Предыдущая публикация
*Если ты ловил кого-то вечером во ржи*
Однажды я была Снегурочкой, и нет воспоминания страшнее.
Не стриптизершей. Не какой-то там развратной девицей в кокошнике, что сосется с Дедом Морозом, потому что он отрубился спьяну, и это единственный способ вдохнуть в него жизнь. Не классической страдалицей между Мизгирем и Лелем. И даже не взрослой тетей, что надела ажурное нижнее белье, белые сапожки, песцовый полушубок и накрасила губы розовым перламутром. Нет.
Я была настоящей Снегуркой из старшей группы детского сада.
Еще я была Красной Шапочкой. Тогда мне надели на голову алую штуковину, к которой были пришиты тяжеленные рыжие косы. Денис, что был волком, настиг меня, я покорно села на стул, задрапированный под пень, как того требовал сценарий, а волк в шлеме с ушами и с хвостом на шортах успокаивал родителей словами : «Бабушки, не бойтесь! Мамы, успокойтесь! Я не злой, не злой совсем — вашу дочку я не съем!».
При этом он, на нервяках, вцепился мне в плечи и ритмично тряс меня, видимо в доказательство, что он добряк и душка, а я живая. От этих фрикций моя шапка с косами поползла вбок и все норовила упасть на пол. Я придерживала ее левой рукой, а правой махала маме, потому что они с бабушкой, конечно, начали пускать слезы из-под высоких ондатровых шапок.
Снегурочка стала пиком моей актерской карьеры и суровым испытанием, после которого я сразу стала молодым седым мужчиной, который прошел Вьетнам. Внутренне, разумеется.
В музыкальном зале всегда особенно пахло: громкой музыкой, бархатными занавесками и мишурой. Еще духами музыкального руководителя в люрексовом платье. Она вместе с заведующей распределяла роли к новогоднему торжеству.
Захватывающее зрелище. Особенная магия высшего порядка:
это — белка, это — снеговик, это — гриб, это — сосулька, это — хлопушка, это — трактор.
И дети, как по мановению волшебной палочки, превращаются в зверей и предметы.
Я страшно расстроилась, что мне не досталось быть лошадью. Карусельная лошадка должна была игриво скакать по кругу с какими-то бубенцами на ножках, погремушками в руках, с алым султаном на голове и белоснежным хвостом на попе. И музыка там была такая чудесная: цок, цок, цок.
В общем, лошадь слили Юльке, и я стояла, дрожала и радужно переливалась глазами, что уже полны, но еще не брызнули.
— В этом году Снегурочка будет наша. Ваша. Из нашей, вернее, вашей, старшей группы, — торжественно объявила заведующая. — Снегурочка у нааас... Наташа! Она будет ходить с Дедом Морозом на все праздники и участвовать во всех концертах.
Я была белобрысой, с мягкой улыбкой и древнерусской задорной тоской в светлых глазах, поэтому особенно не удивилась, подумав только, что надо будет учить много слов, и что лучше бы все-таки лошадь. Оказалось, что надо было петь песню. Сольное выступление без хора. Мне должно было ходить среди картонных грибов и марлевых зайцев и петь «меня все звери знают, Снегурочкой зовут, со мной они играют и песенки поют. И мишки-шалунишки, и заиньки-трусишки — мои друузьяаа, люблю их очень я».
Все это я легко выучила, костюм мой был прекрасен и колюч, на репетиции Деда Мороза почему-то изображала рослая и широкоплечая воспитательница. Вероятно, настоящий не мог репетировать, некогда было. Не помню, верила я в него или нет. Я вообще не любила ковыряться в таких вещах — есть, нет, настоящий, ненастоящий. Дед Мороз пришел, ну и ура!
Начинались наши гастроли по утренникам и вечерним концертам. Сначала мы должны были прийти к малявкам в ясли.
Меня переодели, мама, волнуясь, подшила блестки и мишуру прямо на мне, что-то надели на голову и сказали — вот и все, иди к Дедушке Морозу, бери его за ручку и идите.
Я повернулась.
И поняла, что сейчас надую в штаны, а возможно и навалю. Я спрятала руку за спину и начала пятиться. Грозное, свалявшееся бородой, чудовище шло ко мне, распахнув объятья. С ним за ручку можно было идти только в чистилище.
— Наташа, не бойся, это я — Татьяна Васильевна, — произнес этот посланник ада.
Я ему не поверила, но меня вытолкали с ним в зал.
Наступила гробовая тишина, а потом самые хлипкие дети начали громко плакать. Одна девочка завизжала и заметалась, ее повалили, как горящего человека.
