Предыдущая публикация
МОТЫЛЁК (3)
– Здрасьте! – она обзванивала приюты, – Это из отдела образования вас беспокоят. Заведующая отделом социального обеспечения Марина Дружинина. Это в ваш приют поступила учащаяся Елена Мотылева?***
И вот повезло. В одном из приютов тихий голосок ответил – "да". Но это оказалась всего лишь уборщица.
Приют под подходящим названием "Теплый огонёк" находился совсем недалеко от города. Марина, увидев в телефонной книге это название, аж хихикнула. Вот бы там! И оказалось – там.
Она не стала перезванивать. Уладила свои дела в редакции, заехала на заправку. И вот уже ее оранжевый москвич мчался по серой мокрой от дождя трассе.
Марина обладала удивительным даром жизнелюбия и непосредственности, умением отбрасывать от себя всё, что мешало ей жить, работать, получать удовольствие от сделанного.
Она ехала и думала о своем. Рос сынишка, правда, в связи с её работой, его воспитанием занималась, в основном, мама, но жили они вместе, дружно. Мать ее тоже была человеком позитивным и жизнерадостным. Были у Марины и романы, но ни с кем надолго она не задерживалась. Не встретила пока того, с кем хотелось остаться навсегда.
Вот и сейчас она совсем забыла, куда едет. А ведь опыт был – однажды с корреспондентами местного телеканала ездили они в детский дом. Уцепилась тогда ребятня ей за руки, в глаза заглядывают, хотят понравиться ... сердце тогда зашлось. Они писали тогда о трудностях усыновления детей.
Но об этом Марина вспомнила, лишь когда подъехала к приюту и увидела через решетчатый забор играющую во дворе детвору.
Дети играли возле памятника пионеру, в лужах купались и чирикали воробьи, на скамье сидели две женщины, наверное, няни.
А пионер стоял, отвернувшись от них, стоял спиной. Он протянул свой горн к лесу, как будто туда взывал о помощи, трубил о том, что в жизни людской есть такие вот дети. Да-да, есть.
"Эх, надо было хоть конфет взять или фруктов!" – запоздало мелькнуло в голове. Но не возвращаться же.
Машина её осталась за кустарником. Только она собралась войти во двор, как увидела автобус, остановившийся прямо за ее оранжевой автокрасоткой. Из него вывалили школьники.
– Эй, ребятня, а Лена Мотылева кто тут из вас? – Марина обладала крепким голосом.
– А её нет. Она не ездит в школу, – выкрикнул маленький пацаненок.
И дети окружили Марину.
– А Вы за ней, что ли? – спросила высокая девочка.
Марина, конечно, знала, как детдомовские и приютские хотят, чтобы их забрали, поэтому очень быстро ответила.
– Нет, нет! Мне просто поговорить с ней надо.
Дети толпой, оглядываясь и обсуждая ее, направились к дому.
Последней из автобуса вышла воспитатель. Настороженно подошла к гостье.
Марина была опытным журналистом, знала, как расположить. Она расплылась в широкой улыбке.
– Здравствуйте! А вот и герои дня – сотрудники приюта. Я корреспондент газеты "Вестник нечерноземья". Во-от! К вам в приют меня направили, чтоб рассказала о вас, о передовом опыте работы с трудными семьями, о ваших лучших педагогах, о замечательном директоре... забыла, как ее?...
– Раиса Павловна.
– Да-да, о Раисе Павловне... Она на месте?
– Я не знаю ... Но сейчас выясним. Проходите.
Тем временем Алка залетела в игровую.
– Ленка, к тебе там приехали.
Лена с Дашей лежали на ковре. Ленку так и не могли заставить поехать в школу. Сегодня должен был состояться серьезный разговор. К Ленке вызвали тётеньку из отдела образования, поэтому Лена решила, что это она и есть.
– Нет, Лен. Эта точно не та, ну, от школы. Она рыжая и одета смешно. Те так не одеваются.
Лена вылетела вихрем, грохнула дверь, задребезжали стёкла. Марина с Ольгой Кирилловной, вторым воспитателем, были ещё на улице, на пороге. Ленка вылетела в чем была – в коротком халатике и тапках.
– Леночка, ты чего? Почему раздета? Зайди в дом и оденься, – как-то слишком преувеличенно ласково пропела Ольга и прошла мимо. Сейчас она была озадачена приездом корреспондентки и думала только об одном – на месте ли Раиса? – Проходите, подождите, пожалуйста. Я узнаю, тут ли директор. Сами понимаете, директорские дела ... может уехала.
Марина сразу догадалась, что выскочившая девчушка именно та, которая ей и нужна – Лена Мотылева. Опередившие их дети успели доложить. Она высунула голову в дверь.
– Привет, Мотылева! Я по твою душу. Чего голышом-то, холодно ведь. А ну, заходь!
Они зашли в маленький коридорчик перед гардеробом, где стояли вешалки. Тут под вешалками с куклой в руках стояла маленькая глазастая девчушка, испуганно смотрела на них. Потом подошла и взяла Лену за руку.
– Какая ты хорошенькая! – сказала она Лене, – И подружка у тебя – красотка. Это ты – москвичка, будешь?
– Я...я...ну, не москвичка, но ... А вас кто попросил меня найти?
– А, – Марина махнула рукой, – Это и не важно. Важно, что твои москвичи тебя ищут, а ты тут сидишь. Давай – рассказывай ...
Лена ничего не поняла, но начала рассказ. Она говорила сбивчиво и перепрыгивая с одного на другое, но лишь начала, пришлось прерваться – к ним по коридору быстро шла Ольга Кирилловна с Катериной, секретарем.
Они были напряжены. До Раисы им дозвониться не удалось. Но все инстанции, в которых она могла сейчас оказаться, уже были предупреждены – в приюте корреспондент. И ни какой-то там местной районной газеты, а из области.
И сейчас обе они были встревожены. Их задачей было выпроводить корреспондентку до распоряжения директора, но и не ударить в грязь лицом, выдворить надо было тактично.
Но корреспондент шла уже навстречу им с широкой улыбкой на лице и практически с распростёртыми объятиями.
– Как же мне нравится у вас! Вот и дети хвалят, – она махнула рукой в сторону Лены и Даши, – Вы, наверное, хотите показать мне комнаты и классы? А чаем угостите для начала? А то я с дороги... чайку б выпила. А уж потом ...
И сотрудницы вынужденно сменили тактику. Чаем угостить – не трудно. Тем более, видимо, журналистка ничего плохого не хочет, а скорее наоборот – ей все нравится. И в подтверждение этого гостья восхищенно охала, хвалила и восхищалась.
А в приюте, и правда, было уютно – ждали проверку.
Только вот почему она разговаривала с проблемной девочкой – Мотылевой?
Они пили чай в директорской и вполне себе мило беседовали.
Журналистку интересовали, в основном, дела детей. Как они тут оказываются, какие юридические документы нужны для того, чтобы они отсюда были переведены?
Удивлялась, что некоторые дети вынуждены ждать своей участи более двух лет, жить тут и не знать – в детдом их потом перевезут или вернут в семью ...
Ни о каком усыновлении из приюта речи идти не могло. Здесь находятся юридически неопределенные дети, изъятые из семей, оставленные близкими из-за трудной жизненной ситуации, разные. Это некая передержка детей, судьба которых не определена до решения суда.
Сотрудники уже прониклись тем, что журналистка выслушивает их проблемы и жаловались, что иногда этих решений можно ждать больше года. Они-то точно знают, как тяжело приходится некоторым детям.
И тут Марина спросила.
– А были ли у вас дети, которые учатся в училищах с проживанием там?
Они обе сразу поняли о ком идёт речь. Переглянулись. Других таких детей они припомнить не могли.
– Вы о Лене Мотылевой?
– О ней...
– Так ведь у нее не было никаких документов, подтверждающих, что она обучается там, нет оснований. Правда..., – Катя уже цыкала на разговорившуюся Ольгу, но та продолжила, – Правда, в школе подтвердили, что в прошлом году осенью ее мать брала справку о том, что она закончила третий класс, и больше девочка у них не училась.
– И что? Вы навели справки?
– Ну да, мы отправили запрос в училище..., – ответила Катя и опустила глаза.
– А можно мне посмотреть исходящие данные этого запроса? Ну, или квитанцию...
Секретарь напряглась. Все стало ясно: ничего этой хитрой корреспондентке не надо, она приехала учинить скандал из-за Мотылевой. Катя, забывшая отправить этот запрос сразу, просто испугалась и очень резко ответила.
– Без директора мы не имеем право демонстрировать никакие бумаги!
– Извините, – развела руками Ольга...
Марина поняла, что разговора дальше уже не получится. Она широко улыбнулась и встала из-за стола. Все, что надо было, она узнала. Уже своим журналистским нутром, она почуяла страх в глазах сотрудницы, поняла куда бить – запрос не был отправлен вовремя, и они будут это скрывать. Ведь журналисты – это те, кто считают своей удачной находкой чужую неудачную выходку.
Ну, и пусть скрывают, имеют право. Главное, статья уже рисовалась в голове. И ещё – девочка найдена. Свои задачи она выполнила.
Правда, для полноты и подробности образа – поговорить бы ещё с этой Леной.
Если б не было у Марины такого опыта в делах скандальных, она б сейчас попросила о разговоре с ребенком. Но она уже знала – последует отказ и действия по ограничению доступа ее к девочке. Поэтому она улыбнулась, сказала, что ей пора, и напоследок сменила тему. Они говорили о тех, кто помогает приюту, о добрых людях и участливых чиновниках. А такие, слава Богу, у приюта были.
– И вот перед проверкой, они нам кухню отремонтировали...
– Перед какой проверкой?
И опять Екатерина шипела на Ольгу Кирилловна, и та понимала, что сболтнула лишнее.
Они довольно мило попрощались на пороге, Марина села в машину и уехала, ещё раз махнув на прощание сотрудникам. В целом, приятные дамы, да и приют ничего. А проверка очень кстати... Надо узнать точную дату.
***
Лена не находила себе места. Она то бродила по коридору рядом с кабинетом директрисы, то заходила в свою комнату. Им не дали поговорить. И сейчас, всего скорей, решается ее судьба.
Может эта рыжая тётенька заберёт ее и отправит в Москву, в училище? Может за этим она и приехала?
И почему она наврала, что Лена хвалит приют, она же не хвалила, она, скорее наоборот, говорила, что хочет обратно в училище. Но она не успела рассказать все. Этой женщине она повествовала свою боль.
Совсем недавно приезжали сюда Света с мамой. Конечно, инициатором была Светка. Это она как-то притащила мать. Тогда Лена, глядя матери в глаза, подробно рассказывала о бытовом – о том, чем кормят, об обновках, о комнате. Но ни словом не обмолвилась о своем душевном состоянии, о том, как плохо ей тут, не обвинила мать.
Ей казалось, что она и сама должна догадаться, как страстно хочет дочка вернуться в Москву.
– Я вот подумала, может лист этот похвальный надо было привезти? – вспомнила мать.
– А ты не привезла? – глаза полные надежды.
– Нет, хотела, но забыла как-то.
Во всей этой ситуации мать казалась Лене жертвой. Она не виновата. Это её обижают. Сначала – бросил Костя, потом уехала Светка, отобрали Наташу ... Где-то глубоко внутри Ленка понимала все по-взрослому, все понимала, но не хотела принять. Легче же думать, что мама нив чем не виновата. Любому ребенку так легче.
А сейчас она бродила по коридору в ожидании участи.
Девчонки из комнаты, естественно, были с ней на одной волне, также выглядывали в коридор, наблюдали в окно.
– Рыжая такая! Огонь! Она из Москвы?
