Ложь во спасение

— Пойдём, что ли, поймаем последнее солнышко! – сказал Владимир Петрович жене, споласкивая чашки от утреннего кофе.
— Конечно, пойдём! Погодка-то сегодня славная! – улыбнулась Валентина, отложив журнал по вязанию. Успеет ещё изучить рисунки и схемы, впереди зима — вон, какая длинная.
Владимир помог накинуть жене куртку, и супруги отправились гулять в ближайший парк.
Тот осенний денёк выдался очень приятным. Было тепло, легкий ветерок шевелил яркие кроны деревьев, которые сыпали золотом и медью. Желающих поймать последнее солнышко оказалось предостаточно. Супруги еле нашли свободную скамейку и с блаженством вытянув ноги, подставили лица ласковым лучам. Разговор шёл вяло.

Погребённые в тумане

Туман… Сплошной седой туман поглотил донскую станицу. Белой шубой покрыл он осыпающийся берёзовый лес, густым одеялом расползся по жухлой степи. Островерхие крыши домов сонно плыли в белой пелене, словно одинокие льдины, разрезающие зеркальную гладь реки. Ничем не примечательный хутор был придавлен к земле холодной сырой хмарью, будто плотным войлочным одеялом. Она спрятала от людей солнце, загнала их в дома, оторвала друг от друга. Толстыми клубами вился туман по разбитой дороге и норовил ворваться в чей-либо курень. Он бродил вдоль стен, подгоняемый осенним ветром, протискивался сквозь редкие прутья невысоких изгородей, заглядывал в незашторенные окна. Туман словно же

Крепкое словцо

-Ой, Полюшка, да в этом дому сколь себя помню, отродясь ни у кого ничего не росло. До вас Абрамовские жили, тоже всё покупали, и картошку, и моркошку. До Абрамовских бабка Ивахина с сыном жили, и тоже вместо картохи один горох урождался. Мы с дедом не знали, куда девать эту картошку, крупная, одна к одной, а у них горох горохом. Да много жильцов ваш домик на своём веку повидал, и все разные. Когда я ещё девчонкой была, тут бабка Климошениха жила. Вот с неё то видать всё и началось.
Вот веришь ли- вроде смотрит на тебя, улыбается, а в глазах такой холод стоит, аж мурашки по телу бегут. Мне тогда казалось, что она всегда старая была. Что девчонкой я босоногой бегала, что жених

Зона отчуждения

Четырнадцатый тупик носил гордое имя «улица Железнодорожная», а четыре вагона сизо-зеленого цвета звучно именовались домами.
Николай жил в последнем вагоне, загнанном в тупик до упора. Там скапливалась вся грязь, а осенью тропинка вдоль вагонов, на которых вместо «Москва – Уфа» значилось «ул. Железнодорожная», превращалась в небольшое болото. В мутные окна просвечивали номера «домов».
Николай поднялся по скрипучим ступеням деревянного крыльца и вошел в свой тамбур. Во второй половине вагона, куда вел противоположный тамбур, жил его школьный друг Петр, который постоянно заходил в гости после работы.
Николай закрыл за собой дверь, разулся и прошел в «квартиру» – половину ва

Они приходят с туманом

Ксор не помнила, как оказалась одна посреди карантинной зоны, но чувствовала, что живой ей отсюда не выбраться. На лес опускался токсичный туман, но яд в нём был не самым страшным. С туманом всегда приходили они. Из глубин мрачной чащобы, всегда окутанной влажным сумраком, до неё уже долетали их скрежещущие вопли, постепенно переходившие в леденящий кровь вой.
Ксор бросилась бежать.
Вокруг, недружелюбно шелестя резными листьями в синих прожилках, угрожающе раскачивались причудливые деревья с гибкими спиралевидными стволами, хотя никакого ветра не было и в помине. Хищные цветы на толстых высоких стеблях с огромными махровыми лепестками жадно протягивали к ней свои ли