И тут я осознала свою миссию. Я сделала вид, что мне не страшно. И даже вальяжно взяла Деда Мороза под руку, мол, не сцыте, просто зажмурьтесь и бегите, пока я его удерживаю.
Потом я ходила по периметру и успокаивала ревущих малышей, пихала им в руки какие-то бутафорские ягоды и шары из бутафорской корзинки, про песню я забыла. Там все обо всем забыли, если честно. Каждое движение дедушки вызывало панику, поэтому он не двигался. Потом я раздала подарки, подходя к каждому малышу, ведь они больше не могли шевелиться, и мы вышли из зала.
Я шла прямая как шомпол, мыслей не было. Уводила кошмарного чувака подальше от детей, понятно, что мне уже не поможет никто.
Дед Мороз остановился и поднял бороду. Это, действительно, была Татьяна Васильевна. И это почему-то не принесло мне облегчения.
— Какую конфету ты больше всего любишь? — спросило оно.
— "Белочку", — ответила я без эмоций.
Оно пошарило в подарке и достало мне «белочку».
— Пойдем, — сказало оно. — У нас еще восемь выступлений.
Это была Камбоджа, семьдесят шестой. Но я прошла это, прошла, правда на этом моя актерская карьера завершилась. Не страшно, главное, что не завершилась я.
Теперь, когда я чего-то боюсь или сильно нервничаю, я просто смотрю на эту фотографию.
Чего мне после этого бояться?
Грета Флай
Следующая публикация
Комментарии 30
Юбочка и пышные фонарики рукавов платья были накрахмалены и отглажены, подол юбочки обштит ватным рулончиком, поверх всего платья наклеены звездочки и снежинки из чайной фольги.А перчатки! Какую тонкую работу проделала мама, сшив их длинными до локтей из двух слоёв марли, чтобы не расползлись на пальчиках. Я уже не...ЕщёА у меня было с этим событием совсем другое воспоминание и настроение. Мама целый ноябрь, декабрь шила мне костюм снегурочки на конкурс, объявленный профкомом нашего небольшого посёлка в педгории Малого Кавказа в Азербайджане. Мне только исполнилось 7 лет.Я была первоклашкой, год 1955 Папа врач, прошедший войну, мама, тоже участница войны. Жили крайне бедно на мизерную папину зарплату, а мама не работала по причине ранения и последствий контузии. Но костюм она мне сшила такой, какой ни одна мама теперь не сотворит.На платье ушло столько марли и ваты (их купили в долг в поселковой аптеке) , сколько можно было потратить на один перевязочный день в госпитале (сказал папа)
Юбочка и пышные фонарики рукавов платья были накрахмалены и отглажены, подол юбочки обштит ватным рулончиком, поверх всего платья наклеены звездочки и снежинки из чайной фольги.А перчатки! Какую тонкую работу проделала мама, сшив их длинными до локтей из двух слоёв марли, чтобы не расползлись на пальчиках. Я уже не рассказываю, какое изумительной красоты украшение на голову было сшито и украшено стеклярусом.
После шумной и радостной ёлки, где я была по крайней мере принцессой, коей не бывала прежде никогда, приз я, конечно получила.
Этот мой короткий триумф был создан мамиными руками, ее тонкими исколотыми иголкой пальцами. В мой наряд она вложила все мечты своего сиротского детства, свей послевоенной "дембельской" девичьей мечты о красивом патье и новых туфельках. Но на первые танцы в рижском доме офицеров она пошла тоже в платье , сшитом из двух слоёв марли, покрашенной стрептоцидом, он тогда был розового цвета.(тут вспомнилась ее обида на интенданта за то, что при демобилизации девушки получали ткань на патье и деньги, она же этого не получила, т.к. ей выделили в Риге комнату в квартире бежавших с немцами латышей , зато иные офицеры буквально перли домой чемоданы тряпок)
Последний раз была Снегуркой на школьных утренниках сына
Особенно запомнилась мне роль сказочной внучки в детском саду, когда воспитатели захотели переодеть меня из костюма, состоящего из голубеньких шубки/ варежек/сапожек+ белая пуховая шапочка, расшитая бусами с елки. Все это мне смастерила мама, с нашей с папой-помощью. Так вот, воспитателям пришлась не по вкусу моя короткая сказочная шубейка, и они предложили мне длинное блестящее белое платье, с таким же сверкающим кокошником. Помню, как у меня захватило дух от этого великолепия. Но выступать в этом всем я наотрез отказалась- чтоб не обидеть маму и её творческий труд