– Я не знаю....
– А она тебя заберёт?
– Да не знаю я, отстаньте!
Но никто и не собирался отставать. Всем было интересно, что же будет?
– Ленка, Ленка, или сюда! Она уезжает ...
Во дворе секретарша и воспитатель мило беседовали с рыжей, провожали. Сквозь пожухлые ветви деревьев со второго этажа хорошо просматривалась оранжевая машина. Женщина села в машину и ... уехала.
– Уехала! – констатировала Танька, – Нафиг ты ей нужна!
– Да мы здесь все – нафиг никому не нужны, – добавила Кузя-Алка.
Ленка бросилась на подушку, глухо заплакала. Даша присела на коленки рядом с ее кроватью, положила голову на ее подушку и через минуту плакала тоже. Тогда Ленка успокоилась. Ещё не хватало, чтоб Даша плакала из-за нее!
Она села, утерла нос, и велела успокоиться Даше.
Девочки ещё не умели быть тактичными, говорили только об этом, но Ленке уже было всё равно. Главное, что сказала ей эта рыжая тётенька, так это то, что ее хватились и ищут.
***
Марина не уехала. Так просто она никогда не сдавалась.
Она остановилась метрах в двухстах, свернув на грунтовку. Машина её была яркой, да и сама она со своими почти красными волосами тоже была слишком заметной. Марина достала с заднего сиденья серый широкий шарф и повязалась почти под самые брови. Направилась пешком обратно к приюту. Только подобралась с обратной стороны, там, где стояли хозяйственные постройки.
Она легко перемахнула через забор. Делов-то. Обошла постройку и увидела пацана, что-то усердно прячущего за сараем.
– Привет! – резко гаркнула она у него за спиной.
Пацан испуганно сел, вытаращив на неё глаза.
– Бежать собрался?
– Нет, я просто...– он насупился, чуть не разревелся, так и сидел на земле, держась за согнутое колено.
– Да ладно, не дрейфь, не выдам я тебя. Как звать-то? – Марина присела рядом на ящик.
– Коля. Правда не заложите?
– Зуб даю.Так, а зачем бежишь? К мамке что ли?
– Не-ет. Мамки нет. Меня – в детдом, а я хочу жить вольно и независимо.
– Ну, тогда, конечно. Другой расклад. Лучше умереть, сражаясь за свободу, чем быть узником до конца жизни ...Только баш на баш. Я – твою тайну храню, ты – мою.
– Какую? – у Кольки загорелись глаза.
***
Лена намазывала на хлеб кубик масла в столовой, когда к ней подошёл мальчишка лет девяти. Он заговорщически прошептал ей, чтоб она шла за ним. Оба отправились, типа, в туалет. Сотрудницы тоже обедали, беседовали.
Колька повел её в сторону спортивной комнаты. Даша тоже вскочила из-за стола, увязалась следом.
– Тебе нельзя, – отталкивал её Колька, – Только тебе можно.
Он тянул Ленку.
– Даш, пойди пока – кушай, я скоро...
Младшие любили Лену, но этот Колька не особенно был и младше её. И чего ему нужно? Что-то хочет показать?
Колька затащил её в спортивную комнату и ретировался. И тут Лена услышала стук и увидела в окне тётку в сером платке, повязанной прямо над бровями. Кто это? Лена опешила.
Та махала рукой, просила открыть высокое окно изнутри. Похоже ей было неудобно.
Да кто же это?
И тут мелькнула рыжая челка.
Так это ж...
Ленка ловко подтянула к окну скамейку, на неё взвалила маты и, добравшись до окна, открыла его. Теперь они были лицом к лицу. И Ленка увидела, что тётенька тоже стоит высоко над землёй, балансируя на чем-то.
– Привет, Ленка, ещё раз. Если не свалюсь, рада буду дослушать твою историю до конца. А то нас прервали...ой! – что-то качнулось под ногами тетеньки, – Кстати, меня тетя Марина зовут.
– А Вы разве не уехали?
– Блин! А ты не видишь? Вишу тут на подоконнике, как эквилибрист. Расскажи, как ты тут-то оказалась?
– Я же к маме приехала ...
Они довольно долго беседовали. Кто-то из детей обедал, кто-то уже ушел в комнаты, поэтому Лену не хватились. Да и Колька был на стрёме. Марина успела выспросить все, что ей требовалось.
– Слушай, твои там ещё не знают в каком ты приюте просто, – она перехватила руки, уцепившись за подоконник, – А так-то они б уже тебя нашли. Я сейчас как приеду, так и сообщу где ты. А ты жди вестей от меня. Ну, или звонка от своих. Береги крылья, Мотылёк, – она посмотрела вниз, на землю, – Мне б они сейчас тоже не помешали! Все будет хоккей, связь – через Кольку. Классный парень... – тут под ее ногами что-то затрещало и она исчезла из поля видимости Лены, громыхала где-то под стеной, а потом с ящиками в руках, слегка прихрамывая, показалось дальше от стены, – Лен, с Колькой поговори, он на свободу собрался. Поговори, скажи, что свобода – это очень тяжёлая ноша.
***
В этот день Андрей звонил Софии Давидовне, сообщая адрес приюта, который нашла журналистка, а также телефоны города, по которым возможно до приюта дозвониться. Лена нашлась, а это – главное. Жива, здорова...
Но сначала София помчалась сообщать новость Лидии Ивановне. Та не находила себе места от неизвестности. Лидия в этот день не дежурила. София направила старшекурсника по ее адресу.
И в этот же день Раиса Павловна предпринимала все, чтобы отгородить себя от возможных неприятностей. Она уже успела наорать на Ольгу Кирилловна за длинный язык, разругаться с Катериной, довести персонал до слез.
Она узнала все об этой журналистке и поняла, что вляпались они в большие неприятности. Эта Дружинина – страшная скандалистка.
Утром следующего дня она еле дождалась девяти, первая вышла на московское училище, дозвонилась сама. Разговаривала очень вежливо, толково разъясняла юридические аспекты, поясняла, что действовали они юридически правильно и в задержке девочки ничуть не виноваты. Полночи это обдумывала.
Её собеседница просила о разговоре с Мотылевой. Раиса, как могла, ситуацию придержала. Мол – отсутствует девочка, но сама позвонит в ближайшее время.
Теперь надо было поговорить с самой этой Мотылевой, узнать её настрой. Если она будет вести себя как тогда, когда орала тут у неё в кабинете, то допускать её до разговора никак нельзя. Но это не срочно. Куда спешить?
Надо было ещё поговорить с журналисткой, смягчить ситуацию.
Она нашла телефон редакции, где работала Дружинина.
– Здравствуйте, Марина. Это Раиса Павловна, директор приюта "Теплый огонек".
– Ну, надо же. Какое совпадение, а я как раз название статьи продумываю, а тут Вы звоните.
– Какое название?
– Ну, может Вы подкажете, какое Вам больше нравится, вот тут у меня несколько версий, знаете ли, – она выдержала паузу, – "Мотылёк в паутине бюрократии", "Обожжённые крылья уже не порхают", или "Огонек, который больно жжет", а вот это мне больше всех нравится "Стремясь к материнскому свету, попал мотылёк на огонь", а можно и проще "Лети, мотылёк...". Уже и статья готова, а с названием просто села, просто беда какая-то. ..
– Марина! Марина! Постойте, – перебила ее Раиса Павловна, – Какие крылья? Кто обжигает? Мы уже созвонились с училищем Леночки и сегодня она поговорит с педагогами. Зачем статью? Просто...ну, Вы ж понимаете, что нужно основание, чтоб ребенка отправить, чтоб его кто-то отвез. Так много ещё нужно сделать. Не так все просто...
– С кем отправить – найдем. Не проблема. А вот если будут долгие разборки, то эта статья запланирована на...сейчас скажу...на ..., – Марина шуршала листочком, делала вид, что искала дату, а на самом деле хорошо её помнила, – На 24 сентября.
Раиса Павловна ахнула. Проверку ждали – 25-го.
После разговора с журналисткой, она промакнула лоб платком и почти бегом направилась в комнаты девочек. Она вспомнила, что Мотылева не ходит в школу.
– Леночка, солнышко, нашлись твои педагоги. Представляешь, мы так старались и вот... Хочешь поговорить с училищем, а потом и поехать туда?
У Лены задрожали руки и подбородок. Она только кивнула и как во сне пошла по коридору за директрисой. Следом плелась Дашка, и Раиса даже её не гнала.
Невыносимо долго директор соединялась с училищем, потом там невыносимо долго ждали кого-то к телефону ... Лена стояла рядом и не верила.
Может она спит?
Даша сидела рядом на стуле, крутила любимую куклу.
И вот, наконец, Раиса перекинулась с кем-то парой слов и сунула трубку Лене.
– Лена, это ты? – такой дорогой, такой близкий голос Софии Давидовны.
– Да...
– Ты здорова?
– Да...
– У тебя все в порядке?
– Да...
– Мы тебя искали, переживали, особенно тетя Лида ...
– Да...
И тут, на том конце провода, педагог поняла, насколько потеряна сейчас эта девочка. За время своей работы с классом, она уже поняла её характер – сильный, независимый и твердый. А сейчас ...
Душа девочки была пуста, как будто напряжение в её сети упало. Как будто сломалась пружина, держащая ее. И София решительно сменила тактику.
– Мотылева! – строго начала она, – А занимаешься ли ты растяжками?
– Н-нет...
– Это интересно почему же? Растяжки – дважды в день по сорок минут! Физо или бег по часу. И станок, Мотылева, станок! Все элементы и батманы, которые помнишь, особенно грант. Полтора часа – минимум! Слышишь – минимум, а лучше – больше. Нет станка, есть стена, перила, стул ... Повтори!
И Ленка повторила.
– И школу, чтоб посещала и училась! Иначе отстанешь, будешь отчислена! Поняла?
– Да, я пойду в школу!
– А мы за тобой приедем в ближайшее время, как только все уладим. Держи себя в форме! Тебе ещё своих догонять! – и в конце, все же мягче, добавила, – Не унывай, Лена, ты вернёшься к нам обязательно!
***
Когда Марина приехала в следующий раз с фруктами и конфетами, привезла документы из отдела образования на учащуюся Мотылеву – ответ на запрос из Москвы, её встретили заискивающе. Но, она не удивилась.
Удивилась она другому. Тому, как изменилась Лена. Подтянутая, жёсткая, уверенная в себе. Она занималась разминкой – бегала вокруг приюта, а маленькая глазастая Дашенька считала круги, сбивалась, забывала счет и путала.
Марина села рядом с ней – надо было помочь в счёте.
***
София Давидовна сама решила ехать за ученицей. Далеко, конечно, но только так, только ответственному педагогу, вооруженному необходимыми доверенностями, ее могли отдать.
– Я не уверена, что мы Вам сможем оплатить билеты, София, – переживала Галина Петровна, – Но замену часов полностью компенсируем.
Галина Петровна сейчас несказанно рада была, что София Верещагина оказалась у них. Знаменитая балерина, одна из солисток Большого...
Поначалу боязно было брать человека без педагогического опыта, но теперь... Теперь Галина Петровна поняла, что вот также, как балету, София посвятит всю себя воспитанию юных танцовщиц.
Она заочно получала педобразование. Прошло всего полгода, а Галина Петровна поняла – перед ней педагог от Бога.
А София ...
София чувствовала свою вину. Столько сил ушло у неё на то, чтобы ускорить этот процесс возвращения ученицы. Нельзя сказать, что лишь Лидия Ивановна виновата – отправила ребенка одного на такую даль.
Она тоже не уточнила планы девочки, не вникла. А должна была. Но опыта было мало – на ошибках учатся.
