1.
Колесо внедорожника зашуршало по щебенке обочины, и пассажирка на переднем кресле вздрогнула, отрываясь от дремоты.
– Лена, с тобой все нормально? – спросил водитель и остановил машину.
Но вопрос она пропустила мимо ушей. Остатки сна, тяжелого, темного, унылого, как тучи над полем, ерзали перед ней.
А как иначе, если привиделся дурной сон?
Белый отель, застывший в чаще леса неподалеку от размытой дороги. Ночь белая — не от солнца, а от какого-то фосфоресцирующего, болезненного свечения, что разлилось в воздухе. Свет, обнажающий неестественную, гнетущую тишину, повисшую над ухабами и колеями, изуродованными ливнями.
Как иначе, если в том сне, даже стоя к отелю спиной, она кожей чувствовала присутствие этого миража. Он возвышался, неприступный и холодный, точно выточенный из цельной глыбы гипса. Он выглядел как морг.
Но еще там была Марина. Она обреченно смотрела на Лену, с земли, по которой ползла, всего в паре шагов…, ей было плохо и ее фигура, такая знакомая, казалась в призрачном свете хрупкой и беззащитной. Лена сделала шаг. Еще один. Еще…, – так передвигаются механические куклы.
Невидимые путы на ногах не давали идти на помощь. Марину по земле волокли неизвестные люди, и она даже не пыталась сопротивляться — Лена видела, как поджаты в коленях ноги подруги, как пульсирует в висках кровь.
Роман повел носом, сморщил лоб, – ощущался запах мочи, сиденье под Леной было мокрым.
–Лена! – он показал глазами туда, на сиденье под ней.
Теперь она пришла в себя. Это она во сне… так получилось у нее во сне… Но она с ней такое впервые…
Он ударил руками свою невинную баранку. Выскочил наружу. Колесо было пробито, – она поняла это, глядя на струи ливня по стеклу и взмахи руками Романа.
Шторм настиг их в самой глуши.
Роман юркнул в машину, утерся салфетками.
– Мотель здесь есть. Видел вывеску на дороге. Но его нет на карте. А вдруг повезет? Может, недавно построили или нелегальный. Короче, согреемся, переночуем, а утром заменю колесо, и дотянем до заправки.
Она вышла под дождь, и стояла, расставив ноги, как под душем. Он захватил сумки, куртки, – свою накинул на Лену, она была просторнее, чем тонкая, узкая куртка Лены, ему показалось, что под не согреться.
Потом съехал на обочину, нажал на сигнализацию, и они пошлепали по трассе назад.
Вывеска появилась за поворотом, через метров 200-300.
«МОТЕЛЬ «ПОСТОЙ», — гласили потускневшие буквы. — ВСЕГДА ЕСТЬ СВОБОДНЫЙ НОМЕР».
– А где он?! – закрутился Роман.
Они увидели съезд с дороги, пошли по щебенке. Пять раз не ответили на звонок друзей с дачи, которые их сегодня так и не дождались, и на шестой раз Роман ответил, что пока хотят найти отель, а завтра позвонят.
За стеной их туй на обочине стояло здание, – каменное, двухэтажное, вытянутое в ширину, как великан на шпагате, и без огней.
– Отель закрыт, наверное.

– Но белье вон висит на втором этаже. Он мне приснился.
Роман дернул дверь, и она поддалась. На путников упал свет, который горел в фойе. Прошли к конторке, за которой никого не оказалось.
Конторка пахла старым деревом и сигаретным дымом тридцатилетней выдержки и чем-то ещё — сладковатым и тяжелым, как запах гниющих цветов.
Портье возник перед ними, как призрак. Он был таким же выцветшим, как и его обитель. Худой, как жердь. Возраст его завис где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Его жесты были плавными, слишком плавными, как во сне. Он смотрел паспорта, и путники уперлись взглядом в его пальцы, которые были не просто длинными…, они были как корейские палочки чоккарак, и портье этими своими палочками делал запись в журнале, протягивал ключ, – и все такими движениями, будто играет в карточную игру «Элузис», и загадывает правило раскладки карт, чтобы гости в роли его партнеров по игре, глядя на разложенные карты, должны были угадать его задумку.
Гости успели несколько раз перекинуться взглядами и оглядеться. Все было настолько старым, еще того старо-советского периода, что отелю уже впору было справить столетие, не меньше.
