На Дар Мора всегда стоит непроглядный туман. Да и сам Остров Счастливых Мертвых окружен плотной пеленой так, что берегов не разглядеть и не узнать, как близко ты подобрался к ним до тех пор, пока днище лодки не заскрипит, облизывая песчаное мелководье.
По легенде, туман соткан из душ мертвецов, но это не правда. Его создал Мор, чтобы сберечь благословенный покой усопших и спрятать их невинные тени от алчущего взора живых. Таких, как Килух.
Маг заметил хозяина Дара издали. Пламя факела висело в тумане, словно призрачной огонёк, то исчезая, то вновь появляясь, и подбиралось все ближе. В остальном же Килух не видел ничего дальше собственного носа. Казалось, за пределами маленького клочка земли с поваленным дубом, чей омертвелый ствол служил чародею сиденьем, мира попросту не существует.
Но иногда в тумане все же мелькали бесшумно зыбкие тени и слышалось неразборчивое эхо голосов.
“Ну, хоть что-то там есть”, – думал Килух. И эта мысль немного согревала сердце.
– Кто ты?
Чародей поднял голову. Мор, облаченный в серую, тогу стоял рядом. Лицо частью пряталось в невесть откуда падающей тени. В левой руке горел ровным пламенем факел.
– Теперь я узнаю тебя, Килух Грамматик. Совсем немногие из местных обитателей знакомы с тобой, но некоторые очень близко. Кто-то даже обязан тебе своим пребыванием здесь.
Мор сел рядом.
– Ты пришел за знанием.
Это был не вопрос. И Килух промолчал.
– Правильно молчишь. Не к чему тревожить покой мертвецов.
– Господин, как каждый, посвятивший свою жизнь Тайному искусству я…
– Тебе должно быть известно, что вчерашние собратья без колебаний бросят тебя на костер, как только весть о твоем пребывании на Даре достигнет их слуха, и ни одно слово не станет для них весомым оправданием, – Мор повернул лицо и Килух различил его равнодушные серые глаза.
– Пусть так, но мне нечего стыдиться. Я не вор.
– Это понятно. Иначе зачем бы ты стал искать встречи с тем, кого намеревался обокрасть.
Чародей напрягся, обдумывая и взвешивая каждое слово.
– Я желаю служить вам.
Мор покосился на чужака, но ничего не сказал. Поманив рукой, велел ему продолжить.
– Я не просто ищу знаний, господин, я жажду их, и ничто не способно отвлечь меня от этой жажды, хоть бы и на мгновение. Ее не утолить ни книгами, ни беседами с мудрецами…
– Не надо, – Дух небрежно отмахнулся от слов Килуха, как от назойливой мошкары. – Может быть, ты считаешь за верное обманывать себя, но меня обмануть не получится. Ты здесь не от того, что в книгах и диалогах с учеными людьми для тебя не осталось больше истин. Ты пришел потому, что, как каждый из тех, кто был на Даре до сих пор и, вне всяких сомнений, будут и после, хочешь всего и сразу. Века человеческого не хватит на то, чтобы объять весь мир. Так ты себе мыслишь.
Издалека послышался детский смех и шум возни. В бесконечной тишине острова он призрачным эхом разлетелся по округе, протискиваясь сквозь неповоротливую, грузную толщею тумана. Звуки доносились с подножия холма, на вершине которого беседовали Мор и Килух. Чародей, несмотря на налипшую на глаза сырую мглу, с трудом, но различил мелькающие чуть поодаль маленькие силуэты. Что-то похожее на салки творилось внизу.
Дух, улыбнувшись игре, встал и невесомым шагом поплыл по склону навстречу счастливым мертвым. Килух шёл за ним.
– И тем не менее, есть кое-что, в чем мне могла бы пригодиться твоя помощь, – хозяин Дара глянул на гостя через плечо и остановился.
Навстречу им из тумана выбежала тень ростом с ребенка. Ее расплывчатый силуэт выглядел как чернильная клякса на листе бумаги. Девочка, судя по призрачным очертаниям платья и развевающимся за спиной волосам, остановилась возле Мора и что-то неразборчиво сказала. Ее слова звучали как обрывки фраз или набор бессвязных звуков, точно одна их часть терялась. Килух отметил про себя, что манера девочки отдаленно напоминает беспорядочную речь глухонемых.
Дух встал на колено перед тенью, и их лица были теперь на одном уровне. Внимательно выслушав ее, он тихо рассмеялся, и девочка принялась застенчиво приплясывать и хихикать. И смех счастливой мертвой звучал столь же безумно и противоестественно, как и язык.
Хозяин Дара встал и нежно погладил девочку по голове. А она, помахав на прощанье, неуклюже убежала к подножию холма, откуда и появилась. Очень скоро туман проглотил тень. Вновь наступила тишина.