И вдруг отец Ани Коростылевой, с которым она уже хорошо была знакома, предложил ей поехать вместе с ней – отвезти на машине. Совершенно безвозмездно, хоть София ещё и надеялась чуток компенсировать бензин. Он говорил – это ради дочки.
Выехали они рано утром, когда солнце ещё не вошло. Было по-осеннему уныло и серо. Листья уже все облетели. Быстро убегали назад огни витрин, светофоры, мелькающие фары машин. Москва оставалась позади.
Сначала они разговаривали лишь по делу, ночь сковывала желание беседовать.
Но вот с рассветом все изменилось. Асфальт шоссе, мокрый после дождя, был похож на уснувшую реку.
Первая скованность исчезла довольно быстро. София была внешне мягка, податлива, боялась причинить неудобства, а Андрей, хоть и суров был с виду, но довольно благодушный и отходчивый, с хорошим чувством юмора.
И через пару сотен километров пути им уже стало казаться, что знакомы они целую вечность. Им было хорошо вдвоем. Так хорошо, как бывает со случайным попутчиком, когда легко и откровенно рассказывается о себе.
Андрей даже удивился про себя. Его проклятый замкнутый характер не позволял ему быть ни с кем по-настоящему близким. Да, его уважали даже может быть любили, но доверительных лёгких приятельских отношений у него не было ни с кем. Может с женой было, да и то поначалу. А потом уже совсем не понимали друг друга...
– Неужели Вашей ученице так хочется возвращаться? На ваши-то тамошние строгости? – улыбался Андрей и смотрел на дорогу.
– О! Это Вы просто не знаете, как затягивает искусство балета. Иногда готовы всю жизнь положить, только б танцевать. Я, когда училась, у нас случай был – девочка чуть с крыши не шагнула, когда ее забраковали из училища... Вовремя остановили.
– Ничего себе. Такие жертвы! Вы уж меня предупредите по знакомству, если с Анькой что...
София улыбнулась:
– Предупрежу. Но Аня не склонна к таким вещам вообще. Исключительно позитивный ребенок! Вам так повезло с дочкой ...
– Да... Не спорю. А у Вас есть дети?
– Нет. Своих детей у меня нет, – она вздохнула и отвернулась к окну, стиснула дверную ручку.
Андрей понял, что вопрос вызвал у собеседницы эмоции негативные, решил больше об этом не говорить.
– Можно я приоткрою?
София опустила стекло. Рвущийся ветер трепал её темные волосы, ворот рубашки. Андрей смотрел на нее краем глаза. Красивая длинная тонкая шея, прямой нос, смуглая кожа. Она сейчас была похожа на героиню, сошедшую со старинной гравюры. Он стряхнул с себя нахлынувшее вдруг желание – спутницу обнять.
Она прикрыла окно и вдруг начала рассказывать.
– Понимаете, балет – это жертва себя искусству. Я ж тоже из провинции, из-под Ленинграда. У нас там хорошая руководительница была, многие пуступали в Вагановку от неё. Вот и я... И все хорошо шло, гоняли нас до багровой пелены перед глазами, зато толк был. Я в Большой танцевать потом довольно-таки легко попала.
Карусель репетиций, спектаклей, гастролей, чужие города. Во Дворце съездов часто танцевали. Я за границу ездила на конкурсы...
София помолчала.
– Мы только из Праги тогда вернулись и собирались в Китай. Программа такая серьезная, меня на первые партии потянули в "Озере" и в "Жизели". Так тяжело было, но получилось ... Если б я знала.
В общем в Праге у меня любовь началась. Там посвободнее было. Он наш был, из балетных. Но тоже, после Праги, на гастроли уехал с другой труппой, мы разъехались временно.
Время идёт, работаем, все на взводе, готовимся. Каждая – незаменима, но конкуренция все равно ... В общем, Вам трудно понять, говорю же – этим жить надо. Мы растворились все тогда в этом. Кто раз попробовал этой жизни, тот уже не уйдет от ее чар. Ноги в кровь, мертвые – с репетиций...
И тут чувствую – не все со мной в порядке. Мутит, голова кружится ... Думала – переутомление. Немудрено.
Оказалось – беременность. Инесса подметила, руководитель наш, велела идти к врачу нашему. Я не пошла, я в женскую пошла... Льву потом звонила. А что он? Он тоже балетный, и испугался ещё больше, чем я.
Инесса тогда сказала – "решай", а сама скорей – замену искать... Китай же скоро. И я тогда решила, что балет – моя судьба. Танец – единственное искусство, материалом для которого служим мы сами. Матери даже говорить не стала, боялась я ее как-то ...
Сделала аборт на позднем сроке уже. Ох, как вспомню, как репетировала в дни после ... Инесса догадалась, наверное, но молчала.
В Китае мне скорую вызывали однажды. Долго меня это не отпускало. Но...выдержала. Главное – танцевать! Какие дети?
Монотонно стучал по лобовому стеклу дождь. Они ехали уже давно. Андрей предложил Софии вздремнуть и она уснула. А он все ехал и думал о ней. Как жаль! Ведь совсем молодая женщина, талантливая и красивая. Так сожалеет о содеянном.
Они подъезжали к кафе, когда проснулась София. Забежали, перепрыгивая лужи, туда перекусить и выпить кофе.
– София, я все думал о Вас.
– Ох! А я уж пожалела, что так разоткровенничалась. Это на меня не похоже. Просто дождь этот, осень...грустно что-то...
– А что дальше было, расскажете? Как жизнь сложилась дальше?
– Дальше? ... А дальше и слава пришла. Такая значительная. И замуж бы вышла, был кандидат. Очень обеспеченный московский молодой чиновник. А отец – чиновник, о котором Вы слыхали, не могли не слыхать. Только вот к тому времени я уже успела операцию сделать, потому что проблемы мои не прекращались, мешали жить, танцевать... Сказала ему, что детей не смогу родить, он и ретировался. А потом ещё кандидаты..., – она махнула рукой, – Я к чему Вам это рассказываю, Андрей. Балет балетом, но не давайте дочке совершать ошибок. Семья и дети в жизни любой женщины – это наиважнейшее. Это я Вам говорю – бывшая затитулованная титулами и знаменитыми ролями балерина.
А потом Андрей рассказывал о себе. И тоже откровенно, правда не столь эмоционально. Чего рассказывать – скучно все у него. Может это осенний дождь выбивает какую-то слезу из душ человечьих?
Почему-то хотелось откровенности обоим.
Дорога сближала. Передремал и Андрей, а потом поехали опять.
– София, а давай перейдем на ты, мне уже кажется, что дорога нас этак сроднила.
– Я не против, давай.
Они держали связь с Мариной, звоня ей из телефонных автоматов кафе и заправок. Марина звала к себе, ломая все их планы – остановиться в гостинице.
– Да вы чё! У меня дом знаете какой! Ну, не у меня лично, а у родителей. Вам каждому по комнате или одну? Хорошо, будет каждому! Не выдумывайте! У меня мама таа-акие пироги печет! Прямо ко мне приезжайте! – и спорить с ней было просто невозможно.
И приехали. Ночью.
– Вот не сидится вам дома по ночам-то в такую погоду! – встретила их сонная, но все же жизнерадостная Марина в пижаме с бегемотами.
А наутро пироги и блины от Марининой мамы – замечательной хозяйки и бабушки шустрого Маринкиного сынишки.
Они направились в приют.
– Ох, что-то я волнуюсь. Мы столько хлопот им причинили. Как встретят? – заерзала на заднем сиденьи Маринкиной машины София.
– Ха! Отлично встретят! У меня ж статья в загашнике. Я им почитать дала несколько абзацев ... Видели бы вы глаза директора. Ух! Остановите Землю – я сойду ... Кажется мне, что все у них готово, чтоб Лену отдать. Нутром чую... А жаль! Хорошая статья, напечатать бы, – она крутанула руль, водила Марина также, как писала – скандально, – Только вот сейчас в магаз заскочим. Детям конфет купим.
И Андрей с Софией были благодарны подсказке.
***
Приют встретил запахом горелой каши, стирального порошка и детским гомоном. На первом этаже висело постельное белье, пеленки. Затянувшийся дождь не позволял сушить белье на улице.
Они поднялись в кабинет директора. Марина была права, встретили их довольно приветливо. Все документы были оформлены. Вот только Лена – в школе. Пришлось ждать...
Лена вбежала в кабинет директора без стука, бросилась в объятия Софии Давидовны. Бросилась и разревелась.
– Ну, ну, Лена! Все хорошо! Поедешь с нами, вот с Андреем Викторычем тебя заберём.
Лена бросилась обнимать Андрея.
Раиса мягко улыбалась. Она все сделала, чтоб скандала эта история не вызвала. Документы все лежали в папочке, на столе. Суда по матери все ещё не было, статус девочки не определен, но официально они ее передают соцзащите Москвы и преподавателю училища.
И теперь участь Мотылевой – не их проблема. Ох, сколько хлопот из-за нее... С такими вот хлопотами Раиса ещё не сталкивалась. Дети были из неблагополучных семей, они убегали, дрались, отказывались учиться, но так, чтоб пресса... чтоб дошло до области, не было никогда.
Поэтому Раиса сейчас ждала только одного – отдать девочку и забыть о проблеме.
– Собирайся, Леночка, – сказала Раиса.
– Разрешите, я помогу? – встала София.
– Конечно, конечно! А вам может кофе? Марина, Андрей...
София и улыбающаяся растерянной улыбкой Лена вышли из кабинета директора. У перил лестничного марша стояла Даша с куклой.
– Даша, Даш... – Лена взяла ее за руку, на её лицо упала пелена печали, она молча пошла вместе с ней.
В комнате растерянно огляделась. София зашла следом, поздоровалась с присутствующей маленькой девочкой с красными пятнами диатеза на пухлых щечках, и с девочкой постарше с каким-то невыспавшимся лицом. Вспомнила про конфеты, вернулась в кабинет директора.
А Лена присела перед Дашей.
– Даша! Даш! Понимаешь, мне надо пока уехать. Мне учиться надо на балерину, понимаешь? Но я, когда вырасту, я сразу тебя найду и к себе заберу, понимаешь? У меня есть младшая сестра, я тебе говорила, но у нее и папа, и мама теперь есть, даже две мамы. А у тебя никого. Будешь моей сестрой?
– Буду... Мотылёк, а ты сколо велнёшься?
Лена помолчала, в раздумье посмотрела на Дашино серьезное бледное личико.
– Нет! Не скоро, Даш. Мне долго надо учиться, помнишь, я тебе показывала, как кружится балерина?
– Помню!
– Ну вот, и я так хочу научиться...
– А я умею, смотли!
И Даша выскочила на пространство между кроватями и неумело по-детски закружилась, сильно отталкиваясь одной ногой.
Вошла София, встала у двери, смотрела на девочку. Та так старалась, что Софии в один момент пришлось ее поймать, чтоб не упала. Она прихватила её за руку.
– Ты совсем закружилась, малыш! Чего это ты показывала?
Даша отдышалась.
– Это так балелины клутятся, – объяснила непонятливой тётеньке.
– Ух ты! Здорово! А я конфет принесла. Будешь?
Даша мотала головой – нет.сейчас ей не хотелось конфет. Она посмотрела на Лену. Та сидела на кровати, безжизненно опустив руки.
– Ты чего, Лен? Не собираешься? – София была удивлена.
Ленка упала в подушку. Но не ревела, просто лежала молча.
София озадаченно посмотрела на девочек. Те молчали. Но в глазах читалось – все знают и понимают.
