовской области там, где некогда молодой Суворов, пригласив в гости, напоил и истребил всю ногайскую знать. Планы не смогли претворить в жизнь только по одной причине – жалко денег. Легче убивать на месте. Несмотря на то, что в имамат входили многие регионы, наиболее жестокие сражения происходили на территории Чечни, а это означало, что более всех страдали чеченцы. Русские офицеры и солдаты тяготились службой и бездельем в Дагестане, они пишут, что здесь не было ни желанных им стычек, ни достойного противника, потому рвались на левый фланг, то есть в Чечню. где была романтика, где легко мог быть убитым, но также легко мог получить награды и чины. Собираясь в поход в Дагестане, военные ожидали жарких схваток, ожесточенного сопротивления, но на месте их радушно встречали старшина и местное население. Единственно, что компенсировало их труд, это подарки в виде баранов или буйволов для сытного обеда солдатам. Офицер, служивший в Дагестане, пишет: «До чего скука одолѣвала и солдатъ, можно видѣть изъ слѣдующаго: съ одною оказіей солдатикъ ухитрился привезти контрабанду - живого поросенка и все капральство возилось и дресировало его до того, что поросенокъ сталъ выдѣлывать разныя уморительныя штуки: бѣжалъ на зовъ, взбирался на нары, хрюкалъ по приказу». Полковник А. Л. Зиссерман, после долгих лет пребывания в Дагестане, оказался в Чечне и более всего опасался, что его могут вернуть на прежнее место службы. Положение в Чечне он описывает так: « …въ Чечнѣ (лѣвый флангъ), напротивъ, каждую зиму дѣйствовали наступательно, и слѣдовательно битвы были неизбѣжны и чуть не заранѣе по числамъ разсчитаны. Вслѣдствіе этого, все столичное ристократическое, все поэтически увлекавшееся и честолюбивыми, и боевыми мечтами, все искавшее забвенія отъ неудачъ сердечныхъ, и даже бѣжавшее отъ преслѣдованія кредиторовъ, послѣ извѣстнаго образа жизни въ Петербургѣ, стремилось на Кавказъ и исключительно на лѣвый флангъ». В Дагестане военным опостыла и природа и начальство и « характерѣ непріятеля, съ которымъ приходилось имѣть столкновенія», там на всем « ..лежала печать какого - то монастырскаго послушанія, постояннаго страха предъ начальствомъ, представлявшимся чуть не въ образѣ инквизиторовъ, на то и существующихъ, чтобы казнить». В Чечне военным нравился дух удальства, молодечества, что была присуща противнику и вселяла эти же чувства в них. Здесь от красоты природы кровь закипала внося в душу волнующую поэзию, «которую такъ рельефно изобразилъ графъ Л. Толстой въ своемъ ІІабѣіѣ и другихъ разсказахъ. Если лагерь отряда въ Дагестанѣ или стоянку въ какомъ-нибудь мрачномъ аулѣ можно было сравнить со ставкою партіи квакеровъ, то на лѣвомъ флангѣ лагерь слѣдовало сравнивать съ цыганскимъ таборомъ. Если бы судьба бросила графа Л. Толстаго на службу не въ батарею на лѣвомъ флангѣ, а въ другую, служившую въ Дагестанѣ, мы или вовсе не имѣли бы его прекрасныхъ кавказскихъ типичныхъ разсказовъ и повѣсти Казаки, или же онъ написалъ бы другіе, но уже совершенно въ иномъ родѣ разсказы, въ которыхъ преобладало бы угрюмое, ѣдко саркастическое міровоззрѣніе. Впечатлѣнія окружающей природы, обстановка, условія и отношенья, среди которыхъ пришлось бы ему жить въ Дагестанѣ, отразились бы на его творчествѣ неизбѣжно». Зиссерман А. Л. Другим странным поступком русских можно считать случай с Хаджи-Муратом, человеком верным своему слову и добросовестно исполнявшим обязанности перед царизмом, когда он был главой Аварии. Хаджи-Мурат достойно противостоял Шамилю и не позволял ему подчинить аварское ханство. Видать такое положение дел не устраивало царизм, и