200 лет назад родился Шарль Гарнье

– знаменитый французский архитектор и теоретик искусств XIX века, выдающийся представитель архитектурного стиля боз-арт. По проектам Шарля Гарнье построены здания оперных театров в Париже и Монте-Карло. Шедевры творчества великого зодчего сегодня можно увидеть во Франции, Италии, Германии и Турции, а в его биографии радостные периоды жизни тесно переплетены с трагическими событиями.

Не так уж много нам известно о человеке, подарившем Парижу эклектический дворец Пале Гарнье, человеке, под началом которого случилось работать Призраку Оперы в романе Гастона Леру, и от которого образ Эрика, очевидно, перенял некоторые черты. Несомненно одно – Шарль Гарнье по праву считается одним из самых влиятельных французских деятелей искусства в сфере архитектуры. Еще при жизни он приобрел широкую известность, более 20 лет вел активную преподавательскую деятельность и руководил государственной комиссией по приемке архитектурных проектов.

Жан Луи Шарль Гарнье родился в центре Парижа, в старинном V округе 6 ноября 1825 года в семье владельца небольшой фирмы, которая специализировалась на сдаче в аренду конных экипажей. Его отец не был коренным парижанином, он женился на дочери военного и перебрался в столицу Франции из небольшого провинциального городка Сен-Кале за год до рождения сына. Родители рано приметили у мальчика способности к искусству и отдали его на обучение в художественную школу в 13-летнем возрасте. По ее окончании в течение двух лет Шарль трудился помощником в мастерских нескольких известных французских архитекторов. Сначала у Жана Арманда Левейля, затем у Луи-Иппполита Лёба, Жюля Андре и Эжена Виолле-ле-Дюка.

Приобретенные на практике знания помогли юноше не только поступить в Школу изящных искусств, но и блестяще ее закончить. Шарль даже стал лауреатом престижной Римской премии, а в 1849 году его направили на обучение в столицу Италии во Французскую академию. В течение 4 последующих лет Гарнье занимался не только учебой, но и много путешествовал, чтобы собственными глазами увидеть архитектурные шедевры древних мастеров. Он объездил всю Италию, несколько раз побывал в Греции и Стамбуле, после чего на всю жизнь стал страстным поклонником восточного стиля зодчества.

Получив блестящее архитектурное образование, в 1854 году Шарль вернулся в Париж и занялся практической деятельностью по основной специальности. Поначалу Гарнье реализовывал небольшие проекты, так. в 1854 году он был назначен субинспектором реставрационных работ башни Сен-Жак в Париже. А в 35-летнем возрасте его назначили на должность архитектора сразу двух парижских округов.

В 1858 году Шарль Гарнье женился на Луизе Бэри – сестре своего друга Артура Бэри, в этом браке он прожил с любимой женщиной до самой смерти. К сожалению, семейную жизнь выдающегося зодчего нельзя назвать счастливой. Его старший сын Даниэль умер в двухлетнем возрасте, а младший – Кристиан, несмотря на явные способности к архитектурному искусству, так и не сумел их реализовать из-за серьезных проблем со здоровьем.

1861 год принес Гарнье широкую известность после того, как выиграл конкурс проектов нового здания Парижского оперного театра. Впервые в истории архитектор не был назначен городскими властями, а выбирался на конкурсе. На объявленный в декабре 1861 года конкурс поступил 171 проект, в том числе проект самого Виолле-ле-Дюка, знаменитого и авторитетнейшего архитектора / историка/ археолога / реставратора / инженера / декоратора, являвшегося к тому же протеже императрицы Евгении. Но победу одержал молодой архитектор Шарль Гарнье, получивший единодушное одобрение жюри. Он уже в возрасте 35-ти лет получил Римскую премию, однако же широкой публике был малознаком. Шарль Гарнье работал над своим проектом более года (см. заметку от 4.01.2025).

Проект в стиле Второго ампира с веяниями древнеримской архитектуры занял пятое место среди 171 принимавших участие проектов, в результате чего получил шанс участвовать во втором туре. Выиграв второй тур, Шарль получил доступ к огромным средствам, выделенным правительством на строительство здания, и отправился в путешествие по Европе, чтобы воочию увидеть лучшие оперные театры Старого Света. Вернувшись из поездки, он внес небольшие коррективы в готовый проект и приступил к воплощению в жизнь своего самого знаменитого архитектурного шедевра. Благодаря громадным средствам, предоставленным в его распоряжение, Гарнье имел возможность использовать для отделки здания редкие и дорогостоящие материалы.