Лена стояла подальше, стесняясь своего запаха, но тут она разглядела на конторке брелок. Да, ближе к стене, в одиночестве лежал брелок «Скорпион в янтаре». У Марины такой же висел на ключе от машины.
– Извините, а у Вас останавливалась Марина Цапкова?
– Номер 211…, – безучастно произнес портье, не обращая внимания на вопрос.
– Вы серьезно? – спросил Роман.
– Что?
– Это столько у вас номеров? – засомневался Роман.
– Вы у нас уже останавливались, – должны знать, – наставительным тоном ответил портье. – Номер 211 на втором этаже. Ле-вый то-о-рец, — он растянул как жвачку пару слов, и изобразил улыбку.
Коридор второго этажа был узким и длинным, как похоронный зал. А если учесть, что только в одном крыле горела лампочка, можно было говорить о погруженности коридора во мрак.
Шаги отдавались в гробовой тишине тяжело и гулко. Двери стояли без номеров, лишь номера 209 и 211, стоящие напротив, имели цифры.
– Похоже, мы единственные постояльцы, – бодрился Роман, входя в номер.
– Если есть душ и горячая вода, мы спасены, – бодрилась и дрожала Лена.
Дверь закрылась за ними с каким-то щенячьим скулением, и их накрыло волной спертого воздуха — тяжёлого, густого, пахнущего пылью, въевшейся в бархат кресла и дивана, и сладковатым, лекарственным ароматом давно испарившихся духов.
Комнаты бывают старыми и законсервированными, как насекомые в янтаре. В номере сразу возникало впечатление, что весь этот антикварный хлам свезли с дачи какого-нибудь генерала и расставили на значительно меньшем «метраже».
Стены давили обоями в ослепительно-желтую вертикальную полоску, словно отливающую ядовитым светом трофейного золота. Они не украшали, они гипнотизировали, сужая пространство, заставляя потолок, покрытый потрескавшейся лепниной, нависать всё ниже. Пол под ногами слегка пружинил, будто скрипящие доски скрывали под собой не пустоту, а иное, застывшее время.
В углу устроилось кресло, словно орудие пытки, которое давно не использовали по назначению. Тёмно-зелёный бархат, когда-то мягкий, теперь был испещрён залысинами и пятнами неопределённого происхождения. Жутким был отпечаток на спинке и сиденье: вмятины от локтей, ссохшаяся ворсом полоса, будто кого-то привязывали верёвками. Казалось, если прикоснуться, можно почувствовать отголоски чужой агонии.
У стены стоял вызывающе нелепый комод. Его ядовито-зелёный цвет, отдающий перезрелым авокадо, казалось, пульсировал в полумраке. Лакированная поверхность была покрыта сеткой мелких трещин, словно старая кожа, а бронзовые ручки в виде раковин окислились до зловещего чёрно-зелёного оттенка.
Но главным, гипнотизирующим объектом был телевизор. Деревянный корпус, массивный, как гроб, венчал тот самый выпуклый экран — слепое, тёмное, молочно-мутное стекло. Он не просто был выключен. Он был мёртв. Но в его глубине чудилось отражение — искажённое, расплывчатое, не твоё собственное. Словно кто-то смотрел изнутри и нервно ухмылялся.
Время здесь не текло. Оно застоялось, как болотная вода, пропитав собой каждую пылинку, каждую молекулу этого удушливого воздуха. Это была не комната, а ловушка. Попадая сюда, ты переставал быть гостем. Ты становился экспонатом.
– Халата нет. Фена нет. Тебе не показалось, здесь «стремно» как-то? – спросил Роман Лену, когда она вышла из душа, по-домашнему обмотанная полотенцем.
– Я, кажется, немного согрелась. И одежду сполоснула. К утру высохнет.
– Ну все отлично, только с ужином пролетели.
– В смысле?
– Ну, здесь бар закрыт. К ребятам на дачу сегодня не попали. Но вот чаек заварил, давай, греемся дальше.
– Да, отлично, а почему ты не сказал, что здесь уже был?
– Не сказал? А о чем говорить? Портье что-то путает, я здесь впервые, как и ты.
Лена впервые за вечер посмотрела ему прямо в глаза. Она ему не верила, как он не пытался ее разубедить. Он явно был здесь, и не один, а с Мариной, которая тоже ничего не сказала. На эсэмэску не ответила, – типа, уже спит, ее лучше не трогать. Но больше всего Лену «выбесило» то, что Роман устроил этот цирк: удивился, что в лесу отель, удивился названию, удивился ее вопросам…

2.
