«Раз, два, три, четыре,
Мы уже в твоей квартире;
Пять, шесть, семь, восемь,
Не пугайся, очень просим...
Ты накройся одеялом -
Мы искать тебя не станем...
Но, как только нас увидишь,
Приговор себе подпишешь...»
(Детская считалка)

Они шли с похорон друга, Александр и Михаил. Небо затянуло тучами. Моросил дождь. Кроссовки чавкали по грязи.
Там, в детстве, в далеком времени от этого унылого серого дня, их было трое – «трое мушкетеров», как их называли тогда, – был Виктор, веселый и простодушный парень.
– Слушай, Миша, это мне одному так показалось, – как похороны – так дождь. Деда хоронил, теперь Витьку… Иду с кладбища, ветер срывается, как собака с цепи. Смотри, ять, все брюки промокли, «кроссы» похожи на калоши.
– Ты как-то просто переключаешься…, – Михаил развернулся к старому другу. Александр сплюнул:
– О чем ты?
– Сам знаешь.
Александр был самым успешным из их троицы, – бизнес шел в гору, и Александр в поисках замены хорошего комфорта на лучший, менял квартиры, автомобили и женщин. Женой к тридцати годам не обзавелся.
Михаил стал врачом, но, как говорится, там поругался – ушел, здесь не поругался – ушел, ибо главврач деньги зажимал. С женой разошелся, платил алименты. В общем, постоянно был в поисках лучшей доли.
Оба они когда-то уехали в город, а вот третий друг, самый веселый и душевный, остался в селе помогать по хозяйству престарелым родителям, у которых было небольшое стадо коров и коз и работал трактористом. Это был Витька, которого они теперь похоронили.
– А мне вот прабабка говорила так: «Дождь в похороны – к покойнику». Помню, ночью потом шарахался от каждого шороха, – многозначительно сказал Михаил. – Примет тут, знаешь, «воз и … ».
Но Александр уже успел ответить кому-то по телефону, успел поскользнуться, и успел перебить друга:
– Ладно, давай ускоримся. А то промокнем до нитки.
Но Михаил продолжал:
– …Все про Витьку думаю. Я его в гробу не узнал. И как он так неосторожно, не могу понять. Заглушил трактор, спрыгнул, обошел, спрыгнул в яму, что была сзади, стал что-то счищать. И трактор его придавил, съехал в яму. Глупая смерть. Нашли утром придавленного своим же трактором. В это нельзя поверить, но факт.
Александр опять ответил на звонок по телефону, на кого-то заругался, и вдруг выдал свое предположение:
– А что, если он там был не один? Вот говорят «один», так ясный перец, кто ж признается, что по неосторожности наехал на человека.
Старый «пазик» в раскачку проехал между ними, увез всех, кто был на кладбище, и друзья медленно пошли следом по раскисшей грунтовке к машине.
Михаилу хотелось поговорить, но обсуждать было нечего, а прошлое не интересовало даже Александра, который опять заговорил о своих кроссовках, о намокшей зажигалке, и вообще о чем-то не имеющем отношения к случившемуся.
Три неразлучных друга жили в поселке, каждое утро пробегали по три километра в городскую школу. Потом всех призвали на службу. С армии Виктор вернулся в поселок, Александр и Михаил сразу рванули в город.
– Давай подвезу, – хрипло предложил Александр, подходя к черной как ворон иномарке.
– Давай чуток постоим, дождик ведь кончился, – Михаил, не глядя на него, мотнул головой. – Помнишь, как мы трактор угнали. Купались, катались с ветерком. Витька с детства трактор мог с закрытыми глазами собрать-разобрать, как конструктор Лего.
– Это да, – Александр нашел другую зажигалку, и с наслаждением глубоко затянулся. – Я все же думаю, раз «следак» приезжал, что-то у них вызывает сомнения.
– В поле Витька выезжал один, на обочину съехал один. Других тракторов там не было. Свидетелей не было. – Да вся деревня знает, этот бригадир их…, как его…, ну этот, с пузом, Ковальчук, тоже подтвердил. Еще вспоминаю одну историю, – Михаил наморщил лоб. – Помнишь? Помнишь нашу считалку?
