36 Пустая угроза, Сёльве понимал это не хуже чертеныша. Проклятый цветок-висельник никак не позволит ему «забыть» сына. Он был на привязи! Привязан навечно из-за своей прихоти обладать мандрагорой. И еще из-за неосторожной ночи любви с Ренатой Висен. Теперь он понять не мог, зачем она ему понадобилась! Как же он мог быть столь неосмотрителен! Сёльве ругал себя последними словами, но теперь это не могло ничем помочь. Он не ждал, что парень его послушается. Но вдруг заметил, что тот уселся на пол и изо всех сил пытается натянуть на себя штаны. Он никогда раньше не носил подобной одежды, хотя, разумеется, видел, как одевается и раздевается Сёльве. Как же он беспомощно выглядел! Четырехлетний малыш, не имеющий совершенно никаких навыков. По огню в его глазах и общему усердию было ясно, что не угрозы Сёльве возымели действие, а его собственное стремление наконец-то вырваться на свет. Это было понятно, даже Сёльве не сомневался. При этом он не испытывал совершенно никаких угрызений совести, что несколько лет продержал ребенка взаперти. Напротив, ему казалось, что он оказал человечеству услугу, скрывая от людей столь ужасное и опасное существо. Так рассуждал Сёльве Линд из рода Людей Льда. Который превратился в одного из самых худших проклятых рода. Одного из самых опасных, несмотря на свою приятную внешность и манеры. По правде говоря, в последние месяцы он несколько опустился. Сам он этого не замечал, но от зоркого глаза сослуживцев ничего не укрылось. Его речь стала более быстрой, более небрежной и грубой, одевался он по-прежнему тщательно, но как-то франтовато и чересчур ярко, носил слишком высокие каблуки и использовал слишком много косметики — ведь в те времена мужчины тоже красились, и стал во всех отношениях гораздо более неаккуратным. Чувства и потребности других людей его совершенно не занимали, ему ничего не стоило отнять у человека жизнь, если это могло пойти ему на благо, и он делал это столь искусно, что никогда не давал повода для подозрений. Хотя… и в этом он становился все небрежнее, обретая самоуверенность после стольких триумфов. Да и по общественной лестнице Сёльве продвинулся не так уж далеко, если оценивать положение вещей трезво. У Сёльве были все предпосылки для роста. Но ему не хватало необходимой в таких случаях мощи духа. Только амбиций и зависти к тем, кто преуспел больше, было недостаточно. Прежде всего требовалось уважение окружающих. А Сёльве этим не мог похвастаться. Так что он был даже рад, когда появился повод порвать с прошлым. Мальчик проявлял такую готовность сотрудничать, что Сёльве было даже позволено помочь ему одеться. Отец открыл дверь в клетку, которой практически никогда не пользовались, и хотя парень несколько раз проворчал и огрызнулся в его сторону, одеть его в конце концов удалось. Обуви Сёльве так и не приобрел, ведь отъезд оказался неожиданным, поэтому пришлось обойтись парой кусков кожи, примотанных к детским ногам ремнями. Потом дверь была снова заперта, на клетку накинуто покрывало, и Сёльве потащил ее в карету. Пока его несли, Хейке не проронил ни слова. Но он чувствовал необычный воздух, Сёльве понял это по взволнованному, глубокому дыханию сына. У Сёльве была роскошная карета — с дверцами, бархатной обивкой и позолотой. Сёльве до отказа набил ее своими вещами, которые должны были ему пригодиться, оставив, разумеется, место для клетки. Заперев дом, сам он устроился на кучерском месте. На ночном небе красовалась полная луна со слегка выщербленным краем. Воздух был прохладным, но не настолько, чтобы было неприятно. Парки заполнились весенними цветами, а почки на деревьях сменили лиловый цвет на осторожный светло-зеленый. Сейчас, в темноте, всего этого, конечно, видно не было. В самую тихую пору суток карета Сёльве со скрипом покатила из города. В прошлом оставалось его предпринимательство, которому Сёльве «служил» исключительно ради денег. Весь его капитал сейчас помещался в карете. Его будущее могло быть блистательным. Если бы только не эта обуза, которая тряслась позади него в карете… Для Сёльве это бремя было самым ужасным, ведь он никогда не сможет избавиться от него. Хейке сидел тихо, забившись в угол клетки и прислушиваясь к новым звукам. Он ничего не говорил, хотя все его остальные чувства обострились от возбуждения. 