– Некогда, – начал Мор…
Она стала первой из живых, кто посетил Дар. Тогда я еще не был научен горьким опытом общения с обитателями вашего мира и не отдавал себе отчета, чем это может обернуться для меня и моих подданных.
Ее звали Грайне. На этом самом холме я заметил ее, беспомощно блуждающую в тумане, точно потерянное дитя.
Сначала я просто наблюдал со стороны. Подглядывал и прислушивался. Смотрел, как она напрасно гоняется за тенями, встревоженно озирается и уныло бродит в потемках. Мертвецы дразнили её с моего легкомысленного позволения. Ведь тогда мне было неведомо, что даже смерть не избавляет от опасностей.
Устав от шуток и игр покойников, Грайне отдыхала на стволе мертвого дуба. Я подошёл. Если она и испугалась, то не подала виду: смотрела на меня так, как смотрят на тех, кому давно пора было уже явиться.
– Тихо тут, – сказала она, кутая плечи в серый плащ и оглядываясь по сторонам. – Как ты можешь жить в такой тишине.
– Жить?
– Пребывать. Существовать. Находиться.
Она повернулась. Тоскливый взгляд скользнул по моему лицу и одеждам. Я спросил, кто она и как оказалась на острове.
– Мое имя Грайне. Твой брат привел меня. Оставил на этом холме. Наверное, в надежде, что я не отыщу обратной дороги.
– Чтобы попасть в эти земли, мало просто уснуть.
Она сбросила капюшон. На ее плечах показались светлые пряди, такие неуместные здесь, в царстве тумана и теней.
– Фоморы называют это «сувья» – глубокий сон, – пояснила Грайне, разглаживая плащ на коленках. – Подсмотрела у них. Кое-что добавила от себя, кое-чего отмела за бесполезностью. Здесь одно заклинание, там другое. Травы, свечи, отвары, зелья... Совру, если скажу, что все пошло как по маслу. Однажды я проспала двенадцать дней кряду. Чуть было не заблудилась в грезах.
– Что ты дала ему взамен?
– Сну? Не могу сказать, – бросила Грайне вызывающе.
Уверенная, она держалась так, будто ей нечего было терять. И я поймал себя на мысли, что пусть эта женщина и принадлежит миру живых, внутри она мертвее любого мертвеца на Даре. В ее голосе слышалась обреченность и безразличие, а за взглядом пряталась пустота, глубокая и всепоглощающая не в меньшей степени, чем окружающий туман.
Грайне отвернулась, устремив взор вдаль.
– Я так долго искала путь в твои земли. А теперь мне кажется, что я попусту потратила время.
Вслед за словами печаль отразилась в ее профиле. Подбородок едва заметно дрогнул. Она спрятала губы и стиснула челюсть, пытаясь унять волнение. Нахмурила брови, недовольная тем, что позволила слабости взять над собой вверх. Вскоре она вернула мне внимание. Улыбка играла на лице, но подавить тоскливый блеск в глазах ей было не под силу.
Я видел этот взгляд множество раз, проживая чужие жизни из чужих воспоминаний. Мне известно, что стоит за ним и что последует. И тем не менее, я его не понимал.
Не удивляйся. Вы, живые, думаете, что хорошо знаете меня. А между тем вашей скудной фантазии хватает самое большее на всевидящего старика, скелет с косой или кровожадное чудовище, что пожинает души, как колосья на пашне. Многие из вас считают, будто я ликую во время войн, праздную, когда по земле тлетворной поступью размашисто шагает чума и косит людей словно насекомых. Вздор. Мне это не важно.
Пусть я действительно обладаю огромным знанием, но все же остаюсь чрезвычайно недальновидным и теряюсь в сомнениях, когда дело касается общения с живыми. В особенности такими, как Грайне.
Я прожил тысячи жизней. Счета им нет. Но если и жил когда-либо в действительности, то проклятие забвения начисто выветрило и прогнало всякое, даже самое малое воспоминание о той жизни. Все мои знания мне вовсе не принадлежат. Моя мудрость – не пережитый опыт и чувства, а всего-навсего голая осведомленность о законах природы, о тайном и явном и о людях со всеми их страстями и болью.
Меня можно сравнить с книгой. На страницах этой книги есть всё, что когда-либо было записано человеком, высказано человеком, пережито им, чему он стал свидетелем, и даже каждая его мысль – страх, тайна или мечта. Мои руки помнят, как душить и лепить из глины, резать по дереву и варить яд, ткать из ветра заклинания и ласкать огонь, чтобы он служил мне. Мои губы хранят память о любви прекраснейших женщин. Моя спина знает, чего стоит получить тридцать ударов плетью, а голова – каково быть отрубленной. И несмотря на всё это, я нищий. Мнимая мудрость и голые знания не помогли мне, ведь я их не добыл, но получил даром.