Ночью Лену разбудил звук. Не скрип и не стук. Это был шаг. Медленный, тяжелый, шаркающий, будто кто-то едва тянул ноги по доскам коридора. Он прошел мимо, удалился – приблизился – удалился, а через несколько минут вернулся. Туда-сюда. Туда-сюда. Как часовой, не знающий другого маршрута.
– Роман, — прошептала она, хватая его за руку.
Он уже не спал. Лежал с широко открытыми глазами.
— Слышишь?
— Угу, — только и смог выдавить он.
– Иди, глянь.
– Да вроде уже тихо.
Они лежали, прижавшись друг к другу, слушая, как кто-то меряет шагами коридор. Иногда шаги стихали прямо за дверью, и тогда им казалось, что кто-то прильнул к замочной скважине, втягивая воздух, пытаясь учуять их страх.
Уснуть они не смогли. Роман, осунувшийся и помятый, смотрел в потолок. Елена вдруг встряхнула его за плечи со словами, мужик он или нет.
Потом ее понесло, она заругалась на Романа, она высказала своему спутнику много нелицеприятных слов, и все лишь из-за того, что он не предпринимал никаких усилий, чтобы отогнать того мудака от двери. А может в ней говорил протест против его вранья насчет посещения этого отеля в прошлом.
Он высунулся…
Коридор был пуст, из подозрительного можно было назвать чуть приоткрытую дверь напротив.
– Вы мешаете спать! – раздался крик в пустоте, и это был крик Романа.
Лене показался его крик робким, нерешительным, даже писклявым. Это было на него не похоже. Чего он испугался?
– Собирай вещи. Дождь приостановился.
– Давай утром, я боюсь.
В дверь постучали. Он вдруг прямо в плавках распахнул ее и там показались три тени высоких мужчин.
– Не ходи никуда! – крикнула Лена.
Но он отмахнулся, пробурчал, что в коридоре никого и он, мол, спустится к портье, узнать, какой сумасшедший здесь ходит по коридору. Лена стала лихорадочно скидывать свои вещи в чемодан и убеждать себя, что три тени мужчин ей показались, просто показались. Прошла минута. Три. Пять. В дверь никто не стучал и Роман не возвращался.
3.
В полной тишине она подошла к двери и приоткрыла ее. Длинный пустой коридор с единственной лампочкой в другом конце. И никого.
– Роман? — тихо позвала она.
Эхо вернуло ей ее же голос. Ни ответа, ни привета.
Сердце ушло в пятки. Она натянула на себя свои мокрые трусы, накинула банное полотенце и вышла из номера, оставив дверь открытой. Воздух был ледяным.
– Роман! Ты где? Шутки плохи!
Она дошла до лестницы, выглянула вниз — ни души. По скрипучему полу вернулась к своему номеру. Вспомнила, что звук, который они слышали, был не скрипящим, будто человек на наступал на определенные доски или знал, как наступить, чтобы звук был потише. И тут ее взгляд упал на пол. К ее двери тянулся влажный след. След босых ног из номера напротив.
Лена не решилась открывать дверь в свой номер, повинуясь какому-то необъяснимому импульсу, сбежала вниз, стала тарабанить в дверь портье, которую заметила на оформлении под лестницей. Она дождалась, когда высунулось заспанное лицо портье. Он не видел Романа после их заселения.
Она вернулась, следов уже не было, только дверь напротив была приоткрыта. В номере никого не было. Она глянула в окно, где стояла кромешная тьма, где нависала тишина, и закончился дождь. В том то и дело, дождь закончился, но выходить на улицу было страшно, да и холодно.
«Куда мы попали? …Надо дождаться Романа, – скорее всего, пошел пробитое колесо менять».
Она решила покопаться в Интернете, найти это место, может рядом есть деревни. Деревень не было, были «заброшки», а вообще недалеко была территория заповедника «Нургуш». Это означало, что от Кирова по трассе Р-176 они уехали более чем на 180 километров. Проехали Орлов, Юрьево, Котельнич, Вишкиль и Боровку.
Но ее заинтересовала одна статья. Местный краевед Кривов на сайте Кировской областной газеты написал статью «Стоит ли опасаться Гнёзд Земной Силы?», где утверждал, что в этих краях, недалеко от туристской тропы «Заячья поляна», были «Места Силы». Их называли «Гнёздами», и знали о них только старцы да ведуны. Внешних примет никаких, если не считать, что там часто встречаются определенные деревья: осина, чёрная ольха и сосна.