37 Все вокруг него и под ним скрипело и тряслось, его ноздри разрывали странные запахи, он ощущал странную атмосферу и необычную температуру… Он просунул руку сквозь доски и потянул покрывало в сторону. Но оно не поддалось, зацепившись за клетку. Хейке пошарил рукой в темноте, ощупью ища свою любимую игрушку — мандрагору. Нащупав, он стащил ее с крючка. Потом крепко прижал к груди, как другие дети, утешая себя, прижимают мягкую игрушку. Мандрагора была теплой и надежной. Он укрыл в ней свое некрасивое лицо и затих, ощущая в груди пустоту. Такая пустота бывает, когда не понимаешь, что происходит вокруг. Сёльве отправился на запад, через Дунайскую долину к горам вокруг Зальцбурга. Пока на склонах к востоку зарождался рассвет, он проезжал по спящим деревням, в которых не проснулись даже собаки. Силуэты домов казались в темноте горными вершинами, испарения влажной земли разбередили в нем непривычные чувства, и он глубоко и с облегчением выдохнул. Он хотел начать все с начала, создать себе новую жизнь, невзирая на Хейке. Его ждали поиски Тенгеля Злого, которого Сёльве считал другом и союзником. Если он только найдет Тенгеля Злого, все его напасти прекратятся! Как бы то ни было, он не рискнул выпустить Хейке на свободу подышать свежим воздухом. Хотя Сёльве не хотел признаться себе, но он боялся парня. Вместо этого он предпринял следующее: завидев озеро у дороги, Сёльве остановился, вытащил клетку наружу и засунул ее в воду прямо с одетым мальчиком. Заодно и клетку помою, улыбнулся он про себя. Лежа на скале и держа клетку перед собой в воде, Сёльве испытал сильное искушение. Посмотрев на испуганного до смерти мальчика, хватавшего воздух едва высовывавшимся из воды ртом, и мандрагору… он понял, какая возможность открывается перед ним. Под скалой ведь было глубоко. Сёльве решительно погрузил клетку в воду… Ему не следовало этого делать. На его шее мгновенно опять оказалась мандрагора. Она душила его и рвала его кожу! «Если я выдержу еще немного, мандрагора тоже утонет», — подумал он, хотя перед глазами у него уже все поплыло. И тут он увидел, что клетка не погрузилась в воду достаточно глубоко и мандрагора плавала на поверхности под крышей клетки. В глазах потемнело, и он едва успел, спасая свою жалкую жизнь, опять выдернуть клетку наружу. Он едва успел — ради себя и Хейке. Этот эпизод еще больше отдалил отца от сына. Глаза Хейке пылали теперь, когда он оправился от шока, еще большей враждой и отчужденностью. Им потребовалось много времени, чтобы добраться до Зальцбурга, а потом до маленькой горной деревушки Зальцбах, где терялись следы Тенгеля Злого. То есть они исчезли для дедушки Дана. Но Сёльве не собирался сдаваться, он решительно шел вперед, презирая смерть. Деревня Зальцбах к тому времени полностью исчезла, ведь все ее жители бежали в тот момент, когда, согласно легенде, «в Зальцбах пришел Сатана». Сёльве вспоминал рассказы деда: Тенгель Злой представал в них злым стариком, который к тому же умел играть на флейте. Прочие черты были характерны для Людей Льда: плоская голова на коротком туловище, нос, едва отличимый от птичьего клюва и угрожающий разрез рта. И еще пугающие желтые глаза… Все это Сёльве знал. Зальцбах больше не существовал. Но ведь должны сохраниться другие деревни по соседству. Сёльве особенно интересовался самыми ближними селениями к югу. Ведь Тенгель Злой должен был отправиться на юг. Дан не смог найти его следы. «Его словно земля проглотила», — рассказывали люди. Ну уж нет, Сёльве собирался искать как следует! Время от времени он останавливался в хороших гостиницах, каждый раз оставляя клетку с мальчиком в карете. Карету он прятал в ближайшем лесу. В таких случаях Сёльве покупал немного еды для Хейке, на которую тот набрасывался, как зверь. Сёльве с отвращением наблюдал за столь нецивилизованными манерами. После Зальцбаха он действительно натолкнулся на след. Деду не надо было идти далеко. Но ведь у него кончились деньги, поэтому его можно было простить. У Сёльве деньги были. Разумеется, люди хорошо помнили древнюю легенду! О страшилище, до смерти напугавшем жителей деревень к югу от Зальцбаха. От Сёльве требовалось только идти по следу. То здесь, то там его ждала удача. Он шел все дальше и дальше на юг. Легенда существовала во множестве различных версий. И хотя пробиться до сути рассказа иногда бывало трудно, в каждом из них присутствовало некое единое зерно. 