В общей сложности строительство Парижской оперы заняло почти 14 лет, только в январе 1875 года состоялось торжественное открытие нового здания. 7 месяцев ушло только на откачку грунтовых вод с заболоченного участка земли, выделенного властями. Архитектору постоянно приходилось вести споры с критиками проекта, денежные средства выделялись нерегулярно, что серьезно тормозило работы.

Финансирование полностью прекратилось в разгар политического кризиса 1870 года, когда в столице Франции происходили бурные события, связанные со знаменитой Парижской коммуной. Шарль Гарнье вынужден был покинуть родной город на целый год, на это время он обосновался в Ментоне, на берегу Средиземного моря.

Вернувшись в Париж, мастер продолжил руководить строительством Оперного театра, а также начал вести активную общественную жизнь. В течение пятнадцати лет строительства и публика, и пресса не оставляли будущую Оперу без внимания, и Гарнье пришлось выслушать немало критики. Архитектор старался не обращать на это внимание, выжидая, когда работа будет завершена. Для художника, по его словам, очень опасно ввязываться в такие споры – он рискует потерять веру в себя. А художник без веры потерян для искусства. Он, может быть, и не будет создавать плохие произведения, но ему уже не выйти за пределы заурядности.

Однажды Гарнье в сердцах написал письмо тем, кто особенно сильно критиковал его работу, однако, отведя душу, предпочел сжечь его, и далее относился к критике и поношениям с философским безразличием. И только когда строительство было завершено и Гарнье обрел свою долю славы, получил деньги за работу – «почти достаточно», и никакие споры теперь уже не могли изменить законченное здание, он решил, что настала пора высказаться.

Написанная им «Новая Парижская опера» (1876–1877) подробно передаёт историю создания и постройки главного детища архитектора. Двухтомное сочинение содержит не только подробное описание здания, его архитектуры, технического оснащения театра и т. д., но и – в первую очередь – ответ на разнообразную критику. Гарнье отнюдь не превозносит свою работу, он признает множество ошибок и недочетов, допущенных за долгий период строительства, и объясняет их причины. Он говорит о наболевшем и говорит очень эмоционально – с чертыханиями, восклицательными знаками и неожиданно поэтическими оборотами, так что архитектурное описание сооружения читается почти как увлекательный роман.

Например, говоря о колористике фасада (критики замечали, что полихромная, многоцветная архитектура в Париже – ересь), Гарнье признает, что основная масса здания должна быть однотонной, но почему не придать отдельным элементам теплоту тона, чтобы оживить общий вид сооружения, подобно тому, как волосы, губы, глаза оживляют человеческое лицо? По его мнению, одни памятники должны иметь строгий вид, у других могут быть улыбающиеся лица, а ведь когда вы идете в Оперу, вы ожидаете праздника.

С самого начала Гарнье приходилось продираться сквозь бесконечные споры и разногласия. Строительство театра велось по заказу министерства, тогда как окружающие здания строило городское правление, и две администрации не могли договориться меж собой. Гарнье очень мешали грандиозные планы барона Османа, стремившегося перекроить Париж с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Пока закладывали фундамент, вокруг выросли высокие дома, и выходящее на бульвар углом здание могло потерять значительную долю своей величественности.

В 1861 году Гарнье отвез планы Оперы в Тюильри и продемонстрировал императору. Наполеон III согласился с архитектором, что дома не должны обступать Оперу с трех сторон, и императрица Евгения лично пририсовала изменения на плане окрестностей Оперы, расположив близлежащие улицы квадратом. Однако прошел год, и ничего не изменилось, а когда император заглянул на стройку и Гарнье прямо спросил его, тот пожаловался: «Что я ни говорил, что я ни делал, Оссман все устроил по-своему!»

Во время строительства, когда Гарнье мог считать себя хозяином Оперы, он постоянно должен был угождать и служить кому-то – инспекторам, идеи которых приходилось выслушивать и учитывать; подрядчикам, хористам, статистам, пожарным, желания которых он должен был исполнять, праздным критикам, которые не желали оставлять его в покое, а тут еще вечная нехватка денег, задержки с доставкой материалов, дождь, заливающий штукатурку, проблемы со здоровьем. Только министры прислушивались к архитектору, так что на них он отыгрывался.