После встречи с Грайне все изменилось. В соприкосновении со смертным я усвоил первый жизненный урок.
Теперь же вернемся к рассказу.
Да, она не могла скрыть печаль. Смотрела на меня в ожидании вопросов. И я не стал медлить.
– Зачем ты пришла?
Она не колебалась.
– Я ищу знаний.
– Здесь для тебя их нет.
– За мудростью к мертвецам, – так говорят.
– А ещё говорят: Мертвецу с живым толковать не о чем.
– Тогда почему ты говоришь со мной?
Я промолчал, задаваясь тем же вопросом, но ответа отыскать не смог. Наверное, мне просто стало любопытно.
– Или я умерла? Может, меня задушили во сне? Я не помню, как давно я здесь. Вечность прошла с тех пор, как Сон привел меня на этот остров, или только мгновение? – Грайне пристально посмотрела на свои руки.
– Ты не заметила бы разницы, – я сел рядом. – Ты видишь тени в тумане?
Она кивнула.
– Ты видишь их, потому что твоё место не здесь, не среди нас, но среди живых.
– А кого видишь ты?
– Счастливых мертвых.
Я встал и позвал ту самую девочку, что подбегала к нам до того, как я начал свой рассказ. Помнишь ее? Она откликнулась на мой зов, и вскоре появилась перед Грайне, пытливо её разглядывая.
– Кто это? – спросила девочка.
– Она спрашивает, кто ты.
Грайне встала, не сводя глаз с призрачной тени перед собой, завороженная и очарованная ее близостью. Тогда я не понимал чувств, испытываемых ею в тот миг. Я думал, волнение Грайне вызвано соприкосновением с потусторонним миром.
Она осторожно протянула руку к девочке, но та отстранилась.
– Она тебя не видит, – объяснил я. – Вернее, видит то же, что и ты: просто тень.
Грайне повернулась ко мне. Ее зеленые глаза блестели, но блеск их был лишен прежней тоски.
– А что ты видишь?
– Я вижу светлые волосы и печальный взгляд. Подернутые румянцем щеки на бледном лице и темно-алые от холода губы.
Несколько смутившись, она кивнула на девочку.
– А ее?
– Если ты о том, вижу ли я перед собою тень, то нет. Лишь раскрасневшегося от беготни и игр ребенка. Не бойся ее, – наклонился я к призраку и пообещал: – Она не причинит тебе вреда.
Девочка с сомнением посмотрела на гостью, заламывая руки в нерешительности, а затем потянулась к ней и осторожно потрогала пальцами ее плащ.
– Какой мягкий, – сказал она и, позабыв о скромности, оттянула подол и прижалась к ткани щекой.
Грайне медленно опустила свою ладонь на волосы девочки и стала нежно поглаживать призрачные локоны. Полностью поглощённая происходящим, она вверила тени все свое внимание.
Я не вмешивался, просто наблюдал, как взволнованно дрожат ее пальцы и губы, и она поджимает последние в попытке унять трепет. Как неведомым мне огнем горят ее глаза. Грайне наклонялась все ближе к девочке, и я расслышал ласковый шепот на древнем мертвом языке, но не разобрал слов, ведь единственное, что в тот миг я находил достойным своего внимания, было ее лицо.
Девочку крикнули, и та, резко повернувшись, стряхнула с головы пальцы Грайне. Друзья звали играть. Вприпрыжку мертвая умчалась в туман, а Грайне так и осталась в сгорбленной позе, провожая тень остекленевшим взглядом. Длинные белые пальцы ее застыли там, где еще мгновение назад под ними развевались призрачные локоны. На приоткрытых устах замерли оборванные на полуслове стихи.
– Ты не найдешь здесь то, чего ищешь, – сказал я мягко.
– Я хочу служить тебе, – хрипло прошептала она.
– Что?
– Позволь мне служить, – повторила Грайне тверже и выпрямилась передо мной. Высокая и сильная.
– Никто мне не служит, поскольку я обладаю всем, что нужно, и ничего не могу предложить взамен.
Я повернулся и зашагал прочь, давая ей понять, что наша беседа подошла к концу.
– Не отказывай мне! – с жаром воскликнула Грайне. Но этот ребяческий вызов остался без ответа.
Я ушел, бросив ее на холме. Очень скоро и она покинула его и долгое время блуждала по острову, отыскивая путь, которым пришла. Будет наглой ложью, если я скажу, что не следил за ней. Неправдой будет и то, что я якобы не направлял ее.