военные под надуманным предлогом вынудили его занять сторону имама. Это доказательство того, что русская военщина желала укрепления власти Шамиля. Так оно и произошло. Будучи очень уважаемым среди своего народа, переход Хаджи-Мурата на сторону воюющих, привел к тому, что вся Авария перешла на его сторону. В детские годы, читая повести Л. Н. Толстого, я недоумевал, почему Хаджи-Мурат перешел к русским. Я понимал и принимал поведение чеченца из аула Махкеты, приютившего опального наиба, он выполнял свой долг, долг хозяина перед гостем. Уход к русским вместе с Хаджи-Муратом чеченца Гамзало, мне тоже было неприятно. Когда знаешь только крохи, в голове возникают разные мысли, а уста торопливо выдают всякую чушь. Чтобы этого избежать, пришлось много книг перечитать, много страниц перелистать. Приобретенные знания и опыт жизни, это богатство, которые сохранятся в миру и в ахирате. Стремитесь к ним. Недоумение мое не мешало мне видеть в Хаджи-Мурате смелого, храброго и благородного человека, который достойно жил и достойно погиб. По мере взросления и по мере получения обширной информации о событиях далеких лет, я убеждался в правоте Хаджи-Мурата. Он не изменил делу освободительной борьбы кавказских народов. Он оказался более думающим, более зрячим и в числе первых из окружения Шамиля, узнал истинное лицо имама. Его поступок был протестом на несоответствие призывов и поступков Шамиля, он не желал быть участником злых деяний последнего. Хаджи-Мурат более достойный уважения и почитания всеми народами Кавказа, чем Шамиль, которого царизм возвел на должность и возвысил, желая дальнейшего разрыва братских связей между нашими народами. Дворянин Шамиль и его потомство, мина замедленного действия, заложенная царизмом под фундамент горцев и бережно охраняемая нашими недальновидными людьми. Тому, кто не понимает этого, но обладает праведностью и желает убедиться сам, советую читать историю и думать. Только по одним ниже приводимым словам, можно сделать выводы каким знатоком ислама был Шамиль. Прочтите их внимательно: «Однажды Шамиля спросили, возможно ли снова организовать сопротивление на Кавказе. Он ответил: - Кавказ теперь в Калуге». Каким великим он себя считал и ничтожными всех кавказцев. Имам обязан был знать, что сказано о величии и гордыне Аллахом. Передается от Абу Хурайры, что Посланник Аллаха, мир ему и благословение Аллаха, передал, что Всемогущий и Великий Аллах сказал: «Величие - Мой изар, а гордость - это Моя накидка, Я брошу в огонь того, кто будет соревноваться со Мной в этом». По тому, как имам отнесся к старой матери, беременной жене и всему семейству Хаджи- Мурата, бросив всех их в яму, тоже можно судить о человеческих качествах «народного лидера». Имам лелеял, холил и стирал пыль со своего семейства, но оказался безжалостен ко всем другим горцам и своим боевым соратникам. Шамиля, прежде всего, избрали как религиозного лидера, для укрепления ислама и объединения мусульманских народов. Но его тщеславие и желание быть во главе любым путем, сделали из него диктатора. Основная цель сблизить народы не только не была достигнута, он рассорил горцев и внес долголетнюю вражду. Так, насаженные им в чеченских селах тавлинские сексоты, были убиты и изгнаны за считанные часы. То, что многим сегодняшним дагестанцам не нравиться освещение правды о Шамиле, есть из той же серии. И дело здесь не в том, какой национальности Шамиль, дело в том, каковы были конкретные поступки этого человека и были ли они направлены на объединение и сближение мусульман. Первая жена Хаджи-Мурата была грузинка Дарижа, от которой у него