38 Он пришел в страну словенцев, по-прежнему оставаясь в пределах огромной империи Габсбургов. Собственно говоря, он не знал, где находится, понимая только, что люди говорят на другом языке. Хотя многие все же говорили по-немецки. Клетка неотступно следовала за ним. Мальчику довелось увидеть много разных пейзажей. Сначала он взирал на мир широко распахнутыми от ужаса глазами. А потом привык. Путешествие никак не сблизило их с отцом. Напротив! Ненависть Сёльве разрослась до таких пределов, что он каждую свободную минуту осыпал сына ругательствами и издевками, если только не дразнил его палками. Его нисколько не заботило, что маленькое тело Хейке полностью покрыто синяками и царапинами. Не обращал он внимания и на беспомощный плач отчаявшегося мальчика тихими ночами, когда тот думал, что отец его не слышит. Одно можно было сказать наверняка: Тенгель Злой произвел на людей, встречавшихся ему по пути на юг, неизгладимое впечатление. С тех пор, как он прошел эту местность, минуло пятьсот лет. А люди все еще рассказывали об устрашающем демоне, который пришел когда-то в дома их предков. И вот однажды Сёльве столкнулся с новым мотивом в этих страшных повествованиях. Мотивом, который был ему близок и понятен. 8 Ее звали Елена, эту молодую девушку из маленькой горной деревушки в самой южной части Австро-Венгрии, империи Габсбургов. Она была хороша собой и доброго нрава, но что с того, ведь беднее ее не было в той деревушке. Суровым законом тех времен было: нет у тебя приданного, так и свадьбы не жди. Многие парни заглядывались на нее, но их тут же осекали родители: «Только не Елена! Тебе нужна богатая невеста, ты же знаешь!» После недавней смерти бабушки Елена осталась совершенно одна. Все, что у нее было — так это две козы и кошка. Состояния на этом не сделаешь, особенно на кошке. Но был в жизни Елены один молодой человек, любивший ее до смерти. Он говорил ей об этом, не уставая. Он был добрым парнем с прекрасным характером. И богатым его назвать было трудно, так что все бы хорошо, если бы не отец Милана, который решительно запретил сыну даже смотреть на Елену. Так как пока у него не было собственного состояния, женитьба на богатой невесте становилась тем более важной. Милан не перечил, ведь в этой стране было принято слушаться родителей. Он просто думал о том, что отец не будет жить вечно. Не то чтобы он желал своему отцу смерти, Милан ведь был очень набожным, просто отец был очень, очень старым и немощным. Вот в чем было дело! Елена жила в маленьком глиняном домике за пределами деревни, который грозил рухнуть в любую минуту. Однако она редко бывала дома, ей ведь приходилось все время пасти своих двух коз в горах, так как вокруг деревни Планина водилось множество хищных зверей. У Елены были длинные темно-коричневые косы, а одевалась она в красивое бело-красно-желтое платье, как и все остальные окрестные девушки. Платье это было очень старым и поношенным, но у нее не было денег, чтобы сшить себе новое. Глаза девушки сверкали как звезды, а ее кожа была золотистой. Картину дополняли румяные щеки, алые губы, белая кожа и почти черные глаза. Той деревне выпала тяжелая мука… Может быть, называть это мукой было бы неправильно. Лучше уж страхом. По вечерам никто не выходил на улицу в одиночку. В это время суток на улицу вообще никто не выходил. А уж если приходилось, то несчастный быстро шел вперед, уперев свой взгляд в землю и беспрестанно бормоча молитвы. Иначе можно было натолкнуться на того, кого жители называли «ночным странником». Однажды, когда Елена пасла своих коз среди редких кустов горного склона, мимо проходил Милан. Это не было подстроено, но раз уж так получилось, Милан решил, что может с чистой совестью поговорить с девушкой. Они уселись на освещенной солнцем траве, стараясь не испачкать одежду, и после нескольких простых фраз, замолчали, не зная, что говорить дальше. Елена покосилась на Милана. Он был крупным и крепким мужчиной, не то чтобы красивым, но зато добродушным, как настоящий медвежонок. Грустные, меланхоличные глаза, широкие нос и рот, темные волосы и борода. Руки у него были волосатые, а движения размеренные. Быть может, мечтать о таком не следовало бы, но когда Елена давала свободу своей фантазии, ей казалось, что он наверняка может любить и ласкать женщину так, как никто другой. Ей было приятно