Я попросил мертвецов проводить Грайне, указать ей путь через туман, как освещают дорогу факелом в сумерках. Она не сразу доверилась им, думая, что те, напротив, пытаются запутать, завести в дебри, откуда она уже не сможет выбраться. Но бессмысленно побродив по бесконечным холмам и долинам, нарезая круги и всякий раз возвращаясь к палому дубу, она все же вверила свою судьбу в руки призракам.
Они мелькали впереди, зазывая Грайне и маня за собой, пока не вывели сквозь гряду высоких кипарисов к морю, где на песчаной гальке ждала ладья. На ней она приплыла к берегам Дара вместе со Сном, на ней же отправилась обратно.
Проводники вернулись к своим нехитрым развлечениям, а я, прячась в тени деревьев, наблюдал, как первый живой, посетивший Остров Счастливых Мертвых, уплывает за горизонт, к Острову Блаженных Спящих и оттуда в Явьмир – Земли Несчастных Живых.
Я следил до тех пор, пока лодка не растворилась в пелене тумана. И после этого внезапно для самого себя почувствовал, как печаль навалилась на мои плечи, и горечь от расставания растревожила сердце, не ведающее до тех пор подобных мук.
Все мы на этом острове дети. И до того дня я был самым невинным из нас.
– Она вернулась?
– Да, – глаза духа полыхнули огнём и тут же спрятались в черной тени. – Грайне часто гостила в моих землях. Мы много времени проводили вместе, и вскоре она стала служить мне, как того и желала.
Килух молчал. Он знал, вернее, был весьма наслышан о женщине из рассказов Мора.
Она считалась первым вампиром, одной из немногих, кому удалось обмануть смерть, и основоположницей некромантии. Нет такого места в Явьмире, куда бы не доходили леденящие кровь истории об ужасных деяниях Грайне. В Вольных Городах она – Грайнис Кровопийца. На Изумрудном острове Иннишфри и Эгвинтирском архипелаге – Галайн Бессмертная. В Валькаре и Луноморье она – чудовище из сказок, колдунья и людоедка Граша, что заманивает детей в свое логово. В Донмаке, Фергаре, Фердиаде, Монремарке и других западных княжествах люди и вовсе стараются лишний раз не произносить ее имя из страха навлечь беду или, еще хуже, обратить на себя внимание колдуньи.
– Ходят слухи, что у нее есть некий артефакт, позволяющий…
– Слухи правдивы, – перебил Мор. – Я поведал ей о нем и помог создать. После этого она могла приходить и уходить в любое время, без надобности впадать в сувью и иметь дела с моим братцем. А потом, много позже, я встретил мертвеца, страшно покалеченную душу, и, заглянув в воспоминания бедняги, узнал, что его убила Грайне. Выпила досуха. Но еще хуже было видение странного ритуала, который она пыталась над ним провести. Душа этого человека едва не стала заложником филактерия. Но он был далеко не последним.
Сквозь туман слабо проступали черты приземистой хижины. Килух не заметил, как по мере рассказа они все дальше уходили от холма с поваленным дубом и теперь оказались в глубокой долине. По краям возвышались голые скалистые склоны, по дну змеился тонкий ручей. Мор указал факелом вперед, и мгла потеснилась, образуя вокруг избы ясную поляну.
– Грайне гостила здесь. Пройдём, – и, не дожидаясь ответа, дух зашагал к хижине.
Тоскливо скрипнули ржавые петли. Под полом шумно заерзали мыши. Пауки и сороконожки разбежались по углам. Но внутри оказалось уютно, пусть и половину дома занимала алхимическая лаборатория.
– Это все ее проделки, – Мор кивнул в неопределенном направлении. – Мыши и насекомые, шорохи, запахи. “Как дома”, – смеялась она и колдовала. Строила формулы, смешивала зелья, вырезала руны и сигилы. В общем, здесь было ее рабочее место. Теперь оно твое.
Дух оставил факел у входа, прошел вглубь комнаты, сел за пыльный, заваленный бумагами и свитками стол.
– Ты должен вернуть ее, Килух. Раз и навсегда.
В той части Явьмира, где на востоке волнами накатывают жёлтые хребты Валькарского мелкосопочника, на степи Вольной равнины, а на севере сплошной стеной стоят дремучие леса Фоморской тайги, раскинулись болота древнего могильника: кощной, издревле известной как Ярмов Морок.
Легенда гласит, что великан Ярм, брат короля Вечноночи, из зависти и властолюбия поднял мятеж в попытке узурпировать трон. Война была долгой и проходила с переменным успехом. Страна разделилась на две враждующие половины.
