...Как-то одним московским вечером мы сели такси. Водитель, в очках, немолодой уже мужчина, такой, молчаливый, строгий, упрямый, даже немного ворчливый и педантичный.
Проезжаем Берсеневскую набережную, мрачное здание Театра Эстрады, я говорю дочери и сыну (уже совершеннолетним): "Надо купить билеты, пока Хазанов здесь "худрук". Они мне в унисон: "Нет, иди без нас. Мы такое не смотрим."
– А я его брат, – вдруг говорит таксист.
Дальше едем.
– Я – Юрий Викторович, – говорит он как будто с обидой, что я его не узнал, – Но мы в ссоре, не общаемся.
–А! – все, что мог сказать я.
А он горько так усмехнулся, и замолчал уже до конца дороги.
«Дед странный, – мелькнула тогда у меня мысль. – Фамилия не та. И лицом совсем не похож. И Хазанов никогда в интервью не говорил, что у него есть брат. Какой же он брат? Таксистские шутки такие, что-ли?»

А вчера я прочитал сообщение в Новостях о смерти в полной нищете, в крохотной однокомнатной квартире в подмосковном Железнодорожном, Юрия (отчество "Викторович" в новостях не называют) Лукачера, единокровного брата Геннадия Хазанова и сразу вспомнил «странного таксиста». Да, их связывала общая мать, Ираида Моисеевна. И Юрий в своей жизни много достиг, его уважали, как мастера своего дела. Талантливый звукорежиссер, отдавший годы «Мосфильму» и центральному телевидению. Его руки и слух творили титры к известным советским фильмам и программам. Коллеги говорили о нем как о перфекционисте, для которого качество звука было делом чести.
Но времена менялись – работу он потерял, психанул, не стал никого ни о чем просить.

Но жизнь – немилосердный режиссер. Со временем он стал прикладываться к спиртному, запивать горечь одиночества.
Теперь соседи наперебой кричат: "Не квартира, а склад, помойка!" "Старая мебель и горы хлама – совсем опустился!" Им невдомек, что это был симптом глубокого отчаяния человека, потерявшего все: любимую работу, социальный статус, смысл жизни.
Вскоре у него отказали ноги. А однажды, когда ему стало плохо, он уже не смог подняться и открыть дверь бригаде скорой. Спасателям пришлось выламывать вход в его квартиру, чтобы доставить его в больницу. Там, в больничной палате, он и скончался. В полном одиночестве.

И вот о чем думается теперь. Как людям свойственно, сломя голову, набиваться в родственники к тем, кто на вершине. Приписывать себе хоть тень их славы, хоть крупицу величия. А ведь бывает и наоборот. Бывает, что настоящая родственная душа, человек с большой, но сложной судьбой, тихо угасает в тени чужой известности. И его уход становится не поводом для громких соболезнований, а лишь горьким эхом той поездки в такси. Он заслуживал большего внимания при жизни. И заслуживает большей памяти после.

Помню, как он сказал: "Приехали". Мы вышли в ночь, и пошли по тротуару.

"Всего Вам доброго !" – послышалось из машины.