рядом с Миланом, его присутствие внушало ей спокойствие. Любила ли она его? Нет, об этом не было и речи. 39 Наконец он нашелся: — Я… Э… я… строю себе дом в поместье. Называть поместьем небольшой участок земли, принадлежавший Милану и его отцу, было слишком, но Елена вежливо ответила: — Да ну? — Да, мне показалось, что наш дом будет маловат, когда я женюсь и обзаведусь большой семьей. Да и корову еще одну завести не помешает. Тут он безразлично добавил: — И, может быть, парочку коз. Елена спрятала улыбку. — Как здорово, — сказала она. — Так значит ты… собрался жениться? Милан покраснел. — Да, время пришло. Мне уже двадцать пять, и хозяйству нужна женщина. — Может быть, и тебе тоже? — Да. И мне тоже. Она нагнулась и сняла несколько травинок, налипших на ее мягкий кожаный сапог. — Ты… уже, должно быть, сватался? Он тоже не решался поднять глаза. — Ты же знаешь, что нет, Елена. Она прекрасно понимала, почему он не делает ей предложения. Беседа становилась все более натянутой, поэтому она вскочила. — Смотри-ка, одна коза куда-то пропала! Только что обе козы паслись рядом, а сейчас одна из них просто зашла за куст с желтыми цветами, так что повод прервать разговор был сомнительным. Но Милан ее понял, а так как сказать ему было больше нечего, продолжение разговора оказалось бы в тягость обоим. Милану и в голову не приходило взять ее за руку или поцеловать. В этой местности репутация была для девушки превыше всего. Он тоже поднялся. — Ну что ж, пойду дальше. Если потребуется моя помощь, ты только скажи, Елена! — Спасибо, скажу. Оба прекрасно понимали, что она никогда не осмелится о чем-то попросить его. — А ты придешь на праздник урожая? Она неуверенно улыбнулась. — У меня есть только это платье. Не думаю, что мне стоит появляться в нем на празднике. — А почему бы и нет, — сказал он, сам не веря в то, что говорит. Ему ведь тоже не хотелось, чтобы она подверглась насмешкам. — В один прекрасный день, Елена, я куплю тебе новое платье. На ее лице отразился страх. — Нет, ты поняла меня неправильно! Но ведь своей собственной жене новые одежды покупать можно, не так ли? С этими словами он ушел, прежде чем она успела ответить или смутиться. Он ведь был деликатным человеком, этот добрый Милан. Елена долго провожала его взглядом, следя за тем, как он то появляется, то исчезает между скалами и кустами на пути вниз, к деревне. Она не боялась жить одна в своем крохотном разваливающемся домике. Мужчины Планины соблюдали моральные устои, предписываемые религией и строгим воспитанием. В Планине не было так называемых «плохих» женщин. Здесь неукоснительно соблюдались заповеди Господни. С другой стороны, она боялась «ночного странника» больше, чем остальные. Во-первых, потому что она жила одна на самом краю деревни, а во-вторых, потому что ее дом стоял близко к тому месту, где его чаще всего видели: на верхушке горы к северо-западу. Сама она с ним не встречалась. Ей редко приходилось выходить в темноту. А днем его не было видно. Хотя иногда он появлялся уже с наступлением сумерек. А по ночам… Она слышала много рассказов о нем от тех, кому приходилось выходить из дому ночью. Поэтому Елена всегда очень спешила, загоняя коз домой. Милан… Теперь он казался ей маленькой точкой в самом низу склона. Если бы жить с ним в одном доме, разумеется, в его доме в деревне, она чувствовала бы себя в полной безопасности. Только вот его старому отцу она совершенно не нравилась, в этом не было никакого сомнения. Он вечно плевал ей вслед и выкрикивал оскорбления о нищенке и тому подобные, хотя уж ему-то рассуждать об этом не пристало. Елена тоже понимала, что Милан ждет своего времени. Только бы он не нашел другую! Елена вполне могла представить Милана своим мужем — собственно говоря, выбора-то у нее и не было — хотя он был далеко не идеалом. Девушки Планины не тратили зря время, предаваясь мечтаниям о сказочном принце на белом коне. В тот же день, когда Елена встретилась с Миланом, с севера к Планине подъезжал странный, разъяренный человек. Сёльве Линда из рода Людей Льда трясло от бешенства. Накануне он остановился в какой-то деревеньке, название которой было ему неизвестно. Она оказалась настоящим разбойничьим гнездом! 