Прошло много лет с начала восстания. Ни одна из сторон не могла добиться решающего преимущества. Наступило затишье. Тогда-то, во время перемирия, король был вынужден отлучиться из столицы. Уезжая, он взял с Ярма клятву не нападать до его возвращения. Но узурпатор обещание не сдержал. Он осадил, а затем сжег и разрушил главный город Вечноночи, а семью старшего брата увез в свою ставку, где позже умертвил. Вернувшись, убитый горем король собрал огромное войско и, сметая всё на своем пути, огненным смерчем прошелся по землям, поддержавшим мятежника, и в решающем сражении разбил армию Ярма.
Предатель с дружиной верных ему воинов бежал через море в страну фоморов. Но гонимый местью король шел за ним по пятам, пока не настиг в северных топях. Он казнил воинов Ярма, всех до единого. Сотни кольев и по сей день торчат из болот, как стволы деревьев, но вместо ветвей на них колышутся на ветру белые кости великанов, и черепа их стучат и скрипят зубами, поднимая над топью замогильный скрежет. Самого мятежника король не стал сажать на кол, но долго мучил и сжег заживо, собрав огромный костер в самом центре болот. Чтобы даже за морем, в Вечноночи каждый мог видеть пламя, в котором сгинул предатель.
С тех пор земли массовой казни считаются гиблым местом, и густой туман окутал их седой пеленой. Фоморы туда не суются, не говоря уже о людях, и рассказывают, что в Ярмовом Мороке водятся жуткие твари и плетут свои гнусные чары чернокнижники и некроманты. Именно там, в руинах древней, неизвестно когда и кем построенной крепости, скрывается Грайне.
Килух чувствовал себя неважно. В горле першило, голова раскалывалась, все тело до самых костей бил озноб. Но он был не один, и это знание кое-как да согревало. За годы службы Мору вокруг чародея собралась группа учеников и соратников. Все они, умелые колдуны и опытные воины, присягнули на верность хозяину Дара.
– Я собираюсь создать орден ваших последователей, – объявил Килух духу несколько лет назад, на что тот пожал плечами.
– Если это поможет найти Грайне. Пусть.
Тогда чародей с трудом скрыл обиду и зависть: “В отличии от нее, я не более чем инструмент. И надобность во мне отпадет, как только задание будет выполнено”.
А будет ли?
Сейчас Килух не был так уверен в успехе миссии, как когда дело ограничивалось бесплодными изнурительными поисками. Встреча с могущественной чернокнижницей казалась чем-то немыслимым и бесконечно далеким, недосягаемой целью всей жизни, если угодно. В конце концов, ему ли тягаться с ней? С колдуньей, поднимающей тела из могил по мановению руки. Чудовищем, сосущим кровь из живых. С пожирательницей душ. Мор рассказывал, она похищала мертвых с Дара. Заманивала их в свою хижину, заключала в филактерии, уносила с острова и заставляла служить или использовала в пищу.
– Душеед, – прошептал Килух и слово пепельным привкусом осело на языке.
Отряд пробирался утлой тропой. Впереди шел пожилой фомор-проводник. Уродливый горб прятал под собой сутулые плечи и острый затылок и маячил чуть дальше по мокрой дорожке, наклоняясь из стороны в сторону, как поплавок на волнах. Изредка старик останавливался, ворча что-то под нос и загибая корявые пальцы, а затем вновь продолжал путь.
Килух первым следовал за ним.
– Долго нам ещё?
– Не долго, – всякий раз отвечал фомор. Но конца тропе все не было видно.
А вокруг то и дело мерцали призрачные огни и проступали в топкой мгле огромные силуэты мертвых великанов. Иногда костяки появлялись совсем близко, будто любопытно выглядывая из тумана. Они зловеще нависали над воинами и сверлили их тяжелым взором пустых глазниц. Рассматривая скелеты, Килух думал, куда после смерти отправились их души? Ведь за все годы, что гостил на Даре, ни одного великана он там не встретил.
Оглядываясь по сторонам, чародей всё чаще ловил себя на мысли, что окружающий пейзаж отчётливо напоминает Остров Счастливых Мертвых с его густыми туманами и зыбкими тенями.
Проводник вновь остановился, да так резко, что пребывающий глубоко в своих мыслях Килух чуть было не налетел на него. Фомор оглянулся через плечо и скорчил недовольную гримасу.
– Назад, – проворчал он.
– Ну что опять? – отступая, прошипел чародей.
Он расслышал ропот сподвижников. Те стояли в нескольких шагах позади. Повернулся. «Мы заблудились», – в тревоге шептали одни. Другие пытались шутить, а третьи мрачно всматривались в туман, держась за рукоятки клинков.
– Стать здесь. Не шуметь, – сказал фомор и, чуть пригнувшись, бесшумно зашагал по тропе.