– А эту, «раз, два, три». Ну и?
– «Раз, два, три, четыре. Мы уже в твоей квартире…». Когда мы ее считали, мне всегда казалось, что не к добру это. Меня и бабка ругала.
Александр опять сплюнул, ему во рту что-то мешало:
– Ты про тот случай? Да я уже все позабыл. Сколько можно «флудить» на эту тему?
Михаил заглянул в глаза друга, и по его расширившимся зрачкам убедился: Сашка все помнит. Помнит слишком хорошо, но не сознается.
– Может ни к месту, но всегда Витька водил, – охрипшим голосом напомнил Михаил.
–Ну водил… Так выпадало. «Факап» такой. А ты к чему клонишь?
Они оба склонили головы, сжали губы и скривили челюсти. Им было как-то не по себе, – они ведь вспомнили ту игру. Ритуал был всегда один: дети стояли в круге, ведущий больно тыкал в каждого заостренным сучком, который всегда почему-то валялся на том месте и проговаривал по слогам считалку. На последнем слоге сучок указывал на Витю. И так каждый раз. Каждый раз. Витя должен был убегать и прятаться, чтобы его не нашли, иначе, ему прятаться надо будет по новой. Он нервничал, ворчал, крестился, так смешно, неуверенно, так по-детски. Но однажды сказал: «У меня от этой считалки спина леденеет. Я боюсь, что меня он убьет».
«Кто?» – спрашивали.
«Тот, кто смотрит на меня из-за спины».
– Всегда на него выпадало, – с сожалением выпалил Александр то, что Михаил от него уже ожидал. – Еще все смеялись, типа, жди гостей с того света. Все равно, это детская невинная игра, не более того. Мы и тогда ее всерьез не воспринимали. А ты что-то эфемерное заметил? Мистику увидел?
– Знаешь, Саша, это не смешно. Поэтому не надо на меня смотреть, как на идиота?
– Никто тебя идиотом не называет. Просто спросил.
…Они молчали. Вспомнилось все так ясно, что молчали.
– Витька спрашивал: «Мне правда, ничего не будет». И вот пришло, – резюмировал Михаил.
Это прозвучало как удар хлыстом. Они никогда вслух не говорили об этом. Никогда.
– Да, флешбэк не очень, – Александр опять закурил, но сигаретный дым не мог перебить внезапно появившегося запаха паленой ветоши и старой земли.
– Чувствуешь, чем-то повеяло?
– Да надо валить отсюда.
– Еще пару минут постоим.
– Вот помню ту историю. Стоим на заброшенном пустыре, кругом свалка сельхозтехники, трактор гусеничный, грузовик со спущенными колесами, ржавые бочки, ящики, мешки, косилки. Сумерки сгущаются. И Женька косой, такой психованный парень, кстати, самый старший из нас, вдруг говорит с ухмылкой: «А я новую считалку знаю». И начал нараспев:
«Раз, два, три, четыре,
Мы уже в твоей квартире;
Пять, шесть, семь, восемь,
Не пугайся, очень просим...»
–Значит, помнишь?
– Да погоди ты. И вот голос этого Женьки, голос его изменился, стал каким-то дрожащим, старческим. Слова не просто жуткими были. От них кровь стыла. И Витька так убегал в темноте, так прятался, так боялся нас почему-то, что мне его жалко стало тогда. Я хотел вместо него пойти, но не решился предложить. Как он в сухой колодец додумался залезть, до сих пор не пойму. Помнишь? Просидел там всю ночь. Утром его нашли. …Вытащили, а он… он не плакал. Синий весь, трясется и шепчет: «Ведьмак ко мне спускался… Глаза как угли… Он меня схватил, и душил в землю лицом…»
Михаил смотрел на Александра и припоминал, что они потом нашли деда, похожего на того ведьмака, как описал Витька, и сарай его подожгли. А он сказал, что проклял их, и пришел к родителям.
– Саша, скажи честно, ты тоже не знал, где он тогда спрятался?
– Не знал, – соврал Александр. Правда, подумал, простил ли его потом Витька или нет?