родился сын Гулиа. В Чечне он встретился с чеченкой Сану из Гехов и, разведясь с первой, женился на ней. Полагаю, что жизнь новой семьи была счастливой и благополучной, что у них было взаимопонимание. По поведению Хаджи-Мурата после ухода от Шамиля, мы видим, как он переживал за семью и как старался облегчить ее участь. Но ни в одном вопросе российское руководство не пошло ему навстречу, наоборот, создавало трудности. Имей Россия цель уничтожить Шамиля, кто как ни Хаджи-Мурат мог помочь в этом деле? Не использовали, значит, был свой, скрытый от народа план. В яме, куда мусульманский лидер бросил Сану, она родила сына, которого назвали Хаджи-Мурат (младший). Были моменты, когда до матери Хаджи-Мурата и его жены доходили слухи, что Шамиль собирается их утопить. Ему ведь не привыкать, он совершил такое и с малолетним сыном Баху-Бике. Слава Всевышнему, этого не произошло, и семья Хаджи-Мурата выбралась из сложной ситуации. В сентябре 2016 года Леонора Николаевна Москаленко в интервью Заире Магомедовой пишет: «Красивая и мужественная прабабушка прожила трудную жизнь. Сразу после смерти Хаджи-Мурата к ней сватался его давний недруг Даниял Илисуйский. «Лучше сто раз умру, чем стану женой человека, поставившего капкан моему льву», - сказала она. Умерла Сану в возрасте 70 лет и покоится под безымянным камнем на кладбище аула Тлох». Думаю, вы догадались. Эти слова принадлежат правнучке наиба Хаджи-Мурата и Сану, которая в тот момент проживала в Москве. Надеюсь и желаю, чтобы она и ныне была в здравии и благополучии. Леонора Москаленко написала книгу о своем знаменитом прадедушке, провела работу по выяснению всей родословной и бывала в гостях в Дагестане, на родине Хаджи-Мурата. У Леоноры Москаленко в Москве проживает сын, Никита Генович Шангин, выпускник Московского архитектурного института, член Союза архитекторов России, осуществлял проекты Государственный мемориальный комплекс «Катынь». Был главным архитектором реконструкции Большого театра Москвы, участник популярной игры «Что? Где? Когда?». Обладатель «хрустальной совы» (1988). Жаль, что чеченцы не заботятся о налаживании контактов с выходцами из своего народа и не поддерживают с ними отношения. Видно у нас есть более серьезные и великие дела, которых мы не можем оставить. Поступая так, мы по крупицам теряем часть своей нации и своей истории. Собранные в целое, крупицы выливаются в историю, до которой нам пока тоже нет дела. Завершая цикл статей о том периоде, нам следует побывать в Адыгее там, где сопротивление возглавлял Магомед-Амин. О героизме, жертвах и страданиях адыгских народов писано и всем многое известно. Я лишь укажу на одну странность в деяниях посланца Шамиля. Р Как только до него дошла весть о сдаче Шамиля в плен, он тут же идет в ставку генерал-лейтенанта Г. И. Филипсона и приносит присягу верности императору России. Не знаю, стоило ли это делать, потому что по утверждениям некоторых исследователей того периода, он еще в 1856 году «признал право Российской Империи на владения Кавказа и не оказывал сопротивления русской администрации». Тогда зачем было держать вокруг себя отряды, утруждать адыгов взымая налоги для пропитания войска. Много вопросов возникает и по этому поводу. Думаю исследования по некоторым спорным вопросам в том регионе, еще впереди. Магомед-Амин сразу после сдачи в плен едет к Шамилю в Калугу доложить о проделанной работе. Получив причитающиеся от царской России деньги, уезжает почивать в Турцию. Зарплата последнего была ниже дворянина из Калуги, но очень большая для жизни в Турции, 3 тысячи рублей серебром в год. Муса Асхабов.