Килух терпеливо ждал, не спуская взгляда с проводника, хотя каждая частичка тела кричала о бегстве. Он разозлился на себя за малодушие и в гневе стиснул кулак, до крови впиваясь в ладонь длинными ногтями. Помогло.
Краем глаза чародей заметил движение: за пределами тропы мелькнула тень. Или показалось? Мало ли что может скрываться там, в тумане. Зверь какой или птица… Но даже если чудовища из фоморских баек, то пусть. Килух страшнее и сильнее любого из них.
Время шло. Проводник впереди принюхивался и прислушивался к тишине. Он держал руку над головой, призывая не двигаться с места, и Килух, теряя остатки терпения, уже хотел подойти и потребовать разъяснений, но замер. По спине волной пробежала дрожь. Тревожное предчувствие овладело им: что-то не так было в позе фомора. В ней сквозило смертельное оцепенение.
Проводник вытянулся в струнку, позабыв о тяжести горба и высоко задрал подбородок. Руки старика безвольно повисли вдоль туловища.
– Так вот значит, ты какой, – громко прорычал он, разрывая мертвенную тишь болот. Но в этом крике был различим и второй женский голос, – Колдун, что вознамерился убить меня.
Килух услышал лязг клинков. Соратники все как один встали за спиной чародея, ощетинившись копьями и мечами.
Фомор повернул к ним бледное лицо. Глаза, покрытые бельмом чар.
– Килух, – рассмеялся он, – мальчик на побегушках.
Проводник неловким движением достал из-за пояса длинный кинжал и приставил лезвие к собственному горлу. К нему вернулось сознание, но тело все еще находилось в чужой власти. Взгляд прояснился, и в нем застыл ужас.
– Напрасно ты согласился привести их ко мне, старик! – рявкнул фомор и принялся пилить кинжалом под кадыком.
По щекам проводника потекли слезы. Из раны на горле хлынула алая кровь. На лице застыла жуткая улыбка, но губы дрожали, едва не сползая в скорбную гримасу. Ноги тряслись в дикой пляске, точно деревянные конечности марионетки из кукольного театра.
Вскоре глаза фомора закатились, челюсть отвисла, но он продолжал резать с ещё большей силой. Послышался скрежет. Это лезвие дошло до шейных костей. Марионеточный труп проводника поднял вторую руку и со звонким шлепком опустил пятерню на макушку. Мертвые пальцы вцепились в волосы и потянули вверх. Спустя мгновение голова с мерзким звуком отделилась от шеи. Рука опустилась вдоль туловища, держа ее за грязные космы, словно мешок. Челюсть фомора отвисла, но опухшие губы все еще шевелились.
Хмарь сгустилась гуще прежнего, и с последним отзвуком казни воцарилась гробовая тишина. Килух не слышал даже собственного дыхания, будто и не дышал вовсе, не чувствовал присутствия соратников, точно позади никого не было, и он остался один в этих мрачных болотах, с глазу на глаз с чудовищем, притаившемся в тумане. В голове с раздражающей настойчивостью крутилась одна и та же мысль, не дающая чародею покоя с самого начала путешествия. «Может быть, я уже мертв, но попал не на тот остров», – подумал он.
Килух крепче сжал посох в левой руке.
– Я убью всех вас, – замогильным шепотом объявили уста мертвого фомора. – А после вы станете моими рабами.
Труп-марионетка размахнулся и швырнул собственную голову в Килуха, но чародей, ловко вынув меч из ножен, на лету разрубил её пополам, точно дыню. Поднялись леденящие кровь вой и рык. Из тумана вышли зомби – слуги Грайне. Волоча за собой полусгнившие тела, они слепо неслись вперёд и бросались на воинов, пытаясь вцепиться им в глотки.
Воцарился хаос, и в сгустившейся мгле едва можно было отличить врага от друга. Только благодаря опыту и тренировкам отряду Килуха удалось сгруппироваться, построившись в кольцо плечом к плечу, и успешно отражать орды нападавших.
– Надо добраться до Грайне! – крикнул чародей, но голос его потонул в шуме битвы.
Он отступил в центр круга и поднял посох, плетя заклинание. Но слова застыли на губах, когда над воинами из белесой пелены показался череп великана. Громадный костяк выступил из тумана, возвышаясь в три человеческих роста. Из груди скелета торчал кол: тот волочил орудие казни за собой, оставляя глубокую борозду и сшибая с ног бегущих зомби. Воины вскричали от ужаса. Килух не успел ничего сделать.
