Почему именем Хрущева в СССР не назвали ни один город

В июне 1962 года Хрущев возвращался из крымского отпуска в столицу. Украинские лидеры Подгорный и Щербицкий уговорили его заехать на открытую ранее Кременчугскую ГЭС, и Никита Сергеевич согласился изменить маршрут. Нормальная дорога от Кременчуга до станции еще строилась, поэтому кавалькада поехала проселками — впереди Хрущев с Подгорным, за ними — целый хвост из машин областных и районных начальников.
Подъезжают к городу энергетиков, а там на дорожном указателе сияет большими буквами надпись «Город Хрущов» (именно так, по-украински). Никита Сергеевич, разумеется, ее увидел, но промолчал. Ни слова он не сказал и на собрании партхозактива, и на встречах с жителями — «хрущовцами», как их следовало называть. Гром грянул лишь на теплоходе, на котором советский лидер должен был отплыть в Днепропетровск.
— Вы что, не читаете постановления или не считаете обязательным их выполнение?! — Хрущев грозно посмотрел на Подгорного.
Дело было во время торжественного ужина, и Никита Сергеевич поднялся сказать тост. Он его начал за здравие: поблагодарил за гостеприимство и радушный прием, а потом резко оборвал свои здравицы и продолжая держать рюмку в руках, повернулся к сидящему рядом Николаю Подгорному. У того от неожиданного вопроса выпала из рук вилка. А Никита Сергеевич меж тем продолжал:
— Я настоял на запрещении присваивать городам имена руководителей. А тут моя фамилия! В какое положение вы меня ставите? Кто поверит, что вы самовольничаете, а не действуете с моего согласия? Вам что, постановления не указ?
Дальше первый секретарь стал накалять сам себя. Забыв про тост, он учинил настоящую выволочку руководителям Украинской ССР, припоминая им все прошлые грехи. Подгорный стал неумело оправдываться, Щербицкий сидел покрасневший, уставившись в тарелку. Остальные присутствующие смотрели кто куда, избегая бросать взгляды на метавшего молнии Хрущева. Закончилось всё тем, что Никита Сергеевич свернул банкет и сославшись на усталость, ушел к себе в каюту, так и не притронувшись ни к еде, ни к выпивке.
На следующий день, как это было принято, в газетах появилась информация о посещении первым секретарем ЦК КПСС города Кременчуга, Кременчугской ГЭС и города энергетиков под названием КремГЭС — того самого Хрущова, который переименовали за одну ночь, сменив все вывески и таблички.
Только посмертно
Теперь это город Светловодск в Кировоградской области Украины, а написанная выше история взята не с потолка, а из книги Сергея Хрущева «Пенсионер союзного значения» — воспоминаниях о его отце.
Но о каком постановлении говорил Никита Сергеевич, отчитывая главного украинского коммуниста? А это и есть причина отсутствия на карте СССР топонимов с именем Хрущева и масштабной волны обратных переименований, прокатившихся по стране на рубеже 1950-х и 1960-х годов. Называлось оно длинно: «Об упорядочении присвоения имен государственных и общественных деятелей краям, областям, районам, а также городам и другим населенным пунктам, предприятиям, колхозам и организациям».
Под «упорядочиванием» подразумевалось прекращение присваивания городам и сёлам имен государственных деятелей при их жизни. Увековечивать память отныне можно было только посмертно и только действительно значимых для государства личностей.
Советская топонимика
А ведь раньше в отечественной топонимике творился настоящий «именной» бардак. Началось всё еще с Ленина, причем при его жизни. Именем «самого человечного человека» с 1918 по 1923 год назвали восемь населенных пунктов. Второй лидер революции Троцкий по этому показателю существенно отставал. Его имя присвоили лишь Гатчине (Петроградская губерния) и селу Иващенкову Самарской губернии, которое ныне известно как город Чапаевск.
Ну а старт безудержной вакханалии переименований дала смерть Ленина в 1924 году. И речь тут не о его «персональных» топонимах, а о городах Зиновьевск, Свердловск, Сталинград, Днепропетровск, Фрунзе, Рыков и целой россыпи населенных пунктов поменьше.
Чем дальше, тем больше — переименовательный процесс начал становиться традицией. Калинин, Орджоникидзе, Куйбышев, Ворошиловград, Ворошиловск, Калининград (не тот, что бывший Кенигсберг, а тот, что Подлипки Московской области), Молотов. Убийство Кирова еще сильнее подхлестнуло этот зуд. В стране в одночасье появилось: три Кировска, два Кирова, два Кировабада, один Кировакан. А еще были Кировград, снова Кирово, Кировское, Кирово-Чепецк.
Причина этой «кировианы» заключалась тогда не только в «геройской» смерти Сергея Мироновича, а еще и в том, что его звучная фамилия легко подходила для географических названий. Не то, что у Лазаря Кагановича — в честь последнего нарекли лишь скромный подмосковный Терновск. Сложно представить, как ту пору называли его жителей.
Продолжая рассказ о трудных для произношения топонимах, отдельной строкой нужно упомянуть среднеазиатские города. И ладно Фрунзе, который киргизы из-за отсутствия в их языке звука «ф» называли «Пурунзе». А вы попробуйте представить какой мукой для таджиков было произносить название построенного в 1927 году города — Орджоникидзеабад.
Но мы отвлеклись. Волна переименований немного утихла в последние годы жизни Сталина, хотя Хрущев в своих мемуарах вспоминал, что некоторые члены Политбюро буквально соревновались между собой в том, у кого больше названных в их честь населенных пунктов. Особенно переживали Каганович с Маленковым, что их незаслуженно зажимали по этой линии. Зато Молотов и Ворошилов здесь были безусловными лидерами. И вот именно Ворошилову как председателю Президиума Верховного Совета СССР и пришлось подписывать инициированный Хрущевым указ 1957 года «Об упорядочении присвоения...» В нем не указывалась ни одна фамилия, но лейтмотив был понятен: выпячивать отдельных ныне живущих личностей при помощи топонимов недопустимо.
К исполнению Указа приступили тотчас. Так на карте страны появился Северодвинск (бывший Молотовск), Луганск (Ворошиловград), Пермь (Молотов), Прикумск (Буденный). За «сталинские» топонимы взялись чуть погодя, оценив реакцию народа на вынос тела бывшего вождя из ленинского Мавзолея. Реакция была вялой, если не сказать безразличной. Вот тогда в топонимику пришли новые названия — Волгоград, Донецк (бывший Сталино), Новомосковск (Сталиногорск).
Что касается лично Хрущева, то при жизни «персонального» города он не удостоился, так как вошел в политическую обойму лишь в последнее десятилетие Сталина. А после его смерти «возвеличивание» стало ненужным уже самому Хрущеву, ставшему трибуном развенчания культа личности.
Правда, попытки происходили — в ЦК КПСС в начале 1960-х, когда уже ходу был оборот «дорогой Никита Сергеевич», стали приходить обращения (как водится от «коллективов трудящихся») о переименовании Курска в Хрущев. Но дать ход инициативе побоялись — все помнили какой разнос учинил Никита Сергеевич в Украинской ССР.