Многие обвиняли Гарнье в слишком большом количестве золота, сравнивая Оперу с бездонной бочкой Данаид, куда текли нескончаемые золотые потоки. Гарнье же утверждает, что три четверти «позолоченных» деталей просто окрашены охрой. И после долгих и сложных математических расчетов доказывает, что позолота Новой Оперы обошлась чуть ли не дешевле, чем позолота старой Королевской академии музыки, которую он же реставрировал параллельно с осуществлением собственного проекта.

Проектируя зрительный зал, Гарнье скопировал форму зала старой оперы – наподобие магнита с загнутыми краями, признав ее самой удачной с точки зрения оптики и акустики. А говоря о декоре зрительного зала, целиком и полностью разработанном им самим, Гарнье признается без лишней скромности, что сам всегда смотрит на него с удовольствием. Он тщательно изучал декор зала старой оперы, но нашел его несколько грубоватым и предложил собственный вариант, выбрав за основной тон в колористике зала цвет старого золота, мягкий, ласковый, но и полный силы.

Говоря о кулуарах театра, Гарнье признает их излишнюю мрачность и явную нехватку освещения. Работы над Оперой завершались второпях (процесс отделки здания пришлось значительно ускорить после пожара старой Оперы в 1873 году), и заниматься кулуарами было некогда. А в результате, длинные коридоры с белесыми потолками, серыми стенами и слишком редкими газовыми лампами, приобрели некий «могильный» вид.

Оформляя вестибюль перед великолепной Гранд-эскалье – Большой лестницей, Гарнье думал о будущих зрительницах Оперы и установил по бокам огромные зеркала без рам, целиком заполняющие изогнутые проемы. Прежде чем взойти на лестницу и оказаться на всеобщем обозрении, у дам будет возможность поправить костюм. Гарнье признает, что «все только выигрывают от искусства, по глупости именуемого кокетством, искусства самого серьезного, как и самого очаровательного, искусства одеваться с изяществом, выступать с достоинством, улыбаться с лукавством». Выиграла от этих зеркал и архитектура – они отражают до бесконечности пространство вестибюля и «как мираж, уводят все дальше и дальше, в воображаемые пространства дворца Аладдина».

Отдельная глава во втором томе отведена истории создания «Чаши», la сuve. Чаша – огромный четырехугольный ковш под зрительным залом, со всех сторон окруженный водой. Грунт, на котором закладывали фундамент Оперы, представляет собой плотный песок, но в нем обнаружилось большое количество воды – Гарнье предполагает, что они наткнулись на старинный ручей Менильмонтан, который протекал поблизости оттуда. Далее – Гарнье рассказывает о создании той самой двойной оболочки, не забыв, при своей страсти к эффектным сравнениям, упомянуть, что выкачал количество воды, достаточное, чтобы заполнить пространство шириной во двор Лувра и глубиной с башни Нотр-Дама.

Помпы работали днем и ночью в течение пяти месяцев, стоило остановить их на четверть часа – и вода выходила на поверхность. Заодно Гарнье ухитрился осушить местные колодцы – пришлось думать и о том, как обеспечить водой местных жителей. А по ночам архитектор бродил по соседним улицам и проверял украдкой, не оседают ли дома из-за его помп – тогда все строительство оказалось бы под угрозой.

Любопытный раздел посвящен пожарной службе. Театры в ту пору горели регулярно, и при строительстве вопросу пожарной безопасности отводилось немало внимания. Между делом, Гарнье замечает, что по правилам, указанным в той самой cahier des charges (книге правил Оперы) – в здании полагалось иметь не более шести помещений для хранения декораций, а все остальное располагается в специальных подсобных помещениях, совсем в другом месте. Но, естественно, служащие Оперы предпочитают держать все по возможности под рукой и распихивают во все углы. А в случае пожара, виноват окажется архитектор… Впрочем, пожарная система была отлажена на совесть.

Один небольшой раздел этой же главы посвящен подвалам Оперы, однако для поклонников темы Призрака Оперы он, естественно, имеет особый интерес, хотя речь идет лишь о верхней части подземелья, где располагаются отопительная и осветительная системы. Гарнье выражает сожаление, что подвалы не показывают посетителям, ведь, по его мнению, они исключительно красивы! Их мощные своды, покоящиеся на каменных опорах, простота конструкции, отсутствие декора и освещения, бесконечные трубы, желоба, калориферы, механизмы самых фантастических форм, притаившиеся в темноте, как будто «переносят вас в другой мир».