Первым же ударом гигант отправил в полет двух бойцов и растолкал рядом стоящих. Образовалась брешь, и в нее хлынула нежить. Поднялась суматоха. Чародея сбили с ног свои же. На грудь взобрался обезглавленный труп фомора, придавливая весом к земле. Кровь из алеющей раны лилась на лицо Килуха, корявые пальцы тянулись к горлу. Произнесенное на выдохе заклинание отбросило мертвеца, как пушинку. Колдун вскочил на ноги. Ярость клокотала в груди, легкие полыхали огнем. Он вновь поднял посох над головой и, дочитав чары, с силой ударил нижним концом оземь. Из-под ног вырвался шквал ветра и неудержимой волной, отбрасывая врагов, но не трогая соратников Килуха, прокатился вокруг. Туман поредел. Грайне стояла невдалеке в темно-зеленом плаще и алом шапероне. Ничто в ее облике не выдавало чудовищной природы, словно она была самой обычной женщиной.
– К ней! – скомандовал Килух, и остатки отряда бросились к ведьме, но путь им преградил скелет великана.
Он грозно и неуклюже размахивал конечностями, пытаясь не подпустить воинов к хозяйке, пока та убегала дальше в туман.
“Медлить больше нельзя”, – мелькнула мысль. Чародей крепко схватил посох обеими руками, и гигант замер, забился дрожью. В костяной ладони он держал одного из воинов, схваченного мгновением ранее, и теперь все сильнее сжимал пальцы. Бедолага корчился, извивался в тисках, покрывая округу безумным воплем.
«Очень жаль», – подумал чародей и повел посохом в сторону. Невидимая сила потащила скелета в том же направлении. Произнеся заклинание, Килух перекрутил древко в ладонях, как будто пытался выжать из него воду, и кол, торчащий из груди великана, с грохотом переломился пополам. Хребет треснул в пояснице. Зубовный скрежет перерос в режущий слух визг, и гигант, сложившись в две погибели, свалился в трясину.
Позади послышался топот и вой недобитых зомби. Отряд развернулся, встречая нежить. Но Килух поспешил в туман вслед за Грайне.
Он бежал по едва различимой тропе и, кажется, угадывал впереди темный силуэт ведьмы. Тень то появлялась, то исчезала, будто играя и заманивая все глубже в сизый сумрак. Но чародея это ни капельки не смущало.
Пятки скользили по влажной земле, местами утопая по щиколотку в топких лужах. Но он не обращал внимания на усталость. Все тело изнывало от боли. Голова раскалывалась, будто по макушке прошла широкая трещина, а в виски вбиты гвозди. Но Килух не останавливался ни на мгновение.
Вскоре последние отзвуки боя, оставленного позади, потонули в тумане, и тропа незаметно выскользнула из-под ног. Или, может, она давно иссякла, упершись в болота? Но день все длился. Вечер не наступал. По крайней мере, этого нельзя было понять, ведь густая хмарь надежно прятала топи как от солнца, так от луны и звезд.
Килух устал. Он шел, едва волоча за собою ноги, и был готов упасть без чувств, но опирался на посох. Теперь Грайне мерещилась повсюду. Она мелькала то слева, то справа, то вырастала молчаливой тенью за спиной, то медленным шагом прогуливалась где-то впереди, маня за собой.
Влажную болотную почву сменил травянистый луг, и идти стало легче, хотя путь вел в гору. Взобравшись на вершину сопки, Килух присел отдохнуть на большой серый валун. Он осмотрелся. Местность показалась знакомой. На той стороне холма склон был круче, каменистей и скатывался в глубокую долину. До слуха донесся тихий плеск воды, а потом он заметил Грайне. Кутаясь в плащ, она брела вдоль ручья по дну теснины.
Чародей хотел крикнуть ей вслед, но вместо зова из горла вырвался хриплый нечленораздельный стон. Голос не слушался. Он поднялся не без труда и побежал вниз по склону, поскальзываясь на острых камнях и едва не падая. Но выручал посох.
Спустившись, Килух потерял ведьму из виду. Но казалось, что не туман тому виной, а глаза покрылись слепящим бельмом. Чародей попытался вспомнить, когда в последний раз видел солнце или луну, зеленые луга и синее море, пестрые ярмарочные палатки и мозаичные витражи храмов. Но не смог. Воспоминания уплывали прочь, как маленькие бумажные корабли, все дальше, пока не исчезали под речной рябью. Сколько он уже бродит по этим холмам и долинам? Сколько времени прошло с тех пор, как он оставил за спиной соратников? Сколько дней он преследует Грайне? Ничего. Все, что он помнил – туман.
Где-то впереди скрипнула ржавыми петлями дверь, и Килух различил очертания хижины. За мутным стеклом в окошке мерно горела свеча. Он подошел к порогу, стукнул посохом раз-другой и удивленно взглянул на него, пытаясь припомнить, зачем носит с собой палку. В итоге решил, что, верно, очень стар и не способен ходить без помощи “третьей ноги”.