40 На этот раз он, наверно, проявил неосторожность, когда прятал лошадь с каретой в кустах. Быть может, виной всему был придорожный трактир у дороги, в котором он засиделся чуть дольше, чем следовало, и выпил лишнего. Ему хотелось завоевать доверие местных жителей, и он без удержу хвалил их прекрасных лошадей, которые вполне могли сравниться с венскими, да что там, были даже лучше! Уж ему-то это было доподлинно известно, ведь он сам из благородного города Вены. Но тут эти поганые деревенские оболтусы объяснили ему, что это как раз те же самые лошади. Деревня оказалась родиной липпизанской породы лошадей, которые поставлялись в самые лучшие конюшни Вены. Сёльве ненавидел, когда его ставили на место. Он заявил, что, разумеется, знает это. Хотя они ему, судя по всему, не поверили. Поэтому Сёльве был в отвратном расположении духа уже тогда, когда он только подошел к опушке леса. Худшее, однако, ждало его еще впереди. Кареты не было и в помине. Не было и лошади, хотя он ее как следует привязал. Только одну вещь воры оставили в неприкосновенности. Конечно! Клетку с Хейке. Разве странно, что Сёльве трясло от бешенства? Он мрачно посмотрел на клетку, криво прислоненную к дереву — так, как будто ее в ужасе отбросили. Мгновенно разобравшись в ситуации, Сёльве бросился бежать куда подальше от этого места. На его шею как будто набросили невидимую веревку, которая сразу стала душить его. Какое-то время он боролся, стараясь вырваться, но понимая, что это ни к чему не приведет. Он снова был во власти мандрагоры. Ему оставалось только униженно вернуться обратно. Сначала он просто стоял и смотрел на клетку, испытывая острое чувство жалости к себе, а потом резко поднял ее в воздух. — Кто здесь был? — спросил он сурово. Хейке сидел, сжавшись в комочек и не отвечая ни слова. — Отвечай, негодяй, — прорычал Сёльве и пнул клетку. — Я знаю, что ты можешь говорить. Ты что думаешь, я не слышал, как ты что-то там бормочешь на своем языке? Но ты и нормально говорить умеешь, ты же говоришь со своей проклятой куклой! Так что отвечай! Что тут произошло? Преисполненные ненависти желтые глаза смотрели на него. Собственно говоря, Сёльве ни о чем не надо было спрашивать. Он прекрасно мог представить, что произошло. Вор или воры случайно проходили мимо его тайника и увидели карету и лошадь. Потом они заглянули внутрь и увидели клетку. Наверняка их пронзил ужас при виде ребенка в клетке, с презрением подумал Сёльве, скривив губы. Быть может, они впали в сентиментальность и попытались выпустить мальчика на свободу? «Боже мой, — подумал он. — Слава Богу, они не сделали этого!» Он до смерти боялся, что парень выйдет из клетки, ему казалось, что тот уже в состоянии ему страшно отомстить. К тому же Сёльве не хотел, чтобы кто-то увидел самое позорное в его жизни — его сына. Так значит, воры видели лицо Хейке. Возможно, они заметили его любимую игрушку — мандрагору. Усмехаясь про себя, Сёльве представил, как они сложили пальцы принятым здесь образом, чтобы избежать Сатаны. А потом они отбросили клетку в траву и бросились наутек, прихватив лошадь и карету. «Сволочи», — подумал горько Сёльве. Его бешенство и разочарование нашли, как обычно, выход на безмолвном Хейке. — Я ведь мог бы показывать тебя за деньги, понял? — закричал он, как много раз раньше. — Тогда я мог бы спокойно разъезжать с тобой везде, а не прятаться в лесу, как последний бродяга, мне же до вершины оставалось совсем чуть-чуть, если бы ты не помешал! Представь себе! «Приходите посмотреть на сына Тролля! Сын дьявола с Севера! Человек-чудовище!» Неплохо звучит, а? И все смогут насмехаться над тобой и дразнить тебя! Но Сёльве знал, что он извергает пустые угрозы. Все эти планы разбивались об одно фатальное обстоятельство: у Сёльве были точно такие же, как у Хейке, желтые глаза. Людям стало бы сразу ясно, кто отец ребенка, и Сёльве бы ждали только побои и камни. Разумеется, Хейке никак не отреагировал на эти угрозы, только отодвинулся еще дальше с каким-то необычным выражением на лице. Сёльве не понял, что оно значило. Вздохнув, как страдающий мученик, он привычным движением набросил покрывало на клетку и поднял ее. Каким же тяжелым стал парень! Он не мог таскать клетку вот так, впереди себя, ведь ему ничего не было видно. Сверху не было никакой ручки, а просунуть руку внутрь, чтобы обхватить доску, Сёльве не решался, понимая, что тут же ощутит острые зубы сына. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЧЕРЕЗ ЧАС #МаргитСандему