Сам архитектор нередко спускался в подземелье в одиночестве, не беря с собой светильника – ему было вполне достаточно слабого света из отдаленных отдушин – и с восторгом отдавался ощущению «ужаса и великолепия», отрешаясь от жизненных мелочей. И признавался, что для него такая прогулка была все равно, что путешествие в Италию…

Но, наконец, настал момент, когда Гарнье должен был передать Оперу ее первому директору. Он пишет, что чувствовал себя, «как отец, который выдал дочь замуж и не имеет больше права поцеловать ее, кроме как с разрешения супруга». Пале-Гарнье был торжественно открыто 5 января 1875 г. На открытии был весь свет Парижа во главе с президентом Третьей республики – маршалом Мак-Магоном – и иностранные гости: лорд-мэр Лондона, испанский король Альфонсо XII. В антракте Гарнье вышел на площадку парадной лестницы – и публика аплодисментами встретила того, кто создал всё это великолепие. Поскольку при открытии Театра к власти уже пришла Третья Республика, архитектору даже пришлось покупать билет за свой счет.

Здание театра слило в себе сразу несколько архитектурных стилей: классический, барокко и модерн. Например, цвет мрамора, использовавшийся для фасада, вышел из моды ещё во времена царствования Людовика XIV. Существует легенда, что императрица Евгения, увидев проект архитектора воскликнула: «Что это ещё за стиль? Это не стиль! Такой не использовался ни в Греции, ни при Людовике XIV, ни при Людовике XV! В этом нет стиля!». А Шарль Гарнье в ответ тихо сказал: «Эти стили, мадам, ушли в прошлое. Это стиль Наполеона III».

Лесть так или иначе сработала, а стиль и в самом деле сформировался, и получил название боз-ар (beaux-arts – дословно «изящное искусство») – эклектика, сплавляющая императорскую римскую архитектуру и итальянское Возрождение, французское и итальянское барокко и французскую позднюю готику. Он стал одним из классических в архитектуре, а сам Гарнье по праву числится среди его основателей. Здания в стиле Наполеона III очень эклектичны, в них широко сочетаются материалы и элементы разных исторических периодов. А Пале Гарнье – одно из самых красивых произведений французской архитектуры эпохи императора Наполеона III.

Начиная работу над книгой, Гарнье был совершенно уверен, что после его смерти несчастную Оперу несомненно сочтут идеальным памятником, но – увы! – не благодаря ее достоинствам, а благодаря тому огромному пространству, которое освободится для новых зданий, когда ее снесут. Ну что ж, по крайней мере, в этом он ошибся. Созданный мастером шедевр архитектуры до сих пор считается ярчайшим образцом стиля боз-ар, а сами парижане называют здание не иначе как «Опера Гарнье». Архитектору есть чем гордиться – несмотря ни на что, его Опера превратилась в один из узнаваемых и ярких символов как города Парижа, так и мировой оперы.

С 1873 года каждую зиму он с семьей проживал в Италии, чтобы хоть немного поправить здоровье больного туберкулезом сына Кристиана. Гарнье купил в курортном городке Бординера участок земли и построил там шикарную современную виллу.

В течение многих лет Гарнье был самым влиятельным и модным французским архитектором. Он стал кавалером ордена Почетного легиона в 1864 году, а еще через 10 лет был избран в действительные члены Академии изящных искусств. Заказчики выстраивались в очередь к популярному архитектору, а он, в отличие от большинства своих коллег, имел возможность выбирать самые интересные проекты и отказываться от большинства других.

Шарль Гарнье успешно совмещал основную работу с преподавательской деятельностью и написанием книг по теории архитектурного искусства. Его публикации пользовались огромной популярностью во Франции и моментально переводились на другие языки. Многие из трудов великого зодчего до сих пор изучают студенты-архитекторы во время обучения в вузе.

Еще одним оригинальным направлением деятельности Гарнье было проектирование гробниц известных людей Франции. Большинство созданных мастером шедевральных могильных памятников и сегодня можно лицезреть на самых известных парижских кладбищах – Пер-Лашез и Монмартр.

За два года до смерти великий зодчий отошел от дел из-за заметно усилившихся проблем со здоровьем. Но он не прекратил принимать участие в архитектурных конкурсах в составе авторитетного жюри и присутствовал на торжественных мероприятиях. Утром 2 августа 1898 года его сразил первый инсульт, а вечером следующего дня мастер умер во время второго приступа. Шарль Гарнье похоронен в Париже, на кладбище Монпарнас, где покоятся с миром многие известные французские политики, художники и мыслители.