Само Гнездо выглядит, может, и неприметно: поляна, где трава погуще и позеленее, где камни больше, древние, а на них знаки нерасшифрованные, где ключ студёный бьёт из-под корня вековой сосны. По ночам над этим местом вьётся туман кольцами, будто хоровод призраков. Стоишь там — и сердце замирает. Чувствуешь, как будто кто-то древний и могучий дышит у тебя за спиной. Это сама земля здесь говорит. Здесь её жилы, по которым течёт сила, что старше и людей, и богов.
И нельзя ставить шалаш, палатку или чего доброго, строить дом.
Потому что поляна скрывает под собой полузасыпанные тоннели. Существует версия, что они очень древние и представляют собой ловушки для душ умерших, чтобы те не досаждали живым. Люди строили их чтобы мертвые не приходили за ними. Сила этих мест не для людского житья дана. Она для роста трав, для бега зверей, для круговорота жизни и смерти. Она не терпит гвоздя, вбитого в своё сердце.

И вот где-то в тридцатых годах прошлого века на таком месте построили двухэтажное здание для вахтовых рабочих по строительству дороги. Дом сохранился, наверняка отрыли там какой-нибудь отель или мотель, но безопасно ли там? – задавался вопросом краевед.
Кривов так же где-то раздобыл опубликованные отрывки из писем рабочих.
Один в первую же ночь не мог сомкнуть глаз. Слышал, как под полом что-то шепчет, будто корни меж собой переговариваются. Потом в доме стало появляться то, чего не должно быть. Из щелей в полу полез мох, густой и холодный, хотя на дворе стояло лето. По стенам поползли узоры, как морозные, но не тающие.
Другой рабочий писал, что печь не истопить, дом не согреть, мерзнут, хотя осень. И все время стоит запах сырости да прелых листьев.
У третьего начались галлюцинации. Ему привиделось, как трое мужчин, вроде не «энкэвэдешники», без формы, в черных робах пришли и увели рабочего. И больше он не вернулся.
Еще приводились слова вятского старожила И. Зимина:
«Подземный ход из бывшей деревенской церкви села Постой еще существует. Я сам лично, в числе четверых юношей, проходил по нему осенью 1931 г. Прошло много лет, но за память я ручаюсь. Тогда было время страшного вандализма. От церкви тогда осталась груда камней, досок, и штукатурки высотой больше метра. Осенью 1931 г. мы вчетвером гуляли и увидели провал в земле. Это был подземный ход, идущий от церкви на юг к оврагу между амбарами. Стенки и сводчатый потолок этого хода были выложены кирпичом. Мы по подземному ходу прошли на север, метров 50, пока не наткнулись на завал. Передний освещал дорогу спичками. Завал можно было разгрести, но за ним был мрак и тянуло сыростью. Впереди идущий чего-то испугался, и мы подались обратно…».
Лена поняла: здесь существовала деревня. Под зданием возможно подземные ходы. И есть притяжение, которое давит на каждого человека, которое тянет его в подземелье.
– Роман? — на всякий случай крикнула она в коридор, и глянула на номер напротив. Дверь по-прежнему была приоткрыта. Заглянула. На кровати, спиной к ней, сидел Роман.
–Роман, слава Богу! Нашелся! Что ты здесь делаешь? Мы уезжаем!
Роман не двигался. А потом медленно, очень медленно начал поворачивать голову. Скрип костей был слышен в тишине.
–Постой..., — просипел он, и его голос был шелестом сухих листьев.
Тут из-за ее спины раздался шлепающий шаг.
Лена шмыгнула в дверь обратно. Коридор был пуст. Но когда она снова посмотрела в комнату, она увидела, что там никого нет. Роман ей привиделся.
Она отшатнулась, чтобы бежать, но ее плечо коснулось чего-то упругого и холодного. Роман стоял прямо за ней, блокируя выход. Он не улыбался. Он просто смотрел.
Она попыталась вырваться, но его рука сомкнулась на ее запястье с силой стального капкана. Она закричала, но крик поглотила давящая тишина мотеля.
Она вдруг увидела себя в темном коридоре с одной лампочкой в конце, – она двигалась по полу, спиной вперед, не прибегая к помощи ног. Ее что-то тянуло. Она услышала шорохи и первые звуки из соседних номеров. Приглушенные голоса других постояльцев из щелей дверей, откуда падал свет, призывали ее: «Постой... Постой с нами...».