– И вот теперь… – Александр внезапно кашлянул, и в горле у него что-то хрустнуло, будто сухой сучок. – Он снова спрятался. Теперь насовсем. И Людмила Ивановна шептала у гроба, что на шее у Вити синяк был, как от пальцев. Холодный, мол, синяк. Намекала, что не трактором его придавило. А типа, придушил кто-то. Но есть же заключение судмедэксперта. Ничего не понимаю.
Михаил вдруг посмотрел на друга:
– Помнишь, «Король и Шут» поют: «Мы играли с тобой в прятки, я искал тебя повсюду...». Вот я и говорю, может мы не просто играли…, а… призвали кого-то тогда? Тот пустырь, ночь, считалка… Ты в курсе, что Женька плохо кончил? Все говорили, спился. Ну это ладно, а вот от чего он в петлю полез? Наверняка, кошмары чудились. А может, являлся ему кто по ночам?
– Ну мы что тут до ночи будем стоять? Вон уже вороны слетелись, будто на падаль.
– Я пройдусь пешком, что-то мне хреново.
Михаил не прощаясь, пошел по траве, вдоль дороги, которая сворачивала за деревья.
Александр посмотрел под ноги. В мутной луже, отражавшей свинцовое небо, он на секунду увидел не свое лицо, а чье-то другое – старое, изможденное, с горящими точками глаз. Он отшатнулся. Рядом стоял Михаил.
– Ты зачем вернулся?
Михаил предпочел промолчать.
– А я чего-то не втемяшиваюсь, ты откуда вышел? Не отворачивайся, я же с тобой разговариваю.
– Кто следующий?
– Чего?
– По считалке уже нет Женьки косого, Витьки… Там с нами еще Алена была. Уже два года, как похоронили и Алену. Тоже странная смерть. Каждый год зимой на Крещение в прорубь лазила, а тут унесло под лед. На глазах детей и мужа. Как это произошло с ней, до сих пор понять не могу. Как всю эту хрень объяснить? Как!? Троих забрала старуха с косой. А кто будет четвертым?
– Ерунду не городи, а? Садись, поехали, – предложил Александр.
Михаил снова пошел по той же дороге за поворот.
Александр отбросил недокуренную сигарету, завел машину, газанул и поехал. Но за поворотом Михаила уже не было. Правда дальше на траве стояла как будто его машина, во всяком случае то была Тойота седан, серебристого цвета, как у него. И кто-то копался сзади в багажнике. Ну а кто, кроме Михаила мог там копаться? Правда, водитель так глубоко туда залез, будто не копался, а лежал там…
«Может вернуться? Хотя до города меньше часа. Дорога свободна. Мишка спокойно вернется в город. Ну подогнал машину к кладбищу, а я думал, он ее оставил в деревне. Но мне не сказал. А что обязан был сказать? Нет. Чего я тогда волнуюсь?»
Он выехал на асфальт. Кладбище, а за ним деревня осталась позади. Дорога была пустынна, машина набирала скорость. А когда впереди замаячила фигура человека, Александр уже не сомневался, кто это, хотя проезжая мимо автоматически сбросил скорость и попытался разглядеть путника.
Поравнявшись, Александр резко нажал на тормоза. Путник быстро запрыгнул на заднее сиденье. И от него потянуло холодом и запахом сырой земли или показалось, что потянуло холодом и запахом сырой земли…
– Ты, ты, ты как вообще успел махнуть два километра? Без машины… Машина-то у кладбища, – Александр спрашивал и голос его замедлялся. До него дошло, что за его спиной не Михаил… Михаил никак не мог преодолеть такое расстояние за пять минут, даже на дельтаплане.
В зеркале заднего вида над головой разглядеть лицо не получалось, только плечо торчало под черной курткой, как у Михаила. Но мало ли кто носит черную куртку.
Александру стало душно. Будто на грудь навалился кто-то, и так придавил, что не вздохнуть.
Ему хватило сил увеличить интенсивность подачи воздуха и удерживать руль. Но только на это сил и хватило…
Он еще что-то спросил ослабевшим голосом, и на последовавшее молчание, сам себе ответил, а потом, сквозь легкий шум мотора прорвался шепот, ледяной и четкий: «Я спрятался. Теперь твоя очередь искать».