«Может, в этом доме найдется зеркало, – подумал чародей. – Хочу посмотреть, как я выгляжу».
Ему открыла женщина в плаще и алом шапероне. Из-под головного убора на плечи падали светлые волосы. На красивом лице дружелюбно мерцали умные зеленые глаза.
– Здравствуйте, – улыбнулась она. – Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Да, – просипел Килух и откашлялся. – Не подскажите, где это я?
Ее брови удивленно поползли на лоб.
– На острове.
– Что за остров?
Хозяйка хижины тихонько рассмеялась, но сразу же спрятала уста под ладонью и извинилась.
– Почему бы вам не зайти? Вы, наверное, продрогли до костей. Здешние туманы очень… густые. Не удивительно, что вы заблудились.
– Заблудился? Да, похоже на то. Но я не помню, куда шёл.
– Всё хорошо. Вы уже пришли.
– Да? Я шёл сюда?
– Верно. Я ждала вас.
Женщина поманила внутрь, и Килух, едва волоча за собой тяжелые ноги, почти переступил через порог, когда почувствовал сильное жжение в области шеи, словно от укуса. Он пошатнулся и оперся плечом о дверной косяк.
– Что с вами?
Чародей ничего не ответил. Он притронулся рукой к шее, там, где боль ощущалась сильнее всего, и затем посмотрел на пальцы. На них была кровь.
Женщина ахнула.
– Заходите скорее, я вас перевяжу! Наверное, вы упали и поранились.
Килух поднял взгляд на хозяйку: губы, щеки, подбородок ее тоже были перепачканы в крови. И тогда память вернулась к нему.
Он открыл глаза, с них спала непроницаемая пелена заклятия. И увидел перед собой бурую грязь болота. Грайне сидела на спине чародея, присосавшись к нему, словно пиявка. Шея горела огнём. Невыносимый жар поднимался к голове, врезаясь в мозг раскаленными иглами.
С отчаянным криком Килух потянулся рукой через плечо, схватил ведьму за волосы и сбросил с себя. Истекая кровью, отполз в сторону, туда, где, как он помнил, уронил посох после нападения. Как это случилось? Она усыпила его бдительность чарами? Проклятый туман!
Он шел за Грайне через молочную мглу, но потерял из виду. А та притаилась, как змея, в высокой траве, выжидая. Он не слышал ее, но только глубже заходил в топи, пока не иссякла тропа, и тишина морока не заложила уши. Уставший, испуганный, растерянный. Тогда она нанесла удар, напала на него со спины и сбила с ног. Впилась клыками в шею, пустила отраву по венам, и та, словно цепью, сковала Килуха по рукам и ногам, окунула в предсмертные грезы…
Но Мор это предвидел.
– Укус Грайне ядовит. Он обездвиживает и погружает человека в глубокий сон, позволяя ей спокойно выпить жертву досуха. Но она с этим ядом не родилась, как ты понимаешь, а сотворила здесь, в своей хижине, прямо у меня под носом. В ее лаборатории ты найдешь все, что нужно.
И Килух взялся за дело. Следуя записям Грайне, он воссоздал яд и годами принимал его, постепенно увеличивая дозу. Со временем тело и разум чародея стали менее восприимчивы к отраве, и этого хватило, чтобы не умереть.
Зажимая одной рукой рану на шее, Килух судорожно нащупал посох. Грайне вскочила на ноги и, как тигрица, бросилась вперед, на жертву. Налитые кровью глаза ведьмы сверкали, словно драгоценные камни, широкий оскал разрезал лицо надвое, и зубы издавали кошмарный скрежет.
Чародей взмахнул посохом…
На Дар Мора всегда стоит непроглядный туман. Да и сам Остров Счастливых Мертвых окружен плотной пеленой так, что берегов не разглядеть и не узнать, как близко ты подобрался к ним до тех пор, пока днище лодки не заскрипит, облизывая песчаное мелководье.
По легенде, туман соткан из душ мертвецов. Но это не правда. Его создал Мор, Первый покойник, хранитель знаний и память мира.
Дух гулял по вверенным ему землям, когда заметил: кто-то сидит на поваленном дубе на вершине холма. Но хозяин Дара не спешил и не испытывал особого желания заводить новые знакомства. По привычке он ходил вокруг, дразня гостя мерцанием факела. Он медлил.
Может, не хотел разочароваться или, напротив, боялся встретить того, с кем отчаянно искал новой встречи. Как бы то ни было, любопытство возобладало.
Мор неслышно поднялся по холму. Подошел к мертвому дубу.
– Кто ты? – спросил.
Гость повернулся. Это была Грайне. В руке она сжимала небольшой окровавленный мешок.
#МаксимИшаев


Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Комментарии 2