– Девчонки, а кто конфет хочет? Налетай! – она положила пакет на стол и присела.
Девочки начали подходить.
– Мотылёк Дашу не хочет оставлять, вот и ревёт, – разворачивая конфету, доложила старшая из них.
– Да не ревёт она, лежит просто...чё ты...
– Ну лежит, а все равно из-за Дашки. Вы забираете её да? – дети перебивали друг друга.
– Кого? Лену? Да, забираем на учебу, она же училась у нас в училище. Да, Лен? – чтоб растормошить, обратилась София к Лене.
Но Лена не отвечала.
– А ты, Даш, ей кто? – спросила Соня.
– Сестла..., – ответил ребенок.
Но девчонки хором закричали, что это не так. Что у Даши нет родителей, и сестер и братьев тоже нет, что она – сирота, и поедет скоро в детдом.
Они так разгорячились в рассказах, что не заметили, как Даша открыла шкаф, ящик Лены, и начала переносить из него на кровать ее вещи.
Лена тоже села на кровати и изумлённо смотрела на Дашеньку.
– Даш, ты чего это? Ты помогаешь мне собираться уезжать?
– Да! Поеззай! Научись на балелину, а потом плиедешь и меня научишь!
– Молодец, Дашенька! – похвалила София.
Ленка утерла нос и начала укладывать вещи. Подключилась и София. Даша старательно помогала засовывать носок в носок. Вскоре в дверях возникла толпа ребят. Мальчик повзрослее упёрся руками в дверной косяк и сдерживал любопытных.
– Улетаешь, Мотылёк?
– Улетаю! Вы Дашу тут не обижайте, пожалуйста.
– Не дрейфь, матрос ребенка не обидит.
Вещи Лены были и в прачечной, и в коридорных ящиках. В этой суете сборов София оказалась в коридоре с Дашенькой наедине. Даша рисовала что-то в блокноте.
– А вы – утить будете Лену? – наивно спрашивала она.
София присела перед ней на корточки.
– Да, хорошая моя, буду.
– Только двойки не ставьте, Лена – доблая.
– Обещаю! А что ты рисуешь?
София взглянула. Рисунки были очень хороши для семилетней девочки. Четкие линии, вырисовка. В красной кофте с черными пуговицами женщина и рядом с ней – мужчина.
– Это мама и папа.
– Красивые..., – София боялась говорить об этом.
– Да, поэтому и заблал их Бог. Они ему тозе нлавятся, – сказала легко и даже весело, а потом подняла полные надежды и такие взрослые глаза на Софию, – Я буду здать Мотылька.
В коридоре показался Андрей. София поднялась, подошла к нему.
– Славная девчушка. Говорят, Лена к ней очень привязалась, – показала София на Дашу.
– К Лене, видимо, вообще легко привязаться. Вот и Анька моя жить без неё не может.
– И знаешь, эта Даша – круглая сирота.
Андрей посмотрел на Софию вопросительно, и она поняла его взгляд.
– Нет-нет, ну что ты! Это я так ... просто так жалко их всех! Сколько детей обездоленных.
Андрей понимал ее чувства, и самому было тут некомфортно.
В коридоре появилась Марина.
– Дашка, привет! – крикнула она малышке, – Ну что? У директрисы все готово. Как там Лена? Собирается?
– Да, побежала за ботинками в котельную. Они там сушатся. Огорчена она из-за Даши.
– О да! Это боль! Я тут справки о ней навела, оказывается наши освещали ту аварию. Ох! Жёстко все там, непонятно, как малышка и выжила. А теперь вот совсем одна. Но... Она заговорила благодаря Лене... И это очень хорошо. Теперь она отличный кандидат на удочерение. Смотрите, хорошенькая какая! Хоть себе бери. Но меня саму можно материнства лишать, если посчитать сколько времени я провожу с сыном. Видели какой балованный. Ужас! И обещаю, что я встороне не останусь, теперь следить буду за ее судьбой. Тётенька у меня знакомая есть, мы с ней по детдомам ездили. Она как раз занимается подобными вопросами. В общем, буду держать руку на пульсе.
– Спасибо Вам, Марина! Вы замечательная.
Серая зыбкость дождя встала туманной пеленой между ними. Даша стояла в окне приюта. Стояла и улыбалась.
А вот Ленка сдерживалась из последних сил, делала вид, что улыбается, махала рукой, и как только забралась в машину, заднее стекло которой было непрозрачным от дождя, упала на сиденье и горько заплакала.
Они тронулись.
Взрослые сидели и молчали. Понимали – тяжело.
Они доехали до дома Марины, перегрузились в свою машину, сытно пообедали невероятно вкусными угощениями Марининой мамы и отправились в дальний путь – в Москву.
И Ленка, как только поняла, что покидает Дашу уже окончательно, опять принялась плакать.
София, сидевшая впереди, попросила Андрея остановить машину и пересела назад, к девочке.
– Ну, что ж ты так плачешь? Знаешь как тебя Лидия Ивановна ждёт! Как сильно она переживала, когда ты не вернулась. А девочки. Видишь, Аня даже папу уговорила поехать за тобой....
– Понимаете, у меня мама есть, сестры... Вы не верьте, что она плохая, она хорошая, моя мама.
А София соглашалась.
– Я верю тебе, Лена. Это жизненные обстоятельства такие. Мы сейчас оформим тебе стипендию, социальные льготы, летний отдых. А маму и сестер ты всегда сможешь увидеть. Я лично это тебе обещаю.
– И Дашу, ладно? У меня-то есть мама, есть Лидия Ивановна, Вы, Аня. А у Даши, понимаете, у неё вообще никого в мире нет. Она – одна!
София потихоньку начала ей рассказывать о том, что поведала им журналистка. Обещали, что и Лена будет в курсе судьбы Дашеньки. Говорила как-то потерянно и грустно, останавливаясь на каждом слове.
И Лена немного успокоилась. Она ещё сопела носом, тревожно всхлипывала, но засыпала. София прикрыла её пледом и, чтоб удобней Лене было спать, опять пересела вперёд.
Андрей тихонько наблюдал за Софией. Что-то было не так. Неужели она так расстроена из-за слез Лены. Когда она закусала губы, все же не выдержал – спросил.
– Соня, что не так? На тебе лица нет...
Она, как проснулась...
– Андрей, а ты веришь в предопределение?
– Во что?
– Ну, в предварительную заданность судьбы человека, в знаки?
– Кем заданность?
– Ну, Богом, наверное. В общем, не важно...заданность и всё!
– Скорее, нет. А почему ты спрашиваешь?
– Да эта девочка, Даша... Она не выходит, просто не вылезает из моей головы... – и Софья коснулась пальцами лба, – Ты знаешь, она нарисовала маму и папу там, в коридоре. А мама в красной кофте с черными пуговицами. И это знак.
– Какой знак? – Андрей объезжал большую лужу.
– Красная кофта с черными пуговицами – моя любимая, много лет носимая кофта.
– Вот те и на... Но, Сонь, ты ж сама сказала, что просто жалко их всех...Может это просто эмоции. Ты посмотрела на этих детей, устала, перенапряглась, понервничала.
София моргала, не понимая, что происходит с её душой.
– Ну, да. Ты прав, наверняка. Но с этой девочкой был бы смысл в моей жизни. А так...Да и кто мне её даст? Я ж – одиночка. Таким не дают.
– Ну, это-то не проблема! Есть я, разведённый. Ради Бога, для такого благого дела я готов заключить с тобой брак. Я уверен – с тобой ребенок будет счастлив, ты такая ... такая настоящая, – Андрей не умел говорить красивых слов, покраснел и скорей добавил, – Мать из тебя выйдет прекрасная.
– Понимаешь, она посмотрела на меня, как будто внутрь заглянула, я и сейчас вижу ее взгляд, я....
И София долго поясняла свои чувства, так проникновенно говорила, что и сама разрыдалась.
Ох!
Андрей остановил машину. Кругом сырость – и за окном, и внутри салона... Больше всего он не любил женские слезы. Вообще не умел успокаивать.
– Мне очень плохо, Андрей!
– Сонь, что будем делать?
– Надо вернуться, надо! – София хлюпала носом, – Извини, что эта истерика моя на тебя свалилась. Понимаешь, я не смогу теперь...я буду очень жалеть, что не сделала этого. Наверное, всю жизнь...
Девочка тоже ему очень понравилась, хоть и не считал он себя особо сентиментальным.
София была на эмоциях, но Андрей рассуждал трезво. Дашу сейчас удочерить нельзя никому. До той поры, пока она в приюте, и юридические дела по ней идут. Так какой смысл возвращаться?
Но...
Есть же свой человек – Марина!
– Сонь! Слушай, я храбрился, говорил тебе, что у меня сейчас все хорошо. Но знаешь, и мой жизненный этап сейчас какой-то ... какой-то пустой что ли. После того, как жена нашла другого не больно-то хочется жить. Только Анька вот и держит.
София слушала внимательно.
– И я тут подумал. А если б ... если б у нас. В общем... Короче, – он раздраженный, что так и не нашел нужных слов, что, наверное, торопит события, заводил мотор, – Вот что. Едем к ближайшему телефону. Будем звонить Марине!
– Будем! – София сразу успокоилась, – Будем, Андрей. И я так тебе благодарна ...
***
Лена проснулась оттого, что они никуда не едут. Осмотрелась – в машине она одна. Уже смеркалось, но возле здания, где они остановились, горели фонари. Их свет пробивался сквозь затуманенные сыростью стекла.
Лена приоткрыла дверцу машины, вышла. Не мешало бы сходить в туалет. Она направилась к зданию.
Это было какое-то кафе или столовая, здесь звучала музыка, заходили и выходили люди. Под навесом они стояли без верхней одежды, беседовали и курили. Видимо, что-то праздновали.
Моросил мелкий дождь.
И тут Лена краем уха услышала знакомый громкий голос дяди Андрея. Она подошла к углу и увидела Софию Давидовну и дядю Андрея у телефона, который висел на боковой стене. Он громко говорил, прижимая трубку к уху:
– Да, Марин. Ей аж плохо. Она очень хочет взять Дашу ... Да, удочерить хочет. Возвращаться собралась ...Да, вот и я говорю, что смысла нет... Напишем... вышлем ... сделаем, не вопрос...
Потом трубку взяла София.
– Марина! Я так на Вас надеюсь! Я умру, если не получится... Ой, – София смеялась, – Вы ж обещали им, что не опубликуете. Андрей, послушай, что она говорит...Она говорит, что долг журналистов – успокаивать обеспокоенных и тревожить ублаготворенных. Она сможет забирать Дашу на выходные, представляешь! – и опять громче в трубку, – Марина, а я как только документы соберу, приеду. Я очень хочу опять с Дашенькой увидеться, – и очень серьезно добавила, – Мне кажется, что она – моя неродившаяся дочка...
Лена прижалась спиной к стене и посмотрела на стоящие на площадке перед кафе фонари. За углом вдруг стало тихо, Лена заглянула туда.
Дядя Андрей и София целовались. Ей стало неловко, она отпрянула и направилась на площадку ...
***
Андрей и София вышли из-за угла. Дождь так и моросил. Взрослые гуляющие прятались под навесом. Они собрались там кучкой и все внимательно смотрели на сырую от дождя площадку.
Там, под мелким дождем, легко ступая по осенним мокрым листьям, освещаемых тусклым фонарем, в курточке и теплой шапке, под музыку вальса, доносящейся из здания, танцевала девочка.
Она кружила и порхала так грациозно, что полная слегка подвыпившая женщина, прослезившись, вдруг сказала:
– Смотрите! Ну, ведь порхает, словно мотылек ...
***
От автора:
"Мотылёк" окончен, друзья!
Пусть герои поживут пока без нас. Лена пусть поучится, София с Андреем начнут новый виток жизни, а маленькая Даша обретёт родителей....
Пусть у них все будет хорошо. И у вас, мои друзья, тоже пусть все будет хорошо...так хочется этого для каждого ...
Автор
Канал Рассеянный хореограф. Дзен
Марина обладала удивительным даром жизнелюбия и непосредственности, умением отбрасывать от себя всё, что мешало ей жить, работать, получать удовольствие от сделанного.
Она ехала и думала о своем. Рос сынишка, правда, в связи с её работой, его воспитанием занималась, в основном, мама, но жили они вместе, дружно. Мать ее тоже была человеком позитивным и жизнерадостным. Были у Марины и романы, но ни с кем надолго она не задерживалась. Не встретила пока того, с кем хотелось остаться навсегда.
Вот и сейчас она совсем забыла, куда едет. А ведь опыт был – однажды с корреспондентами местного телеканала ездили они в детский дом. Уцепилась тогда ребятня ей за руки, в глаза заглядывают, хотят понравиться ... сердце тогда зашлось. Они писали тогда о трудностях усыновления детей.
Но об этом Марина вспомнила, лишь когда подъехала к приюту и увидела через решетчатый забор играющую во дворе детвору.
Дети играли возле памятника пионеру, в лужах купались и чирикали воробьи, на скамье сидели две женщины, наверное, няни.
А пионер стоял, отвернувшись от них, стоял спиной. Он протянул свой горн к лесу, как будто туда взывал о помощи, трубил о том, что в жизни людской есть такие вот дети. Да-да, есть.
"Эх, надо было хоть конфет взять или фруктов!" – запоздало мелькнуло в голове. Но не возвращаться же.
Машина её осталась за кустарником. Только она собралась войти во двор, как увидела автобус, остановившийся прямо за ее оранжевой автокрасоткой. Из него вывалили школьники.
– Эй, ребятня, а Лена Мотылева кто тут из вас? – Марина обладала крепким голосом.
– А её нет. Она не ездит в школу, – выкрикнул маленький пацаненок.
И дети окружили Марину.
– А Вы за ней, что ли? – спросила высокая девочка.
Марина, конечно, знала, как детдомовские и приютские хотят, чтобы их забрали, поэтому очень быстро ответила.
– Нет, нет! Мне просто поговорить с ней надо.
Дети толпой, оглядываясь и обсуждая ее, направились к дому.
Последней из автобуса вышла воспитатель. Настороженно подошла к гостье.
Марина была опытным журналистом, знала, как расположить. Она расплылась в широкой улыбке.
– Здравствуйте! А вот и герои дня – сотрудники приюта. Я корреспондент газеты "Вестник нечерноземья". Во-от! К вам в приют меня направили, чтоб рассказала о вас, о передовом опыте работы с трудными семьями, о ваших лучших педагогах, о замечательном директоре... забыла, как ее?...
– Раиса Павловна.
– Да-да, о Раисе Павловне... Она на месте?
– Я не знаю ... Но сейчас выясним. Проходите.
Тем временем Алка залетела в игровую.
– Ленка, к тебе там приехали.
Лена с Дашей лежали на ковре. Ленку так и не могли заставить поехать в школу. Сегодня должен был состояться серьезный разговор. К Ленке вызвали тётеньку из отдела образования, поэтому Лена решила, что это она и есть.
– Нет, Лен. Эта точно не та, ну, от школы. Она рыжая и одета смешно. Те так не одеваются.
Лена вылетела вихрем, грохнула дверь, задребезжали стёкла. Марина с Ольгой Кирилловной, вторым воспитателем, были ещё на улице, на пороге. Ленка вылетела в чем была – в коротком халатике и тапках.
– Леночка, ты чего? Почему раздета? Зайди в дом и оденься, – как-то слишком преувеличенно ласково пропела Ольга и прошла мимо. Сейчас она была озадачена приездом корреспондентки и думала только об одном – на месте ли Раиса? – Проходите, подождите, пожалуйста. Я узнаю, тут ли директор. Сами понимаете, директорские дела ... может уехала.
Марина сразу догадалась, что выскочившая девчушка именно та, которая ей и нужна – Лена Мотылева. Опередившие их дети успели доложить. Она высунула голову в дверь.
– Привет, Мотылева! Я по твою душу. Чего голышом-то, холодно ведь. А ну, заходь!
Они зашли в маленький коридорчик перед гардеробом, где стояли вешалки. Тут под вешалками с куклой в руках стояла маленькая глазастая девчушка, испуганно смотрела на них. Потом подошла и взяла Лену за руку.
– Какая ты хорошенькая! – сказала она Лене, – И подружка у тебя – красотка. Это ты – москвичка, будешь?
– Я...я...ну, не москвичка, но ... А вас кто попросил меня найти?
– А, – Марина махнула рукой, – Это и не важно. Важно, что твои москвичи тебя ищут, а ты тут сидишь. Давай – рассказывай ...
Лена ничего не поняла, но начала рассказ. Она говорила сбивчиво и перепрыгивая с одного на другое, но лишь начала, пришлось прерваться – к ним по коридору быстро шла Ольга Кирилловна с Катериной, секретарем.
Они были напряжены. До Раисы им дозвониться не удалось. Но все инстанции, в которых она могла сейчас оказаться, уже были предупреждены – в приюте корреспондент. И ни какой-то там местной районной газеты, а из области.
И сейчас обе они были встревожены. Их задачей было выпроводить корреспондентку до распоряжения директора, но и не ударить в грязь лицом, выдворить надо было тактично.
Но корреспондент шла уже навстречу им с широкой улыбкой на лице и практически с распростёртыми объятиями.
– Как же мне нравится у вас! Вот и дети хвалят, – она махнула рукой в сторону Лены и Даши, – Вы, наверное, хотите показать мне комнаты и классы? А чаем угостите для начала? А то я с дороги... чайку б выпила. А уж потом ...
И сотрудницы вынужденно сменили тактику. Чаем угостить – не трудно. Тем более, видимо, журналистка ничего плохого не хочет, а скорее наоборот – ей все нравится. И в подтверждение этого гостья восхищенно охала, хвалила и восхищалась.
А в приюте, и правда, было уютно – ждали проверку.
Только вот почему она разговаривала с проблемной девочкой – Мотылевой?
Они пили чай в директорской и вполне себе мило беседовали.
Журналистку интересовали, в основном, дела детей. Как они тут оказываются, какие юридические документы нужны для того, чтобы они отсюда были переведены?
Удивлялась, что некоторые дети вынуждены ждать своей участи более двух лет, жить тут и не знать – в детдом их потом перевезут или вернут в семью ...
Ни о каком усыновлении из приюта речи идти не могло. Здесь находятся юридически неопределенные дети, изъятые из семей, оставленные близкими из-за трудной жизненной ситуации, разные. Это некая передержка детей, судьба которых не определена до решения суда.
Сотрудники уже прониклись тем, что журналистка выслушивает их проблемы и жаловались, что иногда этих решений можно ждать больше года. Они-то точно знают, как тяжело приходится некоторым детям.
И тут Марина спросила.
– А были ли у вас дети, которые учатся в училищах с проживанием там?
Они обе сразу поняли о ком идёт речь. Переглянулись. Других таких детей они припомнить не могли.
– Вы о Лене Мотылевой?
– О ней...
– Так ведь у нее не было никаких документов, подтверждающих, что она обучается там, нет оснований. Правда..., – Катя уже цыкала на разговорившуюся Ольгу, но та продолжила, – Правда, в школе подтвердили, что в прошлом году осенью ее мать брала справку о том, что она закончила третий класс, и больше девочка у них не училась.
– И что? Вы навели справки?
– Ну да, мы отправили запрос в училище..., – ответила Катя и опустила глаза.
– А можно мне посмотреть исходящие данные этого запроса? Ну, или квитанцию...
Секретарь напряглась. Все стало ясно: ничего этой хитрой корреспондентке не надо, она приехала учинить скандал из-за Мотылевой. Катя, забывшая отправить этот запрос сразу, просто испугалась и очень резко ответила.
– Без директора мы не имеем право демонстрировать никакие бумаги!
– Извините, – развела руками Ольга...
Марина поняла, что разговора дальше уже не получится. Она широко улыбнулась и встала из-за стола. Все, что надо было, она узнала. Уже своим журналистским нутром, она почуяла страх в глазах сотрудницы, поняла куда бить – запрос не был отправлен вовремя, и они будут это скрывать. Ведь журналисты – это те, кто считают своей удачной находкой чужую неудачную выходку.
Ну, и пусть скрывают, имеют право. Главное, статья уже рисовалась в голове. И ещё – девочка найдена. Свои задачи она выполнила.
Правда, для полноты и подробности образа – поговорить бы ещё с этой Леной.
Если б не было у Марины такого опыта в делах скандальных, она б сейчас попросила о разговоре с ребенком. Но она уже знала – последует отказ и действия по ограничению доступа ее к девочке. Поэтому она улыбнулась, сказала, что ей пора, и напоследок сменила тему. Они говорили о тех, кто помогает приюту, о добрых людях и участливых чиновниках. А такие, слава Богу, у приюта были.
– И вот перед проверкой, они нам кухню отремонтировали...
– Перед какой проверкой?
И опять Екатерина шипела на Ольгу Кирилловна, и та понимала, что сболтнула лишнее.
Они довольно мило попрощались на пороге, Марина села в машину и уехала, ещё раз махнув на прощание сотрудникам. В целом, приятные дамы, да и приют ничего. А проверка очень кстати... Надо узнать точную дату.
***
Лена не находила себе места. Она то бродила по коридору рядом с кабинетом директрисы, то заходила в свою комнату. Им не дали поговорить. И сейчас, всего скорей, решается ее судьба.
Может эта рыжая тётенька заберёт ее и отправит в Москву, в училище? Может за этим она и приехала?
И почему она наврала, что Лена хвалит приют, она же не хвалила, она, скорее наоборот, говорила, что хочет обратно в училище. Но она не успела рассказать все. Этой женщине она повествовала свою боль.
Совсем недавно приезжали сюда Света с мамой. Конечно, инициатором была Светка. Это она как-то притащила мать. Тогда Лена, глядя матери в глаза, подробно рассказывала о бытовом – о том, чем кормят, об обновках, о комнате. Но ни словом не обмолвилась о своем душевном состоянии, о том, как плохо ей тут, не обвинила мать.
Ей казалось, что она и сама должна догадаться, как страстно хочет дочка вернуться в Москву.
– Я вот подумала, может лист этот похвальный надо было привезти? – вспомнила мать.
– А ты не привезла? – глаза полные надежды.
– Нет, хотела, но забыла как-то.
Во всей этой ситуации мать казалась Лене жертвой. Она не виновата. Это её обижают. Сначала – бросил Костя, потом уехала Светка, отобрали Наташу ... Где-то глубоко внутри Ленка понимала все по-взрослому, все понимала, но не хотела принять. Легче же думать, что мама нив чем не виновата. Любому ребенку так легче.
А сейчас она бродила по коридору в ожидании участи.
Девчонки из комнаты, естественно, были с ней на одной волне, также выглядывали в коридор, наблюдали в окно.
– Рыжая такая! Огонь! Она из Москвы?
– Я не знаю....
– А она тебя заберёт?
– Да не знаю я, отстаньте!
Но никто и не собирался отставать. Всем было интересно, что же будет?
– Ленка, Ленка, или сюда! Она уезжает ...
Во дворе секретарша и воспитатель мило беседовали с рыжей, провожали. Сквозь пожухлые ветви деревьев со второго этажа хорошо просматривалась оранжевая машина. Женщина села в машину и ... уехала.
– Уехала! – констатировала Танька, – Нафиг ты ей нужна!
– Да мы здесь все – нафиг никому не нужны, – добавила Кузя-Алка.
Ленка бросилась на подушку, глухо заплакала. Даша присела на коленки рядом с ее кроватью, положила голову на ее подушку и через минуту плакала тоже. Тогда Ленка успокоилась. Ещё не хватало, чтоб Даша плакала из-за нее!
Она села, утерла нос, и велела успокоиться Даше.
Девочки ещё не умели быть тактичными, говорили только об этом, но Ленке уже было всё равно. Главное, что сказала ей эта рыжая тётенька, так это то, что ее хватились и ищут.
***
Марина не уехала. Так просто она никогда не сдавалась.
Она остановилась метрах в двухстах, свернув на грунтовку. Машина её была яркой, да и сама она со своими почти красными волосами тоже была слишком заметной. Марина достала с заднего сиденья серый широкий шарф и повязалась почти под самые брови. Направилась пешком обратно к приюту. Только подобралась с обратной стороны, там, где стояли хозяйственные постройки.
Она легко перемахнула через забор. Делов-то. Обошла постройку и увидела пацана, что-то усердно прячущего за сараем.
– Привет! – резко гаркнула она у него за спиной.
Пацан испуганно сел, вытаращив на неё глаза.
– Бежать собрался?
– Нет, я просто...– он насупился, чуть не разревелся, так и сидел на земле, держась за согнутое колено.
– Да ладно, не дрейфь, не выдам я тебя. Как звать-то? – Марина присела рядом на ящик.
– Коля. Правда не заложите?
– Зуб даю.Так, а зачем бежишь? К мамке что ли?
– Не-ет. Мамки нет. Меня – в детдом, а я хочу жить вольно и независимо.
– Ну, тогда, конечно. Другой расклад. Лучше умереть, сражаясь за свободу, чем быть узником до конца жизни ...Только баш на баш. Я – твою тайну храню, ты – мою.
– Какую? – у Кольки загорелись глаза.
***
Лена намазывала на хлеб кубик масла в столовой, когда к ней подошёл мальчишка лет девяти. Он заговорщически прошептал ей, чтоб она шла за ним. Оба отправились, типа, в туалет. Сотрудницы тоже обедали, беседовали.
Колька повел её в сторону спортивной комнаты. Даша тоже вскочила из-за стола, увязалась следом.
– Тебе нельзя, – отталкивал её Колька, – Только тебе можно.
Он тянул Ленку.
– Даш, пойди пока – кушай, я скоро...
Младшие любили Лену, но этот Колька не особенно был и младше её. И чего ему нужно? Что-то хочет показать?
Колька затащил её в спортивную комнату и ретировался. И тут Лена услышала стук и увидела в окне тётку в сером платке, повязанной прямо над бровями. Кто это? Лена опешила.
Та махала рукой, просила открыть высокое окно изнутри. Похоже ей было неудобно.
Да кто же это?
И тут мелькнула рыжая челка.
Так это ж...
Ленка ловко подтянула к окну скамейку, на неё взвалила маты и, добравшись до окна, открыла его. Теперь они были лицом к лицу. И Ленка увидела, что тётенька тоже стоит высоко над землёй, балансируя на чем-то.
– Привет, Ленка, ещё раз. Если не свалюсь, рада буду дослушать твою историю до конца. А то нас прервали...ой! – что-то качнулось под ногами тетеньки, – Кстати, меня тетя Марина зовут.
– А Вы разве не уехали?
– Блин! А ты не видишь? Вишу тут на подоконнике, как эквилибрист. Расскажи, как ты тут-то оказалась?
– Я же к маме приехала ...
Они довольно долго беседовали. Кто-то из детей обедал, кто-то уже ушел в комнаты, поэтому Лену не хватились. Да и Колька был на стрёме. Марина успела выспросить все, что ей требовалось.
– Слушай, твои там ещё не знают в каком ты приюте просто, – она перехватила руки, уцепившись за подоконник, – А так-то они б уже тебя нашли. Я сейчас как приеду, так и сообщу где ты. А ты жди вестей от меня. Ну, или звонка от своих. Береги крылья, Мотылёк, – она посмотрела вниз, на землю, – Мне б они сейчас тоже не помешали! Все будет хоккей, связь – через Кольку. Классный парень... – тут под ее ногами что-то затрещало и она исчезла из поля видимости Лены, громыхала где-то под стеной, а потом с ящиками в руках, слегка прихрамывая, показалось дальше от стены, – Лен, с Колькой поговори, он на свободу собрался. Поговори, скажи, что свобода – это очень тяжёлая ноша.
***
В этот день Андрей звонил Софии Давидовне, сообщая адрес приюта, который нашла журналистка, а также телефоны города, по которым возможно до приюта дозвониться. Лена нашлась, а это – главное. Жива, здорова...
Но сначала София помчалась сообщать новость Лидии Ивановне. Та не находила себе места от неизвестности. Лидия в этот день не дежурила. София направила старшекурсника по ее адресу.
И в этот же день Раиса Павловна предпринимала все, чтобы отгородить себя от возможных неприятностей. Она уже успела наорать на Ольгу Кирилловна за длинный язык, разругаться с Катериной, довести персонал до слез.
Она узнала все об этой журналистке и поняла, что вляпались они в большие неприятности. Эта Дружинина – страшная скандалистка.
Утром следующего дня она еле дождалась девяти, первая вышла на московское училище, дозвонилась сама. Разговаривала очень вежливо, толково разъясняла юридические аспекты, поясняла, что действовали они юридически правильно и в задержке девочки ничуть не виноваты. Полночи это обдумывала.
Её собеседница просила о разговоре с Мотылевой. Раиса, как могла, ситуацию придержала. Мол – отсутствует девочка, но сама позвонит в ближайшее время.
Теперь надо было поговорить с самой этой Мотылевой, узнать её настрой. Если она будет вести себя как тогда, когда орала тут у неё в кабинете, то допускать её до разговора никак нельзя. Но это не срочно. Куда спешить?
Надо было ещё поговорить с журналисткой, смягчить ситуацию.
Она нашла телефон редакции, где работала Дружинина.
– Здравствуйте, Марина. Это Раиса Павловна, директор приюта "Теплый огонек".
– Ну, надо же. Какое совпадение, а я как раз название статьи продумываю, а тут Вы звоните.
– Какое название?
– Ну, может Вы подкажете, какое Вам больше нравится, вот тут у меня несколько версий, знаете ли, – она выдержала паузу, – "Мотылёк в паутине бюрократии", "Обожжённые крылья уже не порхают", или "Огонек, который больно жжет", а вот это мне больше всех нравится "Стремясь к материнскому свету, попал мотылёк на огонь", а можно и проще "Лети, мотылёк...". Уже и статья готова, а с названием просто села, просто беда какая-то. ..
– Марина! Марина! Постойте, – перебила ее Раиса Павловна, – Какие крылья? Кто обжигает? Мы уже созвонились с училищем Леночки и сегодня она поговорит с педагогами. Зачем статью? Просто...ну, Вы ж понимаете, что нужно основание, чтоб ребенка отправить, чтоб его кто-то отвез. Так много ещё нужно сделать. Не так все просто...
– С кем отправить – найдем. Не проблема. А вот если будут долгие разборки, то эта статья запланирована на...сейчас скажу...на ..., – Марина шуршала листочком, делала вид, что искала дату, а на самом деле хорошо её помнила, – На 24 сентября.
Раиса Павловна ахнула. Проверку ждали – 25-го.
После разговора с журналисткой, она промакнула лоб платком и почти бегом направилась в комнаты девочек. Она вспомнила, что Мотылева не ходит в школу.
– Леночка, солнышко, нашлись твои педагоги. Представляешь, мы так старались и вот... Хочешь поговорить с училищем, а потом и поехать туда?
У Лены задрожали руки и подбородок. Она только кивнула и как во сне пошла по коридору за директрисой. Следом плелась Дашка, и Раиса даже её не гнала.
Невыносимо долго директор соединялась с училищем, потом там невыносимо долго ждали кого-то к телефону ... Лена стояла рядом и не верила.
Может она спит?
Даша сидела рядом на стуле, крутила любимую куклу.
И вот, наконец, Раиса перекинулась с кем-то парой слов и сунула трубку Лене.
– Лена, это ты? – такой дорогой, такой близкий голос Софии Давидовны.
– Да...
– Ты здорова?
– Да...
– У тебя все в порядке?
– Да...
– Мы тебя искали, переживали, особенно тетя Лида ...
– Да...
И тут, на том конце провода, педагог поняла, насколько потеряна сейчас эта девочка. За время своей работы с классом, она уже поняла её характер – сильный, независимый и твердый. А сейчас ...
Душа девочки была пуста, как будто напряжение в её сети упало. Как будто сломалась пружина, держащая ее. И София решительно сменила тактику.
– Мотылева! – строго начала она, – А занимаешься ли ты растяжками?
– Н-нет...
– Это интересно почему же? Растяжки – дважды в день по сорок минут! Физо или бег по часу. И станок, Мотылева, станок! Все элементы и батманы, которые помнишь, особенно грант. Полтора часа – минимум! Слышишь – минимум, а лучше – больше. Нет станка, есть стена, перила, стул ... Повтори!
И Ленка повторила.
– И школу, чтоб посещала и училась! Иначе отстанешь, будешь отчислена! Поняла?
– Да, я пойду в школу!
– А мы за тобой приедем в ближайшее время, как только все уладим. Держи себя в форме! Тебе ещё своих догонять! – и в конце, все же мягче, добавила, – Не унывай, Лена, ты вернёшься к нам обязательно!
***
Когда Марина приехала в следующий раз с фруктами и конфетами, привезла документы из отдела образования на учащуюся Мотылеву – ответ на запрос из Москвы, её встретили заискивающе. Но, она не удивилась.
Удивилась она другому. Тому, как изменилась Лена. Подтянутая, жёсткая, уверенная в себе. Она занималась разминкой – бегала вокруг приюта, а маленькая глазастая Дашенька считала круги, сбивалась, забывала счет и путала.
Марина села рядом с ней – надо было помочь в счёте.
***
София Давидовна сама решила ехать за ученицей. Далеко, конечно, но только так, только ответственному педагогу, вооруженному необходимыми доверенностями, ее могли отдать.
– Я не уверена, что мы Вам сможем оплатить билеты, София, – переживала Галина Петровна, – Но замену часов полностью компенсируем.
Галина Петровна сейчас несказанно рада была, что София Верещагина оказалась у них. Знаменитая балерина, одна из солисток Большого...
Поначалу боязно было брать человека без педагогического опыта, но теперь... Теперь Галина Петровна поняла, что вот также, как балету, София посвятит всю себя воспитанию юных танцовщиц.
Она заочно получала педобразование. Прошло всего полгода, а Галина Петровна поняла – перед ней педагог от Бога.
А София ...
София чувствовала свою вину. Столько сил ушло у неё на то, чтобы ускорить этот процесс возвращения ученицы. Нельзя сказать, что лишь Лидия Ивановна виновата – отправила ребенка одного на такую даль.
Она тоже не уточнила планы девочки, не вникла. А должна была. Но опыта было мало – на ошибках учатся.
И вдруг отец Ани Коростылевой, с которым она уже хорошо была знакома, предложил ей поехать вместе с ней – отвезти на машине. Совершенно безвозмездно, хоть София ещё и надеялась чуток компенсировать бензин. Он говорил – это ради дочки.
Выехали они рано утром, когда солнце ещё не вошло. Было по-осеннему уныло и серо. Листья уже все облетели. Быстро убегали назад огни витрин, светофоры, мелькающие фары машин. Москва оставалась позади.
Сначала они разговаривали лишь по делу, ночь сковывала желание беседовать.
Но вот с рассветом все изменилось. Асфальт шоссе, мокрый после дождя, был похож на уснувшую реку.
Первая скованность исчезла довольно быстро. София была внешне мягка, податлива, боялась причинить неудобства, а Андрей, хоть и суров был с виду, но довольно благодушный и отходчивый, с хорошим чувством юмора.
И через пару сотен километров пути им уже стало казаться, что знакомы они целую вечность. Им было хорошо вдвоем. Так хорошо, как бывает со случайным попутчиком, когда легко и откровенно рассказывается о себе.
Андрей даже удивился про себя. Его проклятый замкнутый характер не позволял ему быть ни с кем по-настоящему близким. Да, его уважали даже может быть любили, но доверительных лёгких приятельских отношений у него не было ни с кем. Может с женой было, да и то поначалу. А потом уже совсем не понимали друг друга...
– Неужели Вашей ученице так хочется возвращаться? На ваши-то тамошние строгости? – улыбался Андрей и смотрел на дорогу.
– О! Это Вы просто не знаете, как затягивает искусство балета. Иногда готовы всю жизнь положить, только б танцевать. Я, когда училась, у нас случай был – девочка чуть с крыши не шагнула, когда ее забраковали из училища... Вовремя остановили.
– Ничего себе. Такие жертвы! Вы уж меня предупредите по знакомству, если с Анькой что...
София улыбнулась:
– Предупрежу. Но Аня не склонна к таким вещам вообще. Исключительно позитивный ребенок! Вам так повезло с дочкой ...
– Да... Не спорю. А у Вас есть дети?
– Нет. Своих детей у меня нет, – она вздохнула и отвернулась к окну, стиснула дверную ручку.
Андрей понял, что вопрос вызвал у собеседницы эмоции негативные, решил больше об этом не говорить.
– Можно я приоткрою?
София опустила стекло. Рвущийся ветер трепал её темные волосы, ворот рубашки. Андрей смотрел на нее краем глаза. Красивая длинная тонкая шея, прямой нос, смуглая кожа. Она сейчас была похожа на героиню, сошедшую со старинной гравюры. Он стряхнул с себя нахлынувшее вдруг желание – спутницу обнять.
Она прикрыла окно и вдруг начала рассказывать.
– Понимаете, балет – это жертва себя искусству. Я ж тоже из провинции, из-под Ленинграда. У нас там хорошая руководительница была, многие пуступали в Вагановку от неё. Вот и я... И все хорошо шло, гоняли нас до багровой пелены перед глазами, зато толк был. Я в Большой танцевать потом довольно-таки легко попала.
Карусель репетиций, спектаклей, гастролей, чужие города. Во Дворце съездов часто танцевали. Я за границу ездила на конкурсы...
София помолчала.
– Мы только из Праги тогда вернулись и собирались в Китай. Программа такая серьезная, меня на первые партии потянули в "Озере" и в "Жизели". Так тяжело было, но получилось ... Если б я знала.
В общем в Праге у меня любовь началась. Там посвободнее было. Он наш был, из балетных. Но тоже, после Праги, на гастроли уехал с другой труппой, мы разъехались временно.
Время идёт, работаем, все на взводе, готовимся. Каждая – незаменима, но конкуренция все равно ... В общем, Вам трудно понять, говорю же – этим жить надо. Мы растворились все тогда в этом. Кто раз попробовал этой жизни, тот уже не уйдет от ее чар. Ноги в кровь, мертвые – с репетиций...
И тут чувствую – не все со мной в порядке. Мутит, голова кружится ... Думала – переутомление. Немудрено.
Оказалось – беременность. Инесса подметила, руководитель наш, велела идти к врачу нашему. Я не пошла, я в женскую пошла... Льву потом звонила. А что он? Он тоже балетный, и испугался ещё больше, чем я.
Инесса тогда сказала – "решай", а сама скорей – замену искать... Китай же скоро. И я тогда решила, что балет – моя судьба. Танец – единственное искусство, материалом для которого служим мы сами. Матери даже говорить не стала, боялась я ее как-то ...
Сделала аборт на позднем сроке уже. Ох, как вспомню, как репетировала в дни после ... Инесса догадалась, наверное, но молчала.
В Китае мне скорую вызывали однажды. Долго меня это не отпускало. Но...выдержала. Главное – танцевать! Какие дети?
Монотонно стучал по лобовому стеклу дождь. Они ехали уже давно. Андрей предложил Софии вздремнуть и она уснула. А он все ехал и думал о ней. Как жаль! Ведь совсем молодая женщина, талантливая и красивая. Так сожалеет о содеянном.
Они подъезжали к кафе, когда проснулась София. Забежали, перепрыгивая лужи, туда перекусить и выпить кофе.
– София, я все думал о Вас.
– Ох! А я уж пожалела, что так разоткровенничалась. Это на меня не похоже. Просто дождь этот, осень...грустно что-то...
– А что дальше было, расскажете? Как жизнь сложилась дальше?
– Дальше? ... А дальше и слава пришла. Такая значительная. И замуж бы вышла, был кандидат. Очень обеспеченный московский молодой чиновник. А отец – чиновник, о котором Вы слыхали, не могли не слыхать. Только вот к тому времени я уже успела операцию сделать, потому что проблемы мои не прекращались, мешали жить, танцевать... Сказала ему, что детей не смогу родить, он и ретировался. А потом ещё кандидаты..., – она махнула рукой, – Я к чему Вам это рассказываю, Андрей. Балет балетом, но не давайте дочке совершать ошибок. Семья и дети в жизни любой женщины – это наиважнейшее. Это я Вам говорю – бывшая затитулованная титулами и знаменитыми ролями балерина.
А потом Андрей рассказывал о себе. И тоже откровенно, правда не столь эмоционально. Чего рассказывать – скучно все у него. Может это осенний дождь выбивает какую-то слезу из душ человечьих?
Почему-то хотелось откровенности обоим.
Дорога сближала. Передремал и Андрей, а потом поехали опять.
– София, а давай перейдем на ты, мне уже кажется, что дорога нас этак сроднила.
– Я не против, давай.
Они держали связь с Мариной, звоня ей из телефонных автоматов кафе и заправок. Марина звала к себе, ломая все их планы – остановиться в гостинице.
– Да вы чё! У меня дом знаете какой! Ну, не у меня лично, а у родителей. Вам каждому по комнате или одну? Хорошо, будет каждому! Не выдумывайте! У меня мама таа-акие пироги печет! Прямо ко мне приезжайте! – и спорить с ней было просто невозможно.
И приехали. Ночью.
– Вот не сидится вам дома по ночам-то в такую погоду! – встретила их сонная, но все же жизнерадостная Марина в пижаме с бегемотами.
А наутро пироги и блины от Марининой мамы – замечательной хозяйки и бабушки шустрого Маринкиного сынишки.
Они направились в приют.
– Ох, что-то я волнуюсь. Мы столько хлопот им причинили. Как встретят? – заерзала на заднем сиденьи Маринкиной машины София.
– Ха! Отлично встретят! У меня ж статья в загашнике. Я им почитать дала несколько абзацев ... Видели бы вы глаза директора. Ух! Остановите Землю – я сойду ... Кажется мне, что все у них готово, чтоб Лену отдать. Нутром чую... А жаль! Хорошая статья, напечатать бы, – она крутанула руль, водила Марина также, как писала – скандально, – Только вот сейчас в магаз заскочим. Детям конфет купим.
И Андрей с Софией были благодарны подсказке.
***
Приют встретил запахом горелой каши, стирального порошка и детским гомоном. На первом этаже висело постельное белье, пеленки. Затянувшийся дождь не позволял сушить белье на улице.
Они поднялись в кабинет директора. Марина была права, встретили их довольно приветливо. Все документы были оформлены. Вот только Лена – в школе. Пришлось ждать...
Лена вбежала в кабинет директора без стука, бросилась в объятия Софии Давидовны. Бросилась и разревелась.
– Ну, ну, Лена! Все хорошо! Поедешь с нами, вот с Андреем Викторычем тебя заберём.
Лена бросилась обнимать Андрея.
Раиса мягко улыбалась. Она все сделала, чтоб скандала эта история не вызвала. Документы все лежали в папочке, на столе. Суда по матери все ещё не было, статус девочки не определен, но официально они ее передают соцзащите Москвы и преподавателю училища.
И теперь участь Мотылевой – не их проблема. Ох, сколько хлопот из-за нее... С такими вот хлопотами Раиса ещё не сталкивалась. Дети были из неблагополучных семей, они убегали, дрались, отказывались учиться, но так, чтоб пресса... чтоб дошло до области, не было никогда.
Поэтому Раиса сейчас ждала только одного – отдать девочку и забыть о проблеме.
– Собирайся, Леночка, – сказала Раиса.
– Разрешите, я помогу? – встала София.
– Конечно, конечно! А вам может кофе? Марина, Андрей...
София и улыбающаяся растерянной улыбкой Лена вышли из кабинета директора. У перил лестничного марша стояла Даша с куклой.
– Даша, Даш... – Лена взяла ее за руку, на её лицо упала пелена печали, она молча пошла вместе с ней.
В комнате растерянно огляделась. София зашла следом, поздоровалась с присутствующей маленькой девочкой с красными пятнами диатеза на пухлых щечках, и с девочкой постарше с каким-то невыспавшимся лицом. Вспомнила про конфеты, вернулась в кабинет директора.
А Лена присела перед Дашей.
– Даша! Даш! Понимаешь, мне надо пока уехать. Мне учиться надо на балерину, понимаешь? Но я, когда вырасту, я сразу тебя найду и к себе заберу, понимаешь? У меня есть младшая сестра, я тебе говорила, но у нее и папа, и мама теперь есть, даже две мамы. А у тебя никого. Будешь моей сестрой?
– Буду... Мотылёк, а ты сколо велнёшься?
Лена помолчала, в раздумье посмотрела на Дашино серьезное бледное личико.
– Нет! Не скоро, Даш. Мне долго надо учиться, помнишь, я тебе показывала, как кружится балерина?
– Помню!
– Ну вот, и я так хочу научиться...
– А я умею, смотли!
И Даша выскочила на пространство между кроватями и неумело по-детски закружилась, сильно отталкиваясь одной ногой.
Вошла София, встала у двери, смотрела на девочку. Та так старалась, что Софии в один момент пришлось ее поймать, чтоб не упала. Она прихватила её за руку.
– Ты совсем закружилась, малыш! Чего это ты показывала?
Даша отдышалась.
– Это так балелины клутятся, – объяснила непонятливой тётеньке.
– Ух ты! Здорово! А я конфет принесла. Будешь?
Даша мотала головой – нет.сейчас ей не хотелось конфет. Она посмотрела на Лену. Та сидела на кровати, безжизненно опустив руки.
– Ты чего, Лен? Не собираешься? – София была удивлена.
Ленка упала в подушку. Но не ревела, просто лежала молча.
София озадаченно посмотрела на девочек. Те молчали. Но в глазах читалось – все знают и понимают.
– Девчонки, а кто конфет хочет? Налетай! – она положила пакет на стол и присела.
Девочки начали подходить.
– Мотылёк Дашу не хочет оставлять, вот и ревёт, – разворачивая конфету, доложила старшая из них.
– Да не ревёт она, лежит просто...чё ты...
– Ну лежит, а все равно из-за Дашки. Вы забираете её да? – дети перебивали друг друга.
– Кого? Лену? Да, забираем на учебу, она же училась у нас в училище. Да, Лен? – чтоб растормошить, обратилась София к Лене.
Но Лена не отвечала.
– А ты, Даш, ей кто? – спросила Соня.
– Сестла..., – ответил ребенок.
Но девчонки хором закричали, что это не так. Что у Даши нет родителей, и сестер и братьев тоже нет, что она – сирота, и поедет скоро в детдом.
Они так разгорячились в рассказах, что не заметили, как Даша открыла шкаф, ящик Лены, и начала переносить из него на кровать ее вещи.
Лена тоже села на кровати и изумлённо смотрела на Дашеньку.
– Даш, ты чего это? Ты помогаешь мне собираться уезжать?
– Да! Поеззай! Научись на балелину, а потом плиедешь и меня научишь!
– Молодец, Дашенька! – похвалила София.
Ленка утерла нос и начала укладывать вещи. Подключилась и София. Даша старательно помогала засовывать носок в носок. Вскоре в дверях возникла толпа ребят. Мальчик повзрослее упёрся руками в дверной косяк и сдерживал любопытных.
– Улетаешь, Мотылёк?
– Улетаю! Вы Дашу тут не обижайте, пожалуйста.
– Не дрейфь, матрос ребенка не обидит.
Вещи Лены были и в прачечной, и в коридорных ящиках. В этой суете сборов София оказалась в коридоре с Дашенькой наедине. Даша рисовала что-то в блокноте.
– А вы – утить будете Лену? – наивно спрашивала она.
София присела перед ней на корточки.
– Да, хорошая моя, буду.
– Только двойки не ставьте, Лена – доблая.
– Обещаю! А что ты рисуешь?
София взглянула. Рисунки были очень хороши для семилетней девочки. Четкие линии, вырисовка. В красной кофте с черными пуговицами женщина и рядом с ней – мужчина.
– Это мама и папа.
– Красивые..., – София боялась говорить об этом.
– Да, поэтому и заблал их Бог. Они ему тозе нлавятся, – сказала легко и даже весело, а потом подняла полные надежды и такие взрослые глаза на Софию, – Я буду здать Мотылька.
В коридоре показался Андрей. София поднялась, подошла к нему.
– Славная девчушка. Говорят, Лена к ней очень привязалась, – показала София на Дашу.
– К Лене, видимо, вообще легко привязаться. Вот и Анька моя жить без неё не может.
– И знаешь, эта Даша – круглая сирота.
Андрей посмотрел на Софию вопросительно, и она поняла его взгляд.
– Нет-нет, ну что ты! Это я так ... просто так жалко их всех! Сколько детей обездоленных.
Андрей понимал ее чувства, и самому было тут некомфортно.
В коридоре появилась Марина.
– Дашка, привет! – крикнула она малышке, – Ну что? У директрисы все готово. Как там Лена? Собирается?
– Да, побежала за ботинками в котельную. Они там сушатся. Огорчена она из-за Даши.
– О да! Это боль! Я тут справки о ней навела, оказывается наши освещали ту аварию. Ох! Жёстко все там, непонятно, как малышка и выжила. А теперь вот совсем одна. Но... Она заговорила благодаря Лене... И это очень хорошо. Теперь она отличный кандидат на удочерение. Смотрите, хорошенькая какая! Хоть себе бери. Но меня саму можно материнства лишать, если посчитать сколько времени я провожу с сыном. Видели какой балованный. Ужас! И обещаю, что я встороне не останусь, теперь следить буду за ее судьбой. Тётенька у меня знакомая есть, мы с ней по детдомам ездили. Она как раз занимается подобными вопросами. В общем, буду держать руку на пульсе.
– Спасибо Вам, Марина! Вы замечательная.
Серая зыбкость дождя встала туманной пеленой между ними. Даша стояла в окне приюта. Стояла и улыбалась.
А вот Ленка сдерживалась из последних сил, делала вид, что улыбается, махала рукой, и как только забралась в машину, заднее стекло которой было непрозрачным от дождя, упала на сиденье и горько заплакала.
Они тронулись.
Взрослые сидели и молчали. Понимали – тяжело.
Они доехали до дома Марины, перегрузились в свою машину, сытно пообедали невероятно вкусными угощениями Марининой мамы и отправились в дальний путь – в Москву.
И Ленка, как только поняла, что покидает Дашу уже окончательно, опять принялась плакать.
София, сидевшая впереди, попросила Андрея остановить машину и пересела назад, к девочке.
– Ну, что ж ты так плачешь? Знаешь как тебя Лидия Ивановна ждёт! Как сильно она переживала, когда ты не вернулась. А девочки. Видишь, Аня даже папу уговорила поехать за тобой....
– Понимаете, у меня мама есть, сестры... Вы не верьте, что она плохая, она хорошая, моя мама.
А София соглашалась.
– Я верю тебе, Лена. Это жизненные обстоятельства такие. Мы сейчас оформим тебе стипендию, социальные льготы, летний отдых. А маму и сестер ты всегда сможешь увидеть. Я лично это тебе обещаю.
– И Дашу, ладно? У меня-то есть мама, есть Лидия Ивановна, Вы, Аня. А у Даши, понимаете, у неё вообще никого в мире нет. Она – одна!
София потихоньку начала ей рассказывать о том, что поведала им журналистка. Обещали, что и Лена будет в курсе судьбы Дашеньки. Говорила как-то потерянно и грустно, останавливаясь на каждом слове.
И Лена немного успокоилась. Она ещё сопела носом, тревожно всхлипывала, но засыпала. София прикрыла её пледом и, чтоб удобней Лене было спать, опять пересела вперёд.
Андрей тихонько наблюдал за Софией. Что-то было не так. Неужели она так расстроена из-за слез Лены. Когда она закусала губы, все же не выдержал – спросил.
– Соня, что не так? На тебе лица нет...
Она, как проснулась...
– Андрей, а ты веришь в предопределение?
– Во что?
– Ну, в предварительную заданность судьбы человека, в знаки?
– Кем заданность?
– Ну, Богом, наверное. В общем, не важно...заданность и всё!
– Скорее, нет. А почему ты спрашиваешь?
– Да эта девочка, Даша... Она не выходит, просто не вылезает из моей головы... – и Софья коснулась пальцами лба, – Ты знаешь, она нарисовала маму и папу там, в коридоре. А мама в красной кофте с черными пуговицами. И это знак.
– Какой знак? – Андрей объезжал большую лужу.
– Красная кофта с черными пуговицами – моя любимая, много лет носимая кофта.
– Вот те и на... Но, Сонь, ты ж сама сказала, что просто жалко их всех...Может это просто эмоции. Ты посмотрела на этих детей, устала, перенапряглась, понервничала.
София моргала, не понимая, что происходит с её душой.
– Ну, да. Ты прав, наверняка. Но с этой девочкой был бы смысл в моей жизни. А так...Да и кто мне её даст? Я ж – одиночка. Таким не дают.
– Ну, это-то не проблема! Есть я, разведённый. Ради Бога, для такого благого дела я готов заключить с тобой брак. Я уверен – с тобой ребенок будет счастлив, ты такая ... такая настоящая, – Андрей не умел говорить красивых слов, покраснел и скорей добавил, – Мать из тебя выйдет прекрасная.
– Понимаешь, она посмотрела на меня, как будто внутрь заглянула, я и сейчас вижу ее взгляд, я....
И София долго поясняла свои чувства, так проникновенно говорила, что и сама разрыдалась.
Ох!
Андрей остановил машину. Кругом сырость – и за окном, и внутри салона... Больше всего он не любил женские слезы. Вообще не умел успокаивать.
– Мне очень плохо, Андрей!
– Сонь, что будем делать?
– Надо вернуться, надо! – София хлюпала носом, – Извини, что эта истерика моя на тебя свалилась. Понимаешь, я не смогу теперь...я буду очень жалеть, что не сделала этого. Наверное, всю жизнь...
Девочка тоже ему очень понравилась, хоть и не считал он себя особо сентиментальным.
София была на эмоциях, но Андрей рассуждал трезво. Дашу сейчас удочерить нельзя никому. До той поры, пока она в приюте, и юридические дела по ней идут. Так какой смысл возвращаться?
Но...
Есть же свой человек – Марина!
– Сонь! Слушай, я храбрился, говорил тебе, что у меня сейчас все хорошо. Но знаешь, и мой жизненный этап сейчас какой-то ... какой-то пустой что ли. После того, как жена нашла другого не больно-то хочется жить. Только Анька вот и держит.
София слушала внимательно.
– И я тут подумал. А если б ... если б у нас. В общем... Короче, – он раздраженный, что так и не нашел нужных слов, что, наверное, торопит события, заводил мотор, – Вот что. Едем к ближайшему телефону. Будем звонить Марине!
– Будем! – София сразу успокоилась, – Будем, Андрей. И я так тебе благодарна ...
***
Лена проснулась оттого, что они никуда не едут. Осмотрелась – в машине она одна. Уже смеркалось, но возле здания, где они остановились, горели фонари. Их свет пробивался сквозь затуманенные сыростью стекла.
Лена приоткрыла дверцу машины, вышла. Не мешало бы сходить в туалет. Она направилась к зданию.
Это было какое-то кафе или столовая, здесь звучала музыка, заходили и выходили люди. Под навесом они стояли без верхней одежды, беседовали и курили. Видимо, что-то праздновали.
Моросил мелкий дождь.
И тут Лена краем уха услышала знакомый громкий голос дяди Андрея. Она подошла к углу и увидела Софию Давидовну и дядю Андрея у телефона, который висел на боковой стене. Он громко говорил, прижимая трубку к уху:
– Да, Марин. Ей аж плохо. Она очень хочет взять Дашу ... Да, удочерить хочет. Возвращаться собралась ...Да, вот и я говорю, что смысла нет... Напишем... вышлем ... сделаем, не вопрос...
Потом трубку взяла София.
– Марина! Я так на Вас надеюсь! Я умру, если не получится... Ой, – София смеялась, – Вы ж обещали им, что не опубликуете. Андрей, послушай, что она говорит...Она говорит, что долг журналистов – успокаивать обеспокоенных и тревожить ублаготворенных. Она сможет забирать Дашу на выходные, представляешь! – и опять громче в трубку, – Марина, а я как только документы соберу, приеду. Я очень хочу опять с Дашенькой увидеться, – и очень серьезно добавила, – Мне кажется, что она – моя неродившаяся дочка...
Лена прижалась спиной к стене и посмотрела на стоящие на площадке перед кафе фонари. За углом вдруг стало тихо, Лена заглянула туда.
Дядя Андрей и София целовались. Ей стало неловко, она отпрянула и направилась на площадку ...
***
Андрей и София вышли из-за угла. Дождь так и моросил. Взрослые гуляющие прятались под навесом. Они собрались там кучкой и все внимательно смотрели на сырую от дождя площадку.
Там, под мелким дождем, легко ступая по осенним мокрым листьям, освещаемых тусклым фонарем, в курточке и теплой шапке, под музыку вальса, доносящейся из здания, танцевала девочка.
Она кружила и порхала так грациозно, что полная слегка подвыпившая женщина, прослезившись, вдруг сказала:
– Смотрите! Ну, ведь порхает, словно мотылек ...
***
От автора:
"Мотылёк" окончен, друзья!
Пусть герои поживут пока без нас. Лена пусть поучится, София с Андреем начнут новый виток жизни, а маленькая Даша обретёт родителей....
Пусть у них все будет хорошо. И у вас, мои друзья, тоже пусть все будет хорошо...так хочется этого для каждого ...
Автор
Канал Рассеянный хореограф. Дзен
